Когда буря утихла, Жана-Мари начало выворачивать наизнанку, как какого-нибудь новичка. Бертран не сводил глаз с Эрвана, ему все стало ясно. Эрван не смог бы сослаться на невезение или развязавшиеся узлы: он повторял как заведенный: «Боже мой, моя дочь…», а его изможденное лицо говорило о совершенном преступлении и мучительном раскаянии.

Бертран не обмолвился об увиденном ни словом. Во время следствия он высказал ту же версию, что и остальные. Все-таки у него не было стопроцентной убежденности, хотя он слышал, как Эрван и Ивон яростно ругались до тех пор, пока волна не швырнула траулер в бездну. Эта история его не касалась, и он не был достаточно уверен в себе, чтобы сделать заявление. Но после той ночи он не мог смотреть Эрвану в глаза, и когда того разбил инсульт, Бертран подумал, что все-таки справедливость существует – неважно, божественная или нет. Наверное, Эрвану постоянно являлся призрак Ивона, его терзали угрызения совести, и, в конце концов, наступила расплата.

С тех пор прошло десять лет… Иногда Бертран спрашивал себя, остался бы он на службе у Эрвана, если бы того не хватил удар. И был уверен, что не остался бы, потому что не хотел быть с ним вместе на борту, и ему пришлось бы объяснять причину. Когда Маэ неожиданно стала главой компании, ему показалось это приемлемым решением. И тогда он преподал урок остальным ребятам: не нервировать девочку, дать ей время проявить себя. Она не подвела – и даже приобрела новые траулеры! Сегодня она оплакивала отца, и Бертран не пытался открыть ей глаза. Тем более у него не было доказательств, одни подозрения, и он не мог допустить, чтобы этот яд отравлял ей душу. Пусть она продолжает мирно идти своим путем, продолжает любить море и – в силу недоказанности вины – память о своем отце.

* * *

Алан подавил приступ хандры и попытался сосредоточиться. Пломбирование каналов моляра требовало точности и уверенной руки. Однако, продолжая работать, он не мог не думать о том, как Маэ отделалась от него. Его сочли нежеланным гостем на похоронах, и он должен был ждать «несколько дней», чтобы позвонить ей! Неужели она рассердилась на него из-за шуток, пусть и дурацких, в адрес ее отца? Но откуда он мог знать о его внезапной смерти? Все-таки у нее слишком тяжелый характер, им никогда не удастся прийти к взаимопониманию. Очень жаль, потому что он много рассказывал о ней Людовику, наверное, даже слишком много, потому что брат, в конце концов, начал хохотать.

Да, Алан был влюблен. Он не мог уже это скрыть ни от себя, ни от других.

– Мне готовить пломбу? – спросила Кристина.

Она говорила немного громче обычного, как будто хотела вырвать его из задумчивости. Он кивнул и выключил турбину. Кристина знала последовательность всех операций и умела их предвидеть. Он посмотрел, как она мешает пасту на стеклянной пластинке, и направил струю воздуха в полость зуба, чтобы высушить ее. Работа не занимала его голову, и он все время возвращался мыслями к Маэ. Она только что потеряла отца, и он пытался вспомнить, что испытывал после смерти своего. Они с Людовиком прежде всего боялись за мать, но, к их великому изумлению, она очень быстро оправилась от потери.

– Я почти закончил, – объявил он пациенту.

Сделав рентгеновский снимок, который его вполне удовлетворил, он отпустил больного, и, пока Кристина провожала его в приемную, ввел кое-какие данные в его электронную карту.

– Вы стали очень рассеянны, с тех пор как вернулись! – заметила она, войдя в кабинет. – Это Нью-Йорк так на вас повлиял?

– Мне там было очень хорошо. Вам обязательно надо туда съездить, этот город того стоит. И все-таки я не хотел бы в нем жить.

– Вы привязаны к Бретани, да? Ну, так и я тоже! Не могу себя представить больше нигде.

Людовик в очередной раз пытался уговорить его переехать к ним, чтобы быть рядом со своей семьей и, чем черт не шутит, может быть, разбогатеть. Но когда он понял, что его брат встретил наконец достойную женщину, он перестал настаивать.

– Мадам Квентин отменила визит, – сказала Кристина. – Она считает, что в такой холод лучше не высовывать носа.

– Люди уже не знают, чего бояться! – заметил он.

– Легко говорить, когда ездишь на внедорожнике с тракторными колесами!

– Он не мой, вы же знаете. Я верну его соседям, как только кончится гололед. И в благодарность сделаю скидку их дочери…

Все члены семьи были его пациентами, и когда он заговаривал о том, что хочет вернуть им внедорожник, они каждый раз отвечали, что он может ездить на нем до тех пор, пока не спадут морозы.

– Когда я купил здесь дом, эти славные люди пришли поздравить меня и познакомиться. Всякий раз, когда я их о чем-то прошу, они тут же отзываются. А однажды они привели мою кобылу, которая перепрыгнула через ограду и умчалась в лес…

– Типичные бретонцы, – подтвердила Кристина. – Отзывчивые, упрямые и верные в дружбе. Только не переусердствуйте с молодой девушкой, она уже смотрит на вас с восхищением. Как на любимого папочку.

Алан закатил глаза, но Кристина была наблюдательна и умела его вовремя предостеречь, особенно когда он и не подозревал об опасности.

– Я абсолютно не интересую девочек такого возраста, – уточнил он на всякий случай.

– Слава богу!

– Но я хотел бы вас спросить: разница в десять лет – существенна, как по-вашему?

– Вы имеете в виду женщину тридцати лет или, наоборот, пятидесяти?

– Кристина…

– Хорошо-хорошо, ясно, что тридцатилетнюю. Если вы хотите в будущем иметь детей, то это идеальный вариант. Но только не надо еще моложе, ладно? А то я буду считать вас старым козлом.

Он расхохотался, не заботясь о том, что его услышат в приемной.

– Я бы не смог работать ни с кем, кроме вас, – подтвердил он, вновь становясь серьезным. – Вызовите мне, пожалуйста, следующего. Нам предстоит удаление непрорезавшегося зуба. А рядом с ним проходит нерв, мы должны быть очень осторожны.

Он подошел к умывальнику и начал не спеша мыть руки. Несмотря на наличие стерильных перчаток, в своем кабинете он всегда придерживался строжайшей гигиены. Его руки продолжали автоматически двигаться, а мысли вновь вернулись к Маэ. В какой момент он понял, что любит ее? Когда смотрел на нее, спящую, или через несколько дней, на рождественском ужине у друзей? В тот вечер он отказался воспользоваться своей слишком легкой победой над соседкой по столу. Красивая, обаятельная женщина, которую нужно было везти к себе домой – она только этого и ждала. Но он этого не сделал, понимая, что у него нет ни малейшего желания. В своей постели он хотел видеть Маэ и никого другого.

– Здравствуйте, доктор, – пробормотал пациент слабым голосом.

Когда он только приехал, Кристина дала ему успокоительное – достаточно легкое, но в данной ситуации необходимое, потому что операция обещала быть долгой и сложной. Алан ободряюще улыбнулся ему и начал надевать перчатки и маску.

* * *

Розенн добилась своей цели: Ян был прочно заарканен. Он уже не мог обойтись без нее ночью, а днем бросал на нее жадные взгляды. После возвращения Артура никаких проблем не возникло: когда Розенн приходила после работы домой, он уже давно спал. И она могла уйти к Яну – он жил в просторной квартире-студии, которую ему предоставили как метрдотелю. Ей там очень нравилось, она говорила со смехом, что чувствует себя в его квартире респектабельной дамой.

Погасив свои долги благодаря деньгам Маэ, Розенн чувствовала себя гораздо беззаботнее. Она не собиралась больше ничего возвращать после первого, символического платежа и считала, что у нее нет никаких обязательств перед этой женщиной, которая десять лет назад испортила ей жизнь. К сожалению, Артур говорил о Маэ с упоением, что страшно бесило Розенн. Ему так понравилось в ее потрясающем доме, хотя в нем не было ничего особенного, он провел у нее такое замечательное Рождество, и елка была такая высоченная… Словом, он побывал в другом мире и был им очарован. Даже о старом Эрване мальчик вспоминал с благодарностью! Для Розенн эти восторги были просто невыносимы. Сколько раз она слышала их, адресованные Маэ, из уст Ивона! Женщине, на которой он хотел жениться любой ценой, несмотря на то что у него родился сын! Розенн помнила, как прошептала над детской кроваткой: «Эта женщина – ведьма!» По логике вещей, Артур должен был бы ее ненавидеть, а он пел ей дифирамбы! Он рассказывал, что она водила его смотреть на корабли! Конечно, они ему не понравились, но среди них были и красивые: вишнево-красные и цвета морской волны. Розенн отругала Артура, и он заплакал, дуралей. В конце концов, вмешался Ян, посоветовав ей оставить ребенка в покое. Она не стала спорить, сочтя это доказательством его привязанности или хотя бы заинтересованности. Однако если Артур надеялся вернуться к Маэ на каникулы, то он сильно ошибался. Розенн была полна решимости убедить Яна жениться на ней безотлагательно. В этот раз она добьется кольца на палец, даже если для этого придется родить ему ребенка, чтобы привязать к себе окончательно. Артуру же появление брата или сестры пойдет на пользу. Если он останется единственным ребенком, с ним будет трудно сладить. Розенн уже мысленно видела себя во главе собственного отеля-ресторана и новой семьи, возникшей по ее желанию. Если все получится, это будет успех, она поквитается с судьбой, которая всегда была к ней так неласкова! В любом случае, она не допустит, чтобы Артур с его нытьем встал у нее на пути. Он все равно только выиграет от этого и быстро поймет сам, в чем его интерес.

– Поиграешь со мной? – спросил сын с надеждой.

Вот уже целый час он возился с этой адской радиоуправляемой машиной, и Розенн молча бесилась. Вперед, назад, направо, налево – мини-«Порше» объезжал мебель, ловко уворачиваясь от стен.

– Нет, дорогой, и я бы хотела, чтобы ты остановил эту штуку.

– У меня никогда не было такой классной игрушки! – завопил он.

– Сбавь тон, Артур, мы на свете не одни. Я тебе уже говорила, что в отеле есть клиенты.