– Я видел ее портреты в Фарензе-Лодж; наверное, я бы и сам влюбился в нее, если бы познакомился с ней в дни ее расцвета. Во всяком случае, рисовавший ее художник точно был в нее влюблен.

– Да, я часто гадал, почему Виржил позволил ему рисовать столько ее портретов. Наверное, жалел несчастного – ведь когда он сам находился рядом, все остальные мужчины переставали для нее существовать.

– Как я жалею, что не успел узнать его получше. Я очень завидую вашей золотой юности, – с искренним сожалением произнес Гидеон. – Мой отец терпеть не мог своего родного отца и не позволял мне с ним общаться, при этом предпочитал делать вид, будто меня не существует.

– Вам повезло, – мрачно ответил Джеймс.

Гидеон заметил, как Калли смерила его долгим оценивающим взглядом, и едва не застонал вслух.

Если Уинтерли считал, что леди Виржиния – единственная знакомая ему женщина, способная вмешаться в его жизнь ради его же блага, скоро ему предстоит осознать его ошибку. Гидеон решил постоянно чем-то занимать жену, пока Джеймс устраивает свою судьбу. Он скрыл удивление, когда Уинтерли согласился вернуться и еще раз спокойно осмотреть старое имение, которое собирается купить, прежде чем свяжет себя обязательствами. Они договорились, что Гидеон же поведет привычную игру: станет делать вид, будто его клиенту на самом деле вовсе не хочется покупать имение, чтобы он получил его по самой выгодной цене.

После того как человек, которого Гидеон склонен был считать другом и тайным родственником, отправился по своим делам, Калли бросила на мужа настороженный взгляд.

– Гидеон, сейчас нам нужно заглянуть в сундучки, которые мы привезли с собой, – произнесла она с таким видом, словно ожидала, что одна мысль об этом вызовет у него отвращение.

– Я писал тебе, но твоя тетка сделала все, чтобы ты не получила моих писем. Что толку сейчас читать мои юношеские излияния, милая? – спросил он, потому что стыдился того, что мог написать в запальчивости от боли и отчаяния – когда она ни разу не ответила на его мольбы о примирении на любых условиях.

– Она и с моими письмами делала то же самое, и рано или поздно, по-моему, нам придется их прочесть и вспомнить, какими мы были. Надо просмотреть и другие украденные письма, чтобы выяснить, как миссис Бартл навредила моим родителям, и передать маме и моему деду все, что им нужно знать.

– Калли, любимая, по-моему, это не наша, а ее тайна!

– Возможно, отец не был таким бессердечным, как мама думала. Если та женщина, которую мне не хочется называть теткой, сделала со своей сестрой то же, что и с нами, когда ей предстояло решить, как поступить, могу лишь представить, как ужасно должно было сэру Лорейну считать своего сына злодеем! Надеюсь, нам не придется поступать так же.

– Ты только представь, Калли, наш мальчик, наш сын! – Гидеон тяжело вздохнул и задумался. Сумеет ли ребенок заполнить пустоту, которая принадлежала их умершей девочке? – Ты не возненавидишь меня, если у нас будет еще одна девочка – или мальчик, словом, ребенок вместо той, которую мы потеряли? – спросил он, внезапно испугавшись, что ей не захочется больше ни мальчиков, ни девочек, чтобы просыпаться в Рейне от их щебета и проказ.

– Они никогда не займут ее места, но я не представляю ничего лучше, чем множество детей, столько, сколько нам удастся зачать. Они будут бегать по всей Рейне и превратят ее из музея изящных искусств в настоящий дом.

– Может, сейчас и начнем? – спросил он, лукаво улыбаясь, чтобы отвлечь ее от коробок и шкатулок с письмами.

– Нет, нам слишком много предстоит сделать, чтобы сейчас позволять себе снова ложиться в постель, и тебе, муженек, это известно, – сурово возразила она.

– И все же, полагаю, прежде чем думать о крещении ребенка любого пола, нам придется обдумать нашу свадьбу, – произнес он, глядя на нее так, что они едва успели наверх, в роскошную кровать, и закрепили свое примирение.


– Ах, как покраснела невеста! И какой гордый жених, хотя они венчаются во второй раз. Очень рад, что вы можете присоединиться к нам для предсвадебного пира, – произнес Джеймс Уинтерли, насмешливо покосившись на Калли и Гидеона, – он прекрасно понял, почему они опоздали.

– Миледи настояла на том, что нам непременно нужно зачем-то спуститься сюда, – ответил Гидеон с улыбкой, словно признавая, что он с удовольствием пропустил бы пышный ужин, который устроил лорд Лорейн вечером накануне церемонии. Его внучка и «почти племянник» должны были обвенчаться во второй раз – скромно и в присутствии небольшого общества родных и друзей. Церемония должна была пройти в их апартаментах наверху.

– Да, – беззаботно подтвердила Калли, но вызов в ее взгляде, брошенном на Джеймса Уинтерли, запрещал ему сегодня делать неуместные замечания. – Теперь, когда мне предстоит общаться с аристократами, едва ли я упущу возможность провести вечер со многими представителями этого класса!

– Не думаю, что у вас получится притворяться скромницей с родственниками Гидеона, – предположил нахал Уинтерли, словно намекая на то, чтобы она не позволяла себя запугивать и не стеснялась богатства и титулов.

В его взгляде Калли прочла неподдельную теплоту. Как же ему не хотелось, чтобы другие считали, что он добрый и искренний человек! Интересно, подумала она, почему он так хочет казаться паршивой овцой в семье.

– Да, наверное. – Калли оглядела красивую парадную гостиную, освещенную многочисленными свечами, где звучал смех и веселые разговоры.

Вскоре Гидеона увели от нее дочь нынешнего лорда Фарензе и племянница его жены. Калли улыбнулась, гадая, какую проказу задумали эти две предприимчивые молодые леди на завтра, – ведь они будут подружками невесты. Конечно, на самой церемонии они будут вести себя безукоризненно, но она подозревала, что они считают своим долгом приготовить несколько сюрпризов для новобрачных, когда те начнут свой второй медовый месяц.

– По крайней мере, клан Уинтерли и друзья Гидеона пробудили Рейну от того, что мой дед называет долгой спячкой, – продолжила она, бросая оценивающий взгляд на обилие жизни и ярких красок, какими расцвел этот величественный старый салон.

Ее дедушка с удовольствием играл роль радушного хозяина – и Калли вдруг поняла, как одиноко было ему здесь все то время, когда она тосковала в двадцати милях от него. Но сегодня не время для угрызений совести и сожалений о неправильно сделанных шагах. Поэтому она повернулась к самому загадочному новому родственнику.

– Вы принадлежите к хорошей семье, мистер Уинтерли.

Его улыбка сделалась мрачной, а веселые искорки в глазах снова сменились насмешкой над собой. Калли понимала: она поступила бестактно, напомнив ему, что он находится среди кровных родственников, но считает себя посторонним.

– Прекрасно сознаю, какая честь, что они по-прежнему меня признают, – сухо ответил он.

– Наверное, у них нет выбора: вы и ваш брат поразительно похожи. Черты Уинтерли настолько своеобразны, что вряд ли кого-нибудь из вас не признают членом семьи, даже если вы постараетесь.

Калли снова смотрела на мужа: семейные черты на его лице проступали так же четко, как на лицах его кузенов. Сегодня никто бы не усомнился в том, что и он – Уинтерли.

Она заставила себя на несколько секунд отвести взгляд от его шевелюры и широких плеч и заметила, что Джеймс с интересом наблюдает за молоденькой девушкой – дочерью своего брата от первого брака. При этом он делал вид, будто не замечает, насколько Калли без ума от мужчины, за которого она собирается выйти замуж во второй раз. Джеймс Уинтерли явно нервничал. Калли решила, что будет лучше, если она притворится, будто ничего не видит. Угадав за его загадочной внешностью намек на еще более страшные тайны, она суеверно вздрогнула.

– Меня интересуют задания, которые дала вам всем леди Виржиния. Они ведь еще не закончились? – спросила она.

Вопрос заставил его отвести глаза от племянницы и бросить на нее настороженный взгляд.

– Видите ли, я кое о чем догадалась. Первым был ваш старший брат, затем лорд Мантень – и вот теперь Гидеон сломя голову бросился навстречу своим демонам, – не сдавалась она с кривой улыбкой, когда подумала, что главным его демоном была она сама. – Значит, вы тоже входите в этот круг! – произнесла она тоном, не допускающим возражения, хотя понимала: он будет отрицать, что кто-то способен манипулировать его жизнью, даже любимая им двоюродная бабка.

– Я? Сомневаюсь, – уныло произнес Уинтерли, глядя на группки родственников, занятых оживленной беседой, и притворяясь, будто он совершенно ни при чем.

– Ее светлость предусмотрела в своем завещании любовь и брак для вашего сводного брата, крестника леди Виржинии, а теперь и Гидеона. Если захотите, можете удалиться от мира, и я вас пойму, но я точно знаю, что вы – ее четвертый рыцарь. Не качайте головой и не делайте вид, будто вам на всех наплевать и так было всегда. Мистер Уинтерли, вы любили двоюродную бабушку. Я поняла, как легко обманываться, что можешь жить без любви и надежды. Искренне не рекомендую такую стратегию тому, кто не хочет обжечься на несчастной любви или других сильных чувствах, с которыми вы сейчас боретесь. Нет, не спорьте – я сама напрасно потратила девять лет своей жизни и жизни Гидеона, чтобы понять, что бывает, когда отрезаешь себя от всего самого важного, лишь бы снова не испытывать боли. Трусость не принесла мне счастья – те годы дали мне лишь выносливость. Так что давайте в виде исключения будем друг с другом откровенны. Вы ведь очень любили леди Виржинию?

Уинтерли не кивнул, не произнес ни слова, но Калли показалось очень важным то, что он не пытался ничего отрицать.

– Я знаю, вы сделаете все, о чем она вас попросила. Вы – человек, обуреваемый самыми разными идеями и эмоциями, которые копятся в вашей упрямой голове, мистер Джеймс Уинтерли, как бы вы ни хотели доказать обратное!

– Леди Лорейн, вам кажется, что вы хорошо меня знаете. Интересно, что думает по этому поводу ваш муж?