– Леди Виржиния простила мужа, и мне придется последовать ее примеру. Мой дед рассказал ей о своем первом романе еще до того, как они поженились… Он стыдился своего поступка, но клялся, что понял, чей сын мой отец, лишь позже, когда это стало ясно всем.

– Ты знал, что леди Виржиния приезжала ко мне? По-моему, она была не из тех, кто умеет просить; она приказала мне смириться и простить твои грехи – и настоящие, и вымышленные. Я отказалась ее слушать. Теперь я понимаю, что она, должно быть, опиралась на собственный горький опыт, хотя тогда я была уверена: такая легендарная красавица, как она, могла не бояться соперниц. Наверное, после того, как выяснилось, что у мужа есть внебрачный сын, леди Виржиния доставила ему немало неприятных минут, прежде чем позволила снова обожать себя! Особенно если учесть, что своих детей у них не было.

– Калли, я не знал, что она разыскала тебя и прочла одно из своих дьявольских наставлений! Она ни разу не признавалась, что встречалась с тобой лицом к лицу.

То, что его покровительница и приемная бабушка попыталась их помирить, стало для него очередным ударом. Леди Виржиния любила его, несмотря на то что к тому времени, когда они получше узнали друг друга, он всячески отталкивал от себя всех, кто пробовал приблизиться к нему. Леди Виржиния величественно игнорировала все барьеры, которые он, потеряв Калли, воздвиг на пути людей, способных его полюбить.

– За спиной меня называют ловким адвокатом, но я оказался настоящим идиотом, потому что не подозревал, что твоя тетка ворует наши письма! Лишь приехав в «Кейтерет-Хаус», я понял, что дела обстоят совсем не так, как мне представлялось. Я думал, что непоколебимое молчание было твоим ответом на мои мольбы о примирении – на любых условиях. Мне казалось, что так ты давала мне понять, что не имеешь никаких намерений прислушиваться к моим словам, особенно после того ужасного письма, которое ты послала мне через моего тогдашнего работодателя, мистера Пулсона. В нем ты просила передать мне, что я больше никогда не должен вступать с тобой в переписку. Тогда я понял, что никакой надежды для нас с тобой нет.

– Гидеон, ничего подобного я не писала, клянусь! После нашего разрыва я долго мучилась и чувствовала себя преданной. Но уверяю тебя, я бы в любом случае читала твои письма и, скорее всего, отвечала бы на них. Я думала, что ты не отвечаешь на мои письма, потому что хорошо устроился в Лондоне с какой-нибудь легкомысленной молодой женщиной, с которой тебе удобно, в то время как я причинила тебе только печаль и сердечную боль. Похоже, мне в самом деле следовало послушать леди Виржинию! – ответила Калл и.

Гидеон закрыл лицо руками. Как мог он поверить в ее холодную ненависть, в то, что он – ее злейший враг, как было написано в том письме?!

– Значит, если бы все было, как ты в тот день подумала, и я в самом деле изменил тебе с падчерицей твоей матери, ты в конце концов простила бы меня, да? – опрометчиво спросил он, хотя внутри все скрутилось в тугой узел, пока он ждал ее ответа. – Я идиот, что даже спрашиваю о таком, – заключил он, поняв, что Калли слишком долго молчит для положительного ответа.

– Могу попробовать, – наконец ответила она.

Снова половинчатый ответ! С какой стати ей прощать столь непростительный поступок? И почему он не довольствуется половинкой вместо целого – после всего, что случилось в прошлом? Гидеон вскочил и поспешно вышел. «Я должен, Калли», – бормотал он, шагая к озеру. Вскоре он бросился в ключевую воду и поплыл. Вода смывала боль, усталость и чувство утраты. Он не машина, он не может освободиться от своих чувств, по крайней мере сейчас. При виде Калли он ни на миг не забывает о том, что он – мужчина и ее муж. Боль от того, что она отвергала его, хотя он желал ее, отчаянно нуждался в ней, била его по голове, словно молот Одина.


По-настоящему благовоспитанная леди, которую бросил разъяренный муж, ушла бы в постель и демонстрировала изящную усталость, пока он не запросил бы прощения. Калли бросилась за мужем, но вскоре заблудилась в лабиринтах старого парка и элегантных лужаек и поняла, что ни за что не найдет Гидеона, пока он сам не захочет найтись. Во всяком случае, она не сможет его находить до тех пор, пока не ознакомится с поместьем получше. К счастью, огромный дом был виден издалека – его трудно было не заметить. Калли взошла на террасу, прошла в библиотеку и, задыхаясь, допила еще теплый чай.

Гидеон – тот мужчина, по которому она томилась каждой клеточкой кожи! Ей так его недоставало… Она желала его так сильно, что больно было отказывать ему в том, что она не давала ему много лет. Но несмотря на то что она тосковала по нему всеми фибрами души, именно сейчас она не могла допустить, чтобы с ее губ слетел положительный ответ. Будь сейчас рядом с ней леди Виржиния, та наверняка высказала бы женскую точку зрения на сложившуюся ситуацию, хотела того Калли или нет. Конечно, мнение леди Виржинии склонялось бы в сторону Гидеона, но Калли понимала: непредсказуемая старая леди так любила ее мужа, что не могла поверить, будто тот способен даже помыслить об измене любимой жене. И в свой приезд она его поддерживала. Однако Калли живо помнила полуодетую Сесили Уиллоуби, выходящую из его спальни. Зачем ей было лгать, что Гидеон – ее любовник?

Взгляд ее переместился на старые шкатулки с письмами, которые они привезли с собой. Должно быть, Гидеон приказал доставить их сюда, в более надежное место. Скорее всего, в сундучках хранятся как его письма к ней, так и ее письма к нему. Почему не прочесть их и не выяснить, какое оправдание он придумал для того, что переспал со сводной сестрой после того, как жена ему отказала? Что бы они сейчас ни говорили и ни думали по этому поводу, она должна была прочесть его письма много лет назад. А может, ему удалось бы убедить ее, что он любит ее по-прежнему, и тогда она бросила бы все и поехала к нему в Лондон.

Калли задумалась, правильно или неправильно разбирать письма без Гидеона. Нет! Если они с Гидеоном впредь будут поверять друг другу все свои тайные надежды и чаяния, им нужно читать эти письма вместе. Если же они по-прежнему не хотят доверять друг другу, какой смысл читать письма? Какая разница полузнакомым людям, которые лишь вежливо терпят друг друга из расчета, содержатся ли в тех давних письмах мольбы или обвинения в адрес ее, восемнадцатилетней? А что, если Гидеон потребует, чтобы она исполнила супружеский долг? Ведь Рейна должна перейти их детям… Она закрыла рот руками, с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.

Леди Лорейн не пристало лить слезы над шкатулкой со старыми письмами! Нельзя показывать, что она еще любит мужа, хотя ничто не заставит ее признаться в своих чувствах. Наедине еще возможен возврат к прежней Калли, но в обществе она должна вести себя как настоящая миледи, такая же сдержанная и скупая в проявлении чувств, каким стал сэр Гидеон Лорейн.

Глава 10

– Как ты себя чувствуешь, мой мальчик? – приветствовал лорд Лорейн Гидеона, когда он наконец сумел найти в себе силы для общения и увидел, что библиотека снова занята ее законным владельцем.

– Отлично, спасибо, дядя Чарльз.

– Хм… что ж, ты приехал. Надеюсь, пока этого достаточно. – Его светлость метнул проницательный взгляд на влажные волосы Гидеона и синяк под глазом, который все остальные предпочитали не замечать.

– Главное, я вернулся не один. Пока мне достаточно этого маленького чуда.

– Не будь идиотом, конечно, тебе этого недостаточно! Если хочешь, можешь притворяться перед остальными, что ты холоден, как айсберг, но меня ты не проведешь. Да я бы и не думал о тебе вполовину так хорошо, если бы тебе удалось меня провести. Меньше всего нашей семье нужны холодные рыбы вроде моего дяди Уэндовера! Если не веришь мне, вспомни, в какой хаос он превратил свою жизнь и жизнь своих близких!

– Стараюсь этого не помнить, – с неподдельной улыбкой ответил Гидеон.

Как получилось, что он всегда чувствовал свою особенную близость именно с этим представителем рода Лорейн, хотя у них нет ни одной общей капли крови? Наверное, все дело в духовном родстве – а не в таком, какое связывало Тома Бенберга, маркиза Мантеня, с Виржилом и Виржинией. Гидеон изо всех сил старался не завидовать новому другу из-за такой тесной связи: в конце концов, и ему самому можно было благодарить за немногие светлые минуты юности приемного дядюшку. Правда, иногда зависть все же прорывалась наружу: ведь Виржил доводился родным дедом именно ему. В конце концов любовь Тома к Виржилу открыла ему глаза на подлинную сущность этого человека. Гидеон с детства помнил, что его отец поносил Виржила так часто, что невольно внушил ему мысль о том, что его родной дед – настоящее чудовище.

По мере того как он рос, логика все чаще подсказывала, что Эсмонд Лорейн – не тот сын, каким можно гордиться. Выяснив, как прекрасно Виржил Уинтерли воспитал брошенного и оскорбленного сироту, босоногого оборвыша, которого Виржиния спасла от его опекуна, Гидеон понял, насколько силен и добр его дед. Он больше не считал его злобным и равнодушным зверем, который хорошо провел время с чужой женой, а потом ушел, весело насвистывая. Эсмонд старательно поддерживал этот миф, который повторял снова и снова в приступах пьяного откровения. Став старше, Гидеон понял: это больше говорило о нем самом, чем о Виржиле Уинтерли.

– Интересно, насколько по-другому сложились бы наши жизни, если бы мой отец пошел в свою мать, а не в отца, – задумчиво проговорил он.

– Сомневаюсь, что Уэндовер заметил бы что-нибудь, если бы так не бросалось в глаза, что мальчик и Виржил похожи как две капли воды. Почти все мы, Лорейны, брюнеты, как и Уинтерли, к тому же Уэндовер предпочитал не замечать ничего дальше собственного носа. – Лорд Лорейн покачал головой, вспоминая своего дядю, которого он явно недолюбливал. – Тяжелый он был человек, но ты и так это знаешь. По-моему, у него имелся веский повод злиться на то, что его покойная жена навязала ему свое дитя любви, как будто ей вовсе нечего было стыдиться.