Вернувшись пешком домой, она предупредила отца, взяла ключи от пикапа и поехала в Ренн. Проезжая через Ламбаль – это был самый короткий маршрут, чтобы выехать на автомагистраль, – она вдруг подумала, что Алан, наверное, сейчас трудится в своем кабинете. Несмотря на то что ей было хорошо с ним в тот вечер, она спрашивала себя, стоит ли продолжать это приключение. Как она призналась Армель, он не был похож на мужчину, которого она искала. В глубине души она признавала, что и не особенно-то искала, да и искать следовало совсем в другом месте. Но где и когда? У нее не было времени, а может, и желания тоже, но в любом случае ей не хотелось об этом думать.

В Ренне она поехала прямо к своему поставщику, а потом заставила себя отказаться от удовольствия потратить два часа на шопинг в торговом центре. Это развлечение она обычно делила с Армель примерно два раза в год во время их незабываемых вылазок в город, когда они веселились в примерочных, обмениваясь советами и хохоча как сумасшедшие.

Возвращаясь через Ламбаль вечером, она, повинуясь какой-то внезапной прихоти и недолго поколебавшись, припарковалась на площади Мартрэ. Ее вдруг воодушевила идея выпить с Аланом по бокалу, прежде чем вернуться в Эрки. Сделав паузу в этом ужасном дне, она сможет отложить неизбежный спор с отцом о поломке двигателя. Потому что, хотя он и делал вид, что ни во что не вмешивается, у него на все было свое мнение. Почему бы не позвонить Алану в кабинет и не спросить, закончил ли он прием? Если он будет занят – что же, она зайдет в бар одна или просто уедет.

Переходя площадь, она увидела знакомый кабриолет «Эос», припаркованный чуть дальше от того места, где стоял ее пикап; значит, Алан был еще на работе. Подходящая тачка для одинокого ловеласа, и хотя он отказывался считать себя таковым, его машина не слишком годилась для лесных дорог, ведущих к его дому.

Она плотнее обмотала шарф вокруг шеи, раздраженная ветром, который не утихал уже много дней. Стемнело, и в свете фонарей блестели тротуары. В этот час город был довольно малолюдным, и Маэ охватила грусть. Она могла бы остановиться у друзей в Эрки, выпить аперитив и насладиться дружеской атмосферой, но она устала быть одинокой женщиной, которую всегда устраивают на ночь в гостиной на диване. Почти все девушки ее возраста были замужем или, по крайней мере, в отношениях, и их главной заботой были дети или кредит за дом. Кроме Армель, она не находила общий язык ни с кем из своего окружения. Ее профессия, ее одиночество, которое все длилось и длилось; то, что она и после тридцати лет жила вместе с отцом, все это отдаляло ее от них.

Маэ еще издалека увидела, что в окнах кабинета горит свет, и ускорила шаг. Трезвые и иронические рассуждения Алана, которые заведомо не могли коснуться корабельных двигателей, – это было то, что нужно. Когда она поднесла руку к звонку, дверь открылась, и на порог вышла медсестра в теплом пуховике, застегнутом доверху.

– Мадемуазель Ландрие! Но… разве вам сегодня назначено?

Она задала этот вопрос с недоумением, красноречиво посмотрев на часы.

– Нет-нет, я зашла к доктору Кергелену просто так…

– Идите, Кристина, я справлюсь сам.

Стоя за спиной ассистентки, Алан устало улыбнулся поверх ее головы Маэ. Он выглядел утомленным и расстроенным, к тому же был уже одет, однако сделал ей знак войти.

– До завтра, Кристина! И будьте осторожны на дороге, по-моему, скоро пойдет снег.

Он запер дверь кабинета и повернулся к Маэ:

– Проблема с зубом?

– Нет, никаких проблем, – поспешно ответила она.

– ?..

Смущенная его холодным приемом, она пробормотала:

– Говоришь, будет снегопад?

– Не я говорю, радио.

Этот краткий ответ совсем не ободрил ее.

– Я возвращаюсь из Ренна, – пояснила она, стараясь говорить весело, – и после этих двадцати четырех километров дороги мне захотелось свежего пива, и тут я вспомнила «Ля Бель Эпок». Не хочешь заглянуть туда перед отъездом?

– Не буду скрывать, у меня был очень тяжелый день.

– У меня тоже! – ответила она. – Ладно, раз так, не буду тебя больше задерживать.

– Подожди секунду.

Казалось, он размышляет; наконец, на его лице снова появилась вымученная улыбка.

– Хочешь, поедем ко мне поужинаем?

– Я не прошу так много. И потом, я должна…

– Ах да! Папа? У тебя, как у Золушки, строгий наказ вернуться в полночь? Слушай, я жутко устал, и это будет…

– Объяснений мне от тебя тоже не надо, – перебила она его сухо.

И прежде чем он успел возразить, она вышла, хлопнув дверью.

– Ну просто фурия… – пробормотал он.

Алан был зол на себя, что так плохо ее принял, и еле сдержался, чтобы не побежать вслед за Маэ. Но ему не хотелось тащиться в бар, хотелось домой. Жаль, он бы приготовил ей омлет или гратен с макаронами – два блюда, которые ему удавались, а потом бы ласкал ее, потому что она восхитительна… Но, похоже, у нее скверный характер, хотя в первый раз он этого не заметил. И потом, что это за манера заявляться без предупреждения! Кристину, наверное, мучает любопытство, и завтра она не преминет поговорить о ней.

Все еще расстроенный, он для верности постоял несколько минут на пороге, чтобы не столкнуться с Маэ на улице. После визита Мелани он весь день был в плохом настроении, и неожиданное появление Маэ его не улучшило. Чертовы бабы…

Наконец, он ушел и, не встретив никого на площади, поспешно сел в машину. В ближайшие два-три дня он позвонит ей и извинится. Или пошлет ей цветы – ее адрес был указан в медицинской карте.

Вернувшись домой, Алан налил себе вина, растопил камин и расположился перед ним с ноутбуком на коленях. Раз в неделю он разговаривал с братом по скайпу. Они условились, что не будут терять связь, несмотря на расстояние, и до сих пор держали слово. Из-за шестичасовой разницы во времени в Нью-Йорке сейчас было позднее утро. На экране появился Людовик, и братья радостно улыбнулись друг другу.

– Прежде всего, с днем рожденья, братец! – воскликнул Алан.

Он поднял бокал и с наслаждением сделал глоток.

– Эксклюзивное бордо в твою честь. Пойак[6], который в ваших краях не найти! Ну, или только по бешеной цене…

– Давай, а я буду слюнки глотать.

– Шато Линч-Баж.

– Шутишь?

– Я хранил его для такого случая.

– Ну ты скотина, однако!

– Спасибо. Что нового у янки?

– Обещают суровую зиму.

– Нам тоже. Дождливую, ветреную, холодную и раннюю. Как твоя семья?

– Линда тебя целует, а дети спрашивают, можно ли им приехать к тебе летом на каникулы?

– Только если ты поедешь вместе с ними. Управляться с двумя мальчишками переходного возраста выше моих сил.

Он рассмеялся, потому что обожал своих племянников, с которыми ему всегда было хорошо. Два года назад, путешествуя вдвоем по Франции, они нашли это поместье и тогда еще решили, что нет в мире лучшего места для игр.

– А как мама? – спросил Алан.

– Я обещал ее позвать перед тем, как мы с тобой попрощаемся, она очень хотела с тобой поговорить.

– Она по-прежнему довольна тем, что переехала?

– Да, внуки всегда рядом, она обожает американский образ жизни… и наслаждается каждым днем.

Они оба рассмеялись, потому что это означало, что их мать в шестьдесят пять лет все еще отказывается стареть.

– Она все больше молодится, – заметил Людовик, – но здесь это не замечают.

После смерти отца оба были уверены, что мать никогда не оправится от горя, но как сильно они ошибались! Наоборот, казалось, она наконец освободилась от многолетних ограничений и требований благопристойности, заявив, что поскольку она выполнила свой долг перед жизнью полностью, то теперь будет делать только то, что ей нравится. Продав без малейшего сожаления свой дом в Канкале, она спешно переехала в Соединенные Штаты к старшему сыну и начала там новую жизнь.

– Как твой бизнес, все в порядке? – продолжал Алан.

– Да, неплохо, но я вкалываю по двенадцать часов в сутки. Мой «френч» отталкивает некоторых клиентов, зато привлекает других.

Людовик был специалистом по программному обеспечению и владельцем небольшой, но успешной компании. Алана по-прежнему удивляло, что брат отлично чувствует себя в безумной суматохе этого огромного города, впрочем, у них были совершенно разные характеры.

– Ну а у тебя, в твоей глуши, что нового?

– Сплошная рутина, но я ее обожаю, ты же знаешь. У Пат было растяжение сухожилия, но уже прошло. Все равно, сейчас не время для конных прогулок. Что касается работы, моя приемная всегда полна. Меня это должно радовать, по крайней мере с финансовой точки зрения, вот только я приехал в Ламбаль, чтобы найти покой!

– То есть, ты жалуешься на обширную практику… Ладно, ну а с женщинами как? Я бы очень хотел, чтобы ты снова влюбился.

– Только не это! Представь себе, сегодня ко мне приходила Мелани.

– Вот наглая баба! У нее совсем нет совести? После того, как она обглодала тебя дочиста и облапошила, ей хочется у тебя отобрать еще что-нибудь?

– Я не дал ей возможности рассказать, что ей нужно. Раз она приехала, значит, какая-то идея у нее была, но я не хочу ее выслушивать.

– Остерегайся этой женщины, Алан. Теперь между вами нет ничего общего, так не подпускай ее близко.

– Я с тобой совершенно согласен. На самом деле, я никого не подпускаю слишком близко.

– Не надо преувеличивать. Ты хочешь закончить жизнь в одиночестве?

– Конец наступит не завтра, а я ценю одиночество.

– Но, по крайней мере, ты продолжаешь соблазнять женщин?

– Я не сказал, что они меня больше не интересуют! Просто не хочу, чтобы они вторгались в мое жизненное пространство, вот и все.

– Честно говоря, Линда не отнимает у меня кислород.

– Потому что вы любите друг друга, а это все меняет.

– Что за фея пересекла твой порог в последний раз?

Людовик стал говорить о феях с тех пор, как его дети, очарованные бретонскими легендами, рассказанными им бабушкой, начали верить в чародеев и прочую магию кельтского мира.