— Хотела бы я знать, что скажут в «Маунт Меллине»…

— Кто, слуги? Можешь быть спокойна, они имеют достаточно четкое представление о том, как обстоят дела. Слуги напоминают мне детективов. Ни одна деталь не ускользает от их проницательных глаз… Но ты дрожишь. Тебе холодно?

— Нет, я всего лишь взволнована. И все еще думаю, что скоро проснусь.

— Как ты находишь идею Италии?

— В определенной компании мне бы понравилась даже идея Северного полюса.

— Надеюсь, моя дорогая, ты имеешь в виду меня.

— Ты не ошибся.

— Моя дорогая мисс Ли, — воскликнул он, — как я люблю, когда ты напускаешь на себя суровость! Она всегда будет стимулировать и вдохновлять меня!

Тут мне показалось, что он сравнивает меня с Элис, и по спине пробежал холодок, как и после его замечания о детективных способностях слуг.

— Ты тревожишься о том, как будет воспринята эта новость, — продолжал он. — Слугами… соседями. Да кому какое дело? Тебе разве не все равно? Конечно, все равно. У мисс Ли вполне достаточно здравого смысла, в этом я уверен. Мне не терпится сообщить о том, что ты станешь моей женой, прежде всего Питеру Нанселлоку. Честно говоря, я очень ревновал тебя к этому молодому джентльмену.

— И совершенно безосновательно.

— И все же я переживал. Мне казалось, что он способен убедить тебя отправиться с ним в Австралию. И я готов был на многое пойти, чтобы воспрепятствовать подобным планам!

— Даже на то, чтобы сделать мне предложение?

— И на большее, если бы потребовалось. Похитить тебя, упрятать в темницу и не выпускать, пока он не окажется достаточно далеко!

— У тебя не было никаких оснований для подобных опасений.

— Ты уверена? Мне кажется, он очень привлекателен.

— Возможно. Я не заметила.

— Я готов был его убить, когда он набрался наглости и подарил тебе Джасинт!

— Полагаю, ему всего лишь нравится эпатировать общественное мнение. Скорее всего, он понимал, что я не смогу ее принять.

— И я могу не опасаться соперничества с ним?

— Ты можешь не опасаться соперничества ни с кем!

Тут я опять оказалась в его объятиях и позабыла обо всем, кроме того, что обрела любовь. Наконец он произнес:

— Мы возвратимся послезавтра и сразу же начнем готовиться к свадьбе. Ровно через месяц будем женаты. Оглашение бракосочетания состоится немедленно после нашего возвращения. Мы устроим бал в честь помолвки и пригласим всех соседей на нашу свадьбу.

— Полагаю, ты лучше знаешь, как все это делается.

— Традиции, моя дорогая. С ними необходимо считаться. Ты будешь великолепна, в этом я не сомневаюсь. Ты боишься?

— Только не твоих соседей.

— Мы откроем бал вместе, дражайшая мисс Ли.

— Да, — ответила я и представила себя в зеленом платье, с янтарным гребнем в волосах и бриллиантовой подковой, сверкающей на зеленом фоне.

Затем он заговорил об Элис.

— Я никогда не рассказывал тебе о своем первом браке.

— Не рассказывал.

— Он не был счастливым.

— Мне очень жаль.

— Тот брак был устроен фактически без моего согласия. А в этот раз я женюсь на женщине, которую выбрал сам. Только человек, переживший несчастный первый брак, может оценить радости второго. Дорогая, боюсь, что я вел далеко не монашескую жизнь…

— Об этом я уже догадалась.

— Я большой грешник, и тебе об этом очень скоро станет известно.

— Что ж, я готова к самому худшему.

— Элис… моя жена… полагаю, мы с ней не подходили друг другу.

— Расскажи о ней.

— Рассказывать почти нечего. Она была мягким и ласковым созданием, очень старалась мне угодить. Но в ней было мало жизни, и я знал почему. Выходя за меня замуж, она уже любила другого.

— Того, с кем она убежала?

Он кивнул.

— Бедная Элис! Она была очень несчастна. Она ошиблась не только в выборе мужа, но и в выборе любовника. Мы мало чем отличались друг от друга… я и Джеффри Нанселлок. И были очень похожи. Когда-то в этих краях существовала традиция «droit de seigneurs»[12]. Мы с Джеффри делали все, от нас зависящее, чтобы эта традиция не угасла.

— Иными словами, у тебя было множество романов.

— Я распутный и беспринципный волокита. То есть я хочу сказать, что я был им. Потому что с этого момента намереваюсь хранить верность единственной женщине до конца жизни. Ты не глядишь на меня скептически. Благослови тебя за это Господь. Я намерен сдержать свое обещание и клянусь, что сделаю это, дорогая Марти. Именно благодаря прошлому опыту я знаю разницу между тем, что было, и тем, что есть. Это любовь.

— Да, — медленно произнесла я. — Мы будем верны друг другу, потому что это единственный способ доказать всю глубину нашей любви.

Он взял мои руки и поцеловал их. Я еще никогда не видела его таким серьезным.

— Я люблю тебя, — произнес он. — Помни об этом… всегда помни об этом.

— Обещаю.

— До тебя могут дойти слухи.

— Этого трудно избежать.

— Ты ведь слышала об Элис и о том, что Элвин — не моя дочь? О, дорогая, кто-то тебе, конечно же, об этом рассказал, о таком просто нельзя было не рассказать… Видишь ли, это правда. Я так и не смог полюбить этого ребенка. Более того, я, как мог, избегал ее общества. Она была неприятным напоминанием обо всем, что я стремился забыть. Но когда приехала ты, мои чувства изменились. Ты заставила меня увидеть в ней одинокого ребенка, страдающего за грехи взрослых. Видишь, ты изменила меня, дорогая Марти.

— Коннан, я хочу сделать этого ребенка счастливым. Позволь ей принять тебя как своего отца. Она в этом так нуждается.

— Ты станешь ей матерью. Значит, я стану ее отцом.

— Мы будем очень счастливы, Коннан.

— Ты умеешь видеть будущее?

— Я вижу наше будущее, потому что оно зависит только от нас, и я намерена сделать его счастливым.

— А если мисс Ли поставила себе цель, она ее добьется. И ты обещаешь не расстраиваться, услышав сплетни обо мне?

— Ты говоришь о леди Треслин. Она была твоей любовницей.

Эти слова сорвались с моих губ совершенно непроизвольно. Я была ошеломлена тем, что могу говорить о подобных вещах. Но все же я хотела знать правду, и это желание было столь сильным, что я отбросила прочь всякую щепетильность.

Он кивнул.

— Больше никогда, — вырвалось у меня. — С этим покончено.

Он поцеловал мою руку.

— Разве я не поклялся тебе в вечной верности?

— Но, Коннан, — заколебалась я, — она такая красивая и по-прежнему будет жить рядом.

— Но я влюблен, — возразил он, — впервые в жизни.

— И ты ее не любил?

— Похоть, страсть, — ответил он, — иногда люди принимают их за любовь. Но когда встречаешь настоящую любовь, ее сразу узнаешь. Дорогая, давай похороним все наши прошлые ошибки. Давай начнем все заново, ты и я, в радости и в горе…

Я опять оказалась в его объятиях.

— Коннан, я ведь не сплю, как ты думаешь? Пожалуйста, скажи, что я не сплю.

Было очень поздно, когда мы наконец расстались. Я поднялась к себе, не чуя ног от счастья. Я даже боялась ложиться спать, опасаясь, что, когда проснусь, все окажется сном.

* * *

Утром я пришла в комнату Элвин и сообщила ей новость.

Несколько секунд в углах ее рта витала весьма довольная улыбка, затем она напустила на себя безразличный вид, но было уже поздно. Я знала, что Элвин обрадовалась.

— Теперь вы навсегда останетесь с нами, мисс? — спросила она.

— Да.

— Интересно, научусь ли я когда-нибудь ездить верхом так же хорошо, как вы.

— Научишься и, скорее всего, еще лучше. У тебя будет гораздо больше возможностей тренироваться, чем у меня.

Опять ее губы тронула улыбка. Затем она задумалась и с серьезным видом взглянула на меня.

— Мисс, — произнесла она, — как же мне теперь вас называть? Вы ведь будете моей мачехой?

— Да, но ты можешь называть меня, как захочешь.

— Только не мисс!

— Полагаю, что нет. Я ведь теперь не буду твоей гувернанткой.

— Наверное, мне придется называть вас мамой, — ее губы сжались.

— Если тебе этого не хочется, ты могла бы называть меня Мартой, когда мы будем оставаться наедине. Или Марти. Так меня всегда называли мой отец и сестра.

— Марти, — повторила она. — Это мне нравится. Похоже на имя лошади.

— Лучшей похвалы я и желать не могла! — расхохоталась я, а она с самым серьезным видом воззрилась на мое веселье.

Затем посетила другую девочку.

— Джилли, — произнесла я. — Я скоро стану миссис Тре-Меллин.

Из синих глаз ушло безразличие, и ее лицо озарила ослепительная улыбка.

Она подбежала и зарылась лицом в мои юбки. Ее тельце вздрагивало от веселого смеха.

Я никогда не могла быть уверена в том, что происходит в затуманенном мозгу Джилли, но знала, что в этот момент она счастлива. Она отождествляла меня с Элис, и я чувствовала, что она воспринимает все происходящее как нечто само собой разумеющееся.

Полагаю, что с этого момента она стала полностью отождествлять меня с Элис.

* * *

Поездка домой была очень веселой. Всю дорогу до станции мы распевали корнуоллские песни. Я никогда не видела Коннана таким веселым.

Элвин подпевала нам, и Джилли тоже. Я не верила своим ушам, слыша, как эта девочка, которая почти всегда молчала, тихонько напевает себе под нос, как будто разговаривая сама с собой.

Мы пропели «Двенадцать дней Рождества». У Коннана был очень приятный баритон. Мне казалось, я взлетаю к высотам невозможного счастья, слушая, как он выводит первые строки:

В первый день Рождества моя любовь прислала мне