Медленно отстраняется, немного выходя, а затем снова врезается обратно.

Мой собственный взгляд опускается вниз, и я вижу, как его красный блестящий член исчезает внутри меня. Он такой чертовски большой, что я даже не знаю, как он туда поместился.

Подняв глаза, Люцифер замечает, что я наблюдаю, и на его губах появляется озорная ухмылка. Отступив назад, он почти полностью выскальзывает из меня, а затем устремляется вперед, наполняя меня собой.

Моя спина выгибается, и на этот раз я не могу удержаться от закатывания глаз. Я вскрикиваю и тянусь, хватаясь за него, потому что мне нужно за что-то держаться. Мне нужно что-то, что может помочь пережить эти сильные ощущения.

Он такой большой, такой толстый, что задевает каждое нервное окончание внутри меня.

— Бл*ть, — стонет он, выскальзывая наружу, а затем врезаясь обратно.

Без пощады, без колебаний.

Просто шквал удовольствия, атака на мои чувства.

Это так охренительно хорошо. В глубине души я знаю, что этого не должно быть. Знаю, что не должна сдаваться, но я слишком слаба, чтобы продолжать бороться с этим.

Внутрь и наружу. Его бархатистая длина скользит внутри меня, и он пристально смотрит на меня сверху вниз, его глаза полны собственничества.

В этот момент я просто должна признаться себе, что хочу этого. Мне нужно это.

Внутри меня была огромная зияющая дыра, и прямо сейчас он ее заполняет.

— Тебе это нравится, не так ли? — рычит он надо мной, и его темп увеличивается.

Люцифер врезается в меня и выходит так сильно и быстро, что между нами возникают шлепающие звуки.

— Тебе нравится, когда я трахаю тебя, не так ли, Лили? — рычит мужчина напряженно.

Да, мне нравится, когда он меня трахает.

— Ты была создана для того, чтобы принимать мой член, — хрипит он, раскачиваясь бедрами все сильнее. — Твоя маленькая киска создана для того, чтобы я ее трахал. Не так ли?

Да, да, да.

Потянувшись, он хватает мою ногу за колено и подтягивает ее вверх. При следующем толчке проникает в меня еще глубже, задевая при этом клитор.

— Бл*ть, ты чувствуешься так хорошо, — рычит он.

Люцифер отстраняется и снова врезается в меня.

Этого слишком много. Слишком сильное давление, слишком сильные ощущения. Я ошеломлена, и когда его член глубоко внутри меня обнаруживает этот спрятанный комочек нервов, я чувствую, что меня выталкивают на другой уровень реальности.

Мой мир погружается в туман, но даже сквозь дымку я чувствую, как он срывается.

Я не знаю, что этому поспособствовало. Возможно, моя киска, сжимающая и втягивающая его в себя. Возможно, то, что я не могу перестать стонать его имя и царапать ногтями спину.

— Бл*ть! — рычит мужчина, и на его лице появляется выражение одержимости, смешанной с агрессией.

Люцифер начинает меня трахать жестко и быстро. Он начинает меня трахать так, будто ненавидит меня.

Трахает меня так, как будто я ненавижу его.

И это действительно так. Я ненавижу его за то, что он меня взял. Ненавижу его за то, что держит меня в плену.

Больше всего ненавижу его за то, что он заставил меня почувствовать это.

Его подбородок опускается, и Люцифер устремляет взгляд своих ледяных глаз на меня.

Я бы испугалась, я бы боялась его, если бы это не было так хорошо. Я уже попалась в ловушку оргазма, и это так невероятно, что даже его безумие ничего не испортит.

Он хватает мою вторую ногу и тянет ее вверх. Мои бедра сжимаются вокруг него, и я скрещиваю лодыжки за его спиной.

— Моя, — рычит он, опускаясь на меня всем весом и утапливая меня в кровати. — Ты моя, черт подери! Моя. Прими это.

Еще одна волна блаженства обрушивается на меня, омывая мое тело. Но, даже теряясь в удовольствии, я качаю головой. Люцифер может заставить меня кончить, может использовать мое тело против меня, но я не буду ему принадлежать.

— Упрямая женщина, — рычит он и, наклонив голову, впивается зубами мне в шею.

Я кричу и дергаюсь под ним от боли. Мои стенки плотно сжимают его член, и его зубы оставляют мою плоть.

Люцифер дергается надо мной, на мгновение теряя ритм, и запрокидывает голову.

Рев срывается с его губ, а затем он яростно врезается в меня так, будто буквально пытается трахнуть меня, чтобы заставить ему подчиниться.

Внутри я чувствую, как он набухает и увеличивается, наполняя меня горячей липкостью.

Еще одна сильная волна удовольствия захлестывает меня, и я утопаю в ней, позволяя унести себя потоком.

Кажется, что оргазм продолжается и продолжается, и я наслаждаюсь каждой его секундой.

На это короткое время я могу забыть. На эти несколько моментов эйфории я не его пленница, не его владение.

Я просто Лилит.

Слишком скоро начинаю восстанавливать связь с самой собой, а мое тело включает все чувства.

Понимая, что моего лица касается что-то мягкое и нежное, я открываю глаза и вижу, как Люцифер, склонившись надо мной, гладит меня по щеке с выражением крайней нежности на лице.

Этот взгляд… Этот взгляд убивает меня. Непреодолимая волна печали обрушивается на сердце, и мое горло сжимается. Почему Люцифер так на меня смотрит? Почему он делает так, что мне становится трудно его ненавидеть?

Я рыдаю, ненавидя себя за свою слабость. Я чертовски жалкая. Ненавижу, что позволила ему дать мне почувствовать все хорошее, что только что испытала. 


Глава 11

Люцифер

Принятие – это первый шаг к пониманию вашей новой реальности. Принятие того, что ничто в этом мире или в следующем никогда не будет прежним. Вчера вечером для меня прозрачные слезы, текущие по ее щекам, были принятием.

Лгать самому себе об истинном положении вещей – не мой стиль. Знаю, что Лилит снова будет сопротивляться, знаю, что она будет испытывать меня и себя. Это присуще человеческой природе. Я просто планирую стать скалой, с которой она столкнется, когда это сделает.

— Люцифер, у нас проблема, — говорит мне Саймон, постучав в дверной косяк кабинета, в котором я сижу.

Откинувшись на спинку кресла, чувствую, как уголки моего рта опускаются и хмурюсь. Когда Саймон говорит, что у нас проблема, это действительно так. Он знает меня, знает, что нужно делать, если только им не требуется мое личное внимание.

— Я сделал пару звонков и получил наводку о пропавших пяти миллионах, — говорит Саймон, входя в кабинет и закрывая за собой дверь.

— Что у тебя есть?

— Все та же херня, о которой мы давно знаем. О’Райли и Маршалл задумали вместе новый бизнес. По новой информации они собирались запустить транш с кокаином и героином через Средний Запад. Их основными поставщиками были якудза.

— Ну, и как, черт возьми, это пошло не так? — спрашиваю я. Якудза, по моему опыту, чертовски смертоносны, но при этом чертовски надежны. Если они что-то обещают, то это будет сделано. Они выполняют свои обещания без всяких отговорок.

— Похоже, О'Райли облажался. Мы не знаем всех подробностей, но ирландцы убрали итальянского босса, Карчинелли. Затем они убрали О'Райли, босса, который заказал убийство итальянца... В Огайо сейчас полный бардак. Нет босса у ирландцев, у итальянцев новый, а киллеры разбегаются.

— Бл*ть, — бормочу я, медленно потирая виски. Это дерьмо вызвало у меня головную боль. Я не допущу, чтобы здесь произошла подобная дестабилизация. Это породит слишком большую неопределенность. И я хочу быть чертовски уверенным в своих деловых сделках.

— Итак, мои деньги у ирландцев? — спрашиваю я с гримасой, эти ублюдки такие же сумасшедшие, как и русские. Особенно киллеры, которых они используют. На данный момент у нас здесь нет ирландской мафии, и мне это нравится. Мне достаточно русских придурков.

— Нет, — нахмурившись, отвечает Саймон.

— Нет? Так у кого же тогда мои пять долбаных миллионов долларов?

— У якудза.

— Черт, откуда мы это знаем?

— Потому что они взяли их во время войны наверху. Даже хвастались этим перед окружением, по крайней мере, это то, что я слышал. Похоже, они пытаются убедиться, что не потеряли своего лица в этом вопросе. Хотя это все еще мог быть Маршалл, — говорит Саймон, и я не сомневаюсь в том, что он мне сказал.

Саймон – моя правая рука именно по этой причине, у него нюх на такие вещи. Этот человек похож на собаку-ищейку: он не перестает отслеживать запах, пока не найдет его источник на дереве.

— Они знают, что это мои деньги? — спрашиваю я, думая о Маршалле и о том, как он меня подставил.

— Еще не уверен в этом, но я создаю небольшие волны в пруду, чтобы посмотреть, какая всплывет рыба.

— Что сейчас делает Маршалл?

— Пьет. Плывет вниз по течению по реке алкоголя в своем дерьмовом маленьком мире завышенной самооценки. Похоже, он хвастался не одному человеку, как натянул одного из вас. Последние двадцать четыре часа он только пил и трахался.

— На какие деньги? — с рычанием спрашиваю я.

— Кредитные карты и все, что у него осталось в банках.

— Закрой или заморозь его счета, я хочу, чтобы к завтрашнему утру он был разорен.

— Понял. Что мне делать со схемой О’Райли?

Я долго обдумываю это. Знаю, что могу обратиться к ирландцам за возмещением ущерба, но они, скорее всего, будут делать вид, что ничего не знают. Вопрос для меня в том, хочу ли я создать проблемы им или якудза?

— Сделай одно и то же для якудза и для ирландцев. Попробуй и с итальянцами. Если они не знают, что мои деньги пропали, посмотрим, сможем ли мы устроить встречу. Не произведи на них впечатление нищеброда, Саймон. Сообщи им, что мы ожидаем ответы на вопросы, которые у нас есть.

— Мэтью, я не думаю, что мы можем позволить себе войну на этих фронтах, — говорит он, глядя на меня. Он не боится называть меня именем, данным мне при рождении, но знает, что делать это нужно только тогда, когда это действительно необходимо.