Айя Субботина - Обман

Так, Червинский, а ну тормози.

Что он сейчас сказал?

— Марик, ты ведь помнишь Егора, да? — хлопает глазками моя адская козочка.

Хотя нет, сейчас просто белый и пушистый одуванчик.

Подорожник, блядь! Хоть к ране прикладывай!

— То есть этот утконос и есть твое «я очень занята в офисе»? — елейным тоном интересуюсь я. — То есть ты тут со своим бывшим налаживаешь телемост, а мне закатываешь сцены ревности, хоть я просто зашел выпить кофе с сестрой?!

— Не обижай утконосов, — заступается Маринка, но я все равно уже зверею.

А когда я зверею, Туалетные утята запросто превращаются в хорошо отбитые куриные грудки.

Ну а адские козочки, прикидывающиеся одуванчиками, точно узнают, какой тяжелой бывает рука бешенного Марика Червинского, опущенная на их зад.

У моей покладистой Мольки такое лицо, будто я застукал непослушную малышку за поеданием банки варенья. Хоть доставай телефон и фотографируй, чтобы использовать в будущих спорах, где она снова будет отращивать рожки и выпускать «Верочку» поглумиться над моими светлыми чувствами.

— Ну, я до сих пор жду ответ, — напоминаю я, быстро вставая из-за стола и перегораживая утконосу путь к отступлению. А то паника в его взгляде вопит, что парень не зря чувствует зуд в заднице. В этот раз я его просто так не отпущу: покажу Туалетному утенку, для чего ему предназначена рожа. Буквально.

— Я еще не твоя невеста и не буду перед тобой отчитываться, — задирает нос Молька, но при этом косит взгляд на одинокое кольцо. — И вообще…

— А ты собираешься выйти за него замуж? — спрашивает Туалетный утенок с таким видом, словно я — какое-то недоразумение природы, и брак между нами равносилен скрещиванию лука и персика.

Мне нужно только протянуть руку, чтобы приобнять придурка за плечи. Со стороны должно казаться, что мы приятели и собираемся просто выйти освежиться: не могу же я при всем честном народе тащить этого сноба как положено — за шиворот.

— Что … я…

— Ну-ка пошли поговорим на твою территорию, Туалетный утенок, — сквозь зубы цежу я и волоку его через зал в сторону туалета.

Здесь он как-то хитроумно спрятан за ширмами и как раз свободен, так что я буквально пинком заталкиваю придурка внутрь и выразительно шевелю бровями, закрывая дверь на защелку. Нужно отдать мужику должное — он пытается храбриться и держать лицо, но все-таки я выше, крепче и, самое главное, злее. То есть буквально злой как дьявол, потому что одному малахольному хочется нарезать круги вокруг моей адской козочки. Она тоже свое получит, и ей повезет куда больше, чем этому придурку, потому что когда до нее дойдет очередь, я уже утолю свою жажду крови.

— Что вы тут делаете? — спрашиваю сухо и спокойно, медленно подтягивая левый рук свитера. — Кто кого пригласил?

Если он скажет, что Молька, я точно отобью ей зад, чтобы через пятую точку дошло, какому мужчине она принадлежит. Блин, а я тот еще собственник, оказывается.

— Я пригласил, — отвечает Егорка, и отшатывается, хотя я всего-то вскидываю правую руку, чтобы закатать и этот рукав тоже. — Мы давно знакомы. Нам есть, о чем поговорить.

Вера — свободная женщина.

Вот почему нельзя было ограничится одной фразой?

— А у тебя, я вижу, вообще нет инстинкта самосохранения, — печально констатирую я, открывая вентиль, чтобы как следует вымыть руки. Нарочно хорошо мылю даже между пальцами, словно хирург перед операцией, а потом промокаю ладони бумажными полотенцами, поворачиваюсь — и складываю руки на груди. — Не хочу, чтобы попала инфекция, когда я выбью тебе зубы.

На самом деле, я собирался просто провести ему мастер-класс по использованию рожи.

Раз родился Туалетным утенком — то и веди себя соответственно. Но Егорка этого не знает, и пытается тупо пройти мимо меня к двери. Само собой, хватаю его за шиворот и волоком тяну к кабинке. Он пытается размахивать руками, но я нажимаю на пару болевых точек у него на шее и выразительно веду его же носом в сторону унитаза.

— Значит так, чувак «Я круче всех». Вера — моя женщина. Абсолютно полностью и со всеми потрохами моя. Если я узнаю, что ты наяриваешь ей по телефону — вычищу твоей рожей унитаз. До блеска.

Он пытается вырваться, но при этом смешно оттопыривает задницу и сам делает только хуже, потому что мне приходиться сунуть его голову под подмышку и ощутимо сжать локоть. Боль в ушах будет его спутницей на ближайшие пару дней.

— Лучше не дергайся, а то тут не один сортир, а щетина у тебя, прямо скажем, рабочая, ершик.

— Ты не знаешь…

— … кто твой папа? С кем я связался? Что ты занимался ушу в третьем классе? — спокойно перечисляю я. — Я верю на слово. Я вообще хороший человек, Туалетный утенок, и всегда стараюсь верить людям и прощать им их слабости. Но только раз. Вот с тообой первый раз в жизни делаю исключение, а то бы ты уже торчал в снегу гвоздем, шляпкой вниз. Так что лучше не доводи до греха: скажи, что мы друг друга поняли и ты прямо сейчас устроишь себе амнезию и забудешь о моей невесте.

Он пытается что-то промычать, но я сжимаю руку еще чуть сильнее.

— Неа, молчи. Просто кивни. Я увижу.

Кивать, когда твоя башка в тисках — не самое приятное удовольствие, хоть оно мне и не знакомо. Так что Егорке приходится постараться, чтобы предоставить мне доказательства нашего полного взаимопонимания.

Туалетный утенок старается и я, наконец, отпускаю его болванку. Чувак так спешит отвалить, что пятится задом и наталкивается задом на ребро дверцы. Блин, Молька, что ты в нем нашла: он даже матерится без огонька.

— Исчезни, ершик, а то передумаю. И учти — в зале моя сестра. Подойдешь к Вере — и я об этом узнаю.

Не уверен, что он слышит мое последнее предупреждение — слишком спешит выйти из клетки с тигром. Надо было хоть нос ему разбить что ли.

Во мне произошел, как любит говорить один приятель-программист, системный сбой.

Потому что когда Червинский тащит Егора для мужского разговора, мои симпатии полностью на стороне моего плохиша.

Что? Я правда только что назвала его «мой»?

— Брррррр… — мотаю головой я, и для верности щипаю себя за щеки.

— Может, присядем, пока мальчики устроили подпольные бои без правил? — предлагает Марина, и за руку тянет меня к столу.

Мы садимся друг напротив друга и одновременно смотрим на кольцо.

Оно великолепно.

Лучше я даже во сне бы не увидела.

— Марик говорил, что ты очень милая, — улыбается Марина, и она больше не кажется мне ни бестолковой прилипалой, ни дурочкой.

Все-таки, меня заедала ревность. Теперь это бессмысленно отрицать.

Видимо, моему либидо слишком приглянулась задница Марика, потому что влюбиться в него я совершенно точно не могла.

— А что еще говорил Марик? — спрашиваю я, как бы между прочим укладывая ладонь пальцами в сторону кольца.

— Примерь, — наклоняется вперед Марина. Просто Мефистофель в юбке, знает, чем искушать. — Все равно оно твое.

Я почти чувствую, как у меня загораются глаза, а внутри все звенит от желания поскорее окольцевать себя этим шедевром. Так что протягиваю руку и…

— Ну-ка убери копытца от того, что не твое, — грохочет у меня над головой Червинский и я непроизвольно втягиваю голову в плечи.

Правда, всего на секунду, потому что мой ослепленный блеском бриллиантов мозг снова начинает работать в штатном режиме, и с запозданием, но все же обрабатывает информацию.

— Ко… ко… копытца?! — завожусь я.

— Ты моя курочка, — лыбится Червинский, а потом берет мою ладонь, кольцо со стола и… кладет его в карман джинсов. — С копытцами.

— Да иди ты к черту со своим кольцом! — ору я, и несусь к выходу.

Он что, думает, что я вот так сразу и растаю ради какой-то безделушки, как его безмозглые подружки? Да ни один зад… Тьфу! Ни один Червинский этого не стоит!

Я выношусь на улицу на всех парах, иду в сторону метро… и только через пару минут, когда на улице как-то резко холодает, начинаю понимать, что оставила пальто и перчатки, и даже сумку в кафе за столом в кафе.

— Ну ладно, Бабник, раз уж мне придется вернуться, я все тебе выскажу, — громко соплю себе под нос. Поворачиваюсь — и на всем ходу врезаюсь в Червинского, который появляется на моем пути, как призрак — буквально из ниоткуда.

— Давай, высказывайся, Копытце, все равно кольцо тебе не видать, как своих ушей, — с видом сытого удава, заявляет он. — Потому что я собирался надеть его на палец девушки, которая за моей спиной не бегает на свидания к трусливому Утконосу!

— Не обижай утконосов! — на автомате повторяю фразу его сестры. — Блин! Я не это хотела сказать!

— Ты правда собиралась сидеть с придурком, который даже не способен отстоять свое право быть с тобой? — продолжает издеваться Червинский. — Ты вообще проверяла?

Спорим, у него нет ни члена, ни яиц.

— Это не твое дело!

— Нет, мое! — грохочет Марик.

— Я же просто монстр с копытами!

— Нет, ты просто дура!

Ну все.

Ну достал.

Надо закрыть ему рот, пока этот придурок не наговорил на самый классный секс в моей жизни.

— Что ты делаешь? — не понимает Червинский, когда я беру его за грудки и становлюсь на носочки. — Только попробуй сунуть руку в карман, козочка, и…

— Да заткнись ты уже, — говорю я и сама прекращаю наши прерикательства.

Поцелуем.

Все-таки, Червинский классно целуется. И классно обнимает: как будто сразу всю, словно я принадлежу только ему, и он заявляет право собственности.