— Вот как.

— Очень срочно, мисс.

Я закончила одеваться, не переставая думать о том, что означает это приглашение. Скорее всего, мне вручат расчет, потому что я не оправдала его ожиданий. Возможно, с мисс Дженсен случилось нечто подобное. Сфабриковали какое-то фальшивое дело… Что, если и меня в чем-нибудь обвинят?

Это совершенно беспринципный человек.

Что ж, нужно его опередить. Сообщить о своем решении уехать, не дав возможности уволить меня по какой-нибудь надуманной причине.

Я спустилась в пуншевую комнату.

На нем был синий пиджак для верховой езды, а на лице отсутствовали какие-либо следы бессонной ночи.

— Доброе утро, мисс Ли, — произнес он и, к моему изумлению, улыбнулся.

Ответной улыбки не последовало.

— Доброе утро. Я уже упаковала вещи и хотела бы как можно скорее уехать, — заявила я.

— Мисс Ли! — его голос звучал так укоризненно, что я почувствовала, как в душе поднимается совершенно неуместная радость: «Он не хочет, чтобы ты уезжала. Он вовсе не предлагает тебе уехать. Более того, собирается извиниться».

Прозвучал мой неестественно высокий и манерный голос. Услышав нечто подобное из других уст, я сочла бы его отвратительно лицемерным и самодовольным.

— Я считаю это единственно возможным образом своих действий после…

— После моего возмутительного поведения накануне вечером, — подхватил он. — Мисс Ли, я вынужден просить вас забыть о случившемся. Боюсь, я поддался влиянию момента. Умоляю не судить меня слишком строго. Проявите немного присущего вам благородства и скажите: «Задернем занавес за этим досадным инцидентом и будем вести себя так, будто бы ничего не произошло».

У меня возникло ощущение, что он надо мной насмехается, но я была так счастлива, что мне уже было все равно.

Не нужно никуда уезжать! Не нужно отправлять письмо Филлиде! Не нужно бежать с позором из этого дома!

— Я принимаю ваши извинения, мистер Тре-Меллин. Забудем об этом неприятном и досадном инциденте.

Затем повернулась и вышла из комнаты.

Я обнаружила, что бегу по лестнице, прыгая через две ступеньки. Мои ноги едва не танцевали. Точно так же они не могли удержаться и этой ночью в «солнечной» комнате.

Все позади. Я остаюсь. А иначе была бы самым несчастным в мире человеком.

Имея явную склонность к самоанализу, я спросила: почему?

И был готов ответ. Потому что здесь есть какая-то тайна. Потому что я хочу ее раскрыть. Потому что хочу помочь этим двум бедным растерянным девчушкам, ведь Элвин растеряна никак не менее, чем Джиллифлауэр.

Но возможно, существует и какая-то другая причина, напрямую связанная с хозяином этого дома?

Да, если бы я была чуточку мудрее, то распознала бы опасные признаки гораздо раньше. Но я не была мудрой. Женщины в моем положении редко обладают этим качеством.

* * *

В этот день мы с Элвин, как обычно, отправились на урок верховой езды. Он прошел хорошо и отличался от предыдущих лишь тем, что на мне была новая амазонка. Она представляла собой облегающее платье из тонкой ткани и пиджак почти мужского покроя.

Меня чрезвычайно обрадовало то, что Элвин не выказала ни малейшего страха в связи со вчерашним происшествием, и я пообещала ей, что через несколько дней мы перейдем к более сложным упражнениям.

Вернувшись в дом, я прошла к себе, чтобы переодеться к чаю.

Сняла пиджак, размышляя о том, как этот наряд испугал меня минувшей ночью. Теперь я лишь посмеялась над своими страхами. Чтобы выскользнуть из платья, пришлось приложить некоторое усилие: Элис все же была тоньше меня. Надев свое серое хлопчатобумажное одеяние (тетя Аделаида наставляла меня, что это дурной тон — надевать два дня подряд одно и то же платье), я уже собиралась повесить амазонку в шкаф, когда почувствовала, что в кармане пиджака что-то лежит.

Это было очень странно, потому что ранее оба кармана были пусты.

Там ничего не оказалось и на этот раз, но я нащупала какой-то плоский предмет под тонкой шелковой подкладкой. Положив пиджак на кровать и тщательно его осмотрев, я обнаружила потайной карман, где находилась маленькая записная книжка.

Мое сердце затрепетало: ведь она принадлежала Элис.

Несколько мгновений я колебалась, но в конце концов не справилась с искушением заглянуть внутрь. Более того, в этот момент я чувствовала, что просто обязана это сделать.

Это был дневник. На титульном листе несколько детским почерком выведено: «Элис Тре-Меллин». Я взглянула на дату. Дневник заведен в прошлом году, и это означало, что Элис оставляла в нем записи на протяжении последних месяцев своей жизни.

Если я надеялась с помощью этой книжечки проникнуть в какие-то особенности характера ее хозяйки, то меня ожидало разочарование. Элис использовала дневник всего лишь для записи текущих дел и назначенных встреч. И никаких комментариев.

Записи были такого рода: «Чай в «Маунт Виддене», «Треландеры к обеду», «К. уехал в Пензанс», «К. возвращается».

Все же это было написано рукой Элис, и этот факт сам по себе волновал.

Последняя запись. Дата — двенадцатое августа. Я вернулась к июлю. Под четырнадцатым числом было написано: «Треслины и Треландеры к обеду в М.М.», «Встретиться с портнихой насчет синего атласа», «Не забыть обсудить с Полгреем цветы», «Направить Джилли к портнихе», «Отвезти Элвин на примерку», «Если ювелир не пришлет брошь до шестнадцатого, поехать к нему». И под шестнадцатым: «Брошь не возвращена, поеду завтра утром. Должна надеть ее к обеду у Треландеров восемнадцатого».

Все это выглядело достаточно банально. То, что поначалу показалось мне грандиозным открытием, по существу ничего собой не представляло. Я возвратила книжечку в карман и отправилась пить чай.

Когда мы с Элвин уже приступили к чтению, меня вдруг осенила неожиданная мысль. Я не знала даты смерти Элис, но это должно было произойти вскоре после того, как она сделала последние записи в дневнике. Странно, что ее заботили такие мелочи в то время, когда она планировала покинуть дочь и мужа ради другого мужчины…

Крайне важно узнать точное время трагедии.

Через час я, спустившись по склону холма, оказалась в деревне, которая сгрудилась вокруг старинной церквушки, серая башня которой была почти полностью увита плющом. Вокруг опрятного парка стояло множество домов из серого камня. Среди них выделялся целый ряд древних коттеджей, судя по всему, возрастом не уступавших церкви. Я пообещала себе, что в следующий раз познакомлюсь с деревней поближе. Пока же моим самым страстным желанием было отыскать могилу Элис.

Через высокие ворота прошла на кладбище. Попав в атмосферу тишины и недвижности смерти, я пожалела, что рядом со мной нет Элвин. Она сразу бы указала могилу матери.

Как же мне искать ее среди этих рядов серых крестов и надгробий? И тут меня осенило: наверняка у Тре-Меллинов здесь есть какой-нибудь величественный мемориал, посвященный почившим родственникам. Я должна искать самый роскошный склеп и таким образом, несомненно, быстро отыщу интересующую меня могилу.

Увидев неподалеку гигантское сооружение из черного мрамора с позолотой, я направилась к нему и обнаружила, что это склеп Нанселлоков.

Мне пришло в голову, что здесь должен покоиться Джеффри Нанселлок, который умер в один день с Элис.

Тут были высечены имена и даты. Первые Нанселлоки были захоронены в этом склепе еще в середине XVIII века. Я вспомнила, что эта семья обосновалась здесь намного позднее Тре-Меллинов.

Найти имя Джеффри было совсем нетрудно, потому что оно значилось последним в списке усопших.

Он умер семнадцатого июля прошлого года.

Теперь я загорелась желанием поскорее вернуться к себе и сравнить эту дату с записями в дневнике.

Отойдя от склепа, я заметила невдалеке Селестину Нанселлок.

— Мисс Ли, — воскликнула она, — я так и думала, что это вы!

Я почувствовала, что краснею, вспомнив о танцах в «солнечной» комнате. Что она теперь обо мне думает?

— Решила прогуляться в деревню, — пояснила я, — и вот забрела сюда…

— Вы осматривали наш фамильный склеп.

— Да, очень красивое сооружение.

— Если только сооружение такого рода может быть красивым. Я часто прихожу сюда, — доверительно поведала она. — С цветами для Элис.

— Да, разумеется.

— Полагаю, вы уже видели склеп Тре-Меллинов?

— Нет.

— Пойдемте, я покажу.

Спотыкаясь в высокой траве, я прошла за ней к склепу, своей грандиозностью ничуть не уступавшему склепу Нанселлоков.

На черной плите стояла ваза с астрами, походившими на розовые звезды.

— Я только что поставила их сюда, — проговорила Селестина. — Это были ее любимые цветы.

Ее губы задрожали, и мне показалось, что она сейчас разрыдается.

Дата смерти Элис совпадала с датой смерти Джеффри Нанселлока.

— Мне пора возвращаться, — сказала я.

Селестина кивнула. Казалось, она не в состоянии вымолвить ни слова. Она любила Элис, и, по всей видимости, гораздо больше, чем все остальные.

Я уже готова была рассказать ей о дневнике, обнаруженном в кармане амазонки, но что-то удержало меня. Еще свежи были воспоминания о вчерашнем позоре. Мне могли напомнить, что я, в конце концов, всего лишь гувернантка, да и по какому праву я вообще вмешиваюсь в их дела?

Я оставила ее у склепа и, уходя, заметила, что она опустилась на колени. Потом я оглянулась. Селестина закрыла лицо руками, а плечи ее вздрагивали…

Я чуть ли не бегом вернулась домой и извлекла из потайного кармана дневник. Шестнадцатого июля прошлого года, накануне предполагаемого побега с Джеффри Нанселлоком, Элис оставила в своем дневнике запись, из которой следовало, что если ее брошь не вернут на следующий день, она отправится за ней к ювелиру сама, поскольку брошь была нужна ей к обеду, назначенному на восемнадцатое число!