Айя Субботина - Обман

— Нам нужно обсудить… детали.

Блин, я же никогда не заикался с женщинами! Я всегда знал, что и когда сказать, мастерски играл интонацией и не заморачивался над тем, как будут истолкованы мои слова. Опять же, потому что наперед знал все реакции. А тут у меня просто кот в мешке.

Или, точнее сказать, адская козочка в платье девочки-припевочки с пентаграммой во лбу.

— Какие детали? — Моль смотрит на меня в зеркало заднего вида, и на ее лице ни капли интереса. — Детали моего наряда? Мне казалось, этот вопрос мы решили.

— Кстати, — я выкашливаю попытки совести заткнуть мне рот, — милое платье.

— Звучит как «Ты пугало, дорогая», — язвит она, но почему-то это выглядит… мило?

— Ты пугало, дорогая, — невольно поддаюсь я, но вместо ожидаемой улыбки, получаю разочарованный взгляд.

Еще немного, и меня ждет превосходный «фейспалм» в ее исполнении. Не уверен, что после этого во мне вообще останется что-то мужское. В крайнем случае, у меня останется борода и небольшой шанс победить на «Евровидении» с гимном в защиту всех мужчин, униженных и притесняемых коварными женщинами.

— Хочешь обсудить нашу «историю»? — подсказывает Моль.

— Да, потому что в отличие от твоих родственников, меня будут расспрашивать о девушке, которую я люблю до беспамятства, но почему-то только сегодня решил показать ее семье.

— А разве ты не из тех мужчин, которые считают знакомство с родителями почти что обещанием жениться? — В моем лице она явно нашла отличную мишень для высмеивания всех мужских стереотипов. — То есть, ты вообще никогда и никого не знакомил с мамой и папой, потому что тогда на твое драгоценное хозяйство будут претендовать на почти законных основаниях.

Мое бедное хозяйство еще раз сжимается, и Верочка понимающе улыбается в ответ на мою гримасу боли. А когда у меня, наконец, начинают сдавать нервы, и крышка кипящего чайника почти натурально бряцает под клубами пара, вдруг делает вполне милое лицо и даже… черт, очаровательную улыбку? С ямочками. Как у нее это получается: менять маски у меня на глазах и при этом я понятия не имею, в чем секрет?

— Самая лучшая ложь — та, что больше всего похожа на правду, — заявляет Молька.

Да, вот так: когда у нее такое личико-сердечком, что я за секунду успокаиваюсь и начинаю верить в доброе и вечное, я хочу называть ее Молькой. Между прочим, в моей голове это звучит почти ласково.

Надо было приехать с цветами, успокоить фурию подношением. Может она поэтому так бесновалась?

— Или такие, как ты, не встречаются с помощницами адвокатов, у которых даже нет личного автомобиля?

— Почему не встречаются? — Я чуть не промахиваюсь на красный, но успеваю притормозить. Ладно, в жопу вранье, я не обязан корчить перед ней принца в сверкающих доспехах. — Да, такие как я, не встречаются с такими, как ты. Прости, но есть определенный порядок вещей.

— Расслабься, — машет рукой Молька, но я заранее готовлюсь к ответной оплеухе. И она прилетает. — Такие, как я, тоже не встречаются с такими, как ты. Боюсь, я бы просто умерла от скуки.

— А я от отсутствия эстетического удовольствия, — огрызаюсь в ответ.

— Да да, вот и я о том же, — охотно соглашается Верочка. — Меньше всего мне нужно, чтобы на меня смотрели как на мясной ряд.

Честно говоря, я никогда даже не задумывался о ней в таком ключе. Как можно фантазировать о том, что у женщины под одеждой, когда она не дает ни шанса для таких мыслей? Ни пары расстегнутых пуговиц на блузке. Ни юбки хоть немного выше колен, ни стройного силуэта. Я уже молчу об узком платье по фигуре.

— Хорошо, — вынужденно соглашаюсь я, — ты помощница Антона, мы познакомились в его офисе, некоторое время дружески общались, а потом я потерял от тебя голову.

— Годится, — слишком уж быстро соглашается она.

— Точно? — недоверчиво переспрашиваю я.

— Да, конечно. — Верочка пожимает плечами и отворачивается к окну. — Надеюсь, часа вежливости будет достаточно?

Ну и вот как ей сказать, что с таких мероприятий просто так не исчезают, тем более братья виновницы торжества, тем более, когда для меня наверняка припасено место в программе, где я должен буду толкнуть рыдательный тост о семейной любви, а я, как всегда, ни хрена о нем не подумал.

— Я постараюсь, чтобы все это не затянулось, — уклончиво отвечаю я, но Верочка продолжает смотреть в окно.

Надеюсь, на этом наши препирательства себя исчерпали.

Иначе она меня доведет… что придется с горя и разочарования в женском поле жениться на Рите.

У поганца Червинского… на удивление красивые глаза.

Не знаю, почему вдруг я думаю об этом именно сейчас, но мысль сформировалась ровно тот момент, когда мы смотрели друг на друга в зеркало заднего вида. Даже странно, что не глаза в глаза, а вот так — через кусок стекла.

Они у него не такие голубые, как у Антона, скорее — темно-синие с графитовыми нотками.

Так и хочется бросить экспонат на лопатки, забраться сверху и с лупой долго-долго пристально изучать радужку в попытках отыскать аномалию. Само собой, исключительно чтобы потешить нездоровое любопытство.

Но эти внезапные несвойственные мне телячьи нежности действуют удручающе, поэтому я начинаю играть в молчанку. Какая разница, как меня представит Марик? Это всего на час, а потом он снова будет мне должен, и на этот раз я сделаю так, чтобы у моего семейства не было повода думать, будто «любимый жених» меня не любит.

На торжество мы приезжаем в элитный московский ресторан. Кто бы сомневался, от количества элитных марок автомобилей начнется обильное слюноотделение даже у меня, мечтающей всего лишь о скромной маленькой машинке европейского происхождения. Ну или японского.

Марик помогает мне выйти, подставляет локоть и мы, словно две звезды, идем ко входу по выстеленной ковровой дорожке, потому что в декабре гости, согласно дрескоду, все сплошь в туфлях и туфельках.

— Главное, не дергайся, — берется успокаивать меня Марик. — Говорить буду я.

— А ты умеешь говорить больше десяти слов за раз?

Он только стискивает челюсти до выразительных желваков под брутальной щетиной — и я даже не успеваю насладиться моментом, потому что нам навстречу летит молодая женщина в потрясающем карамельном платье.

Господи, дай мне силы не броситься щупать эту великолепную ткань!

— Марик! — кричит красотка. — Ты опоздал! Опять!

— Прости, Лера, пробки. — Он выглядит искренне расстроенным.

Так, Лера. Его сестра, Валерия. Виновница сегодняшнего торжества. Не удивительно, что у нее вид повзрослевшей женственной красотки Диснея.

— Хотя бы ради моего юбилея ты мог сделать исключение и выехать пораньше, — негодует она, но все-таки подставляет щеку для родственного чмока, при этом обращая взгляд в мою сторону.

Она не оценивает ни мое платье, ни мою прическу, только секунду разглядывает камею — между прочим, она старинная, еще от бабушки — а потом не без интереса разглядывает мое лицо. Я внутренне напрягаюсь, готовлюсь дать отпор любым попытка указать на мое место, но ничего этого не происходит.

— Марик, наконец-то ты вырос, — говорит Валерия, и я делает шаг в мою сторону. — Стал совсем большим мальчиком и перестал играть в куклы.

«Ты моя героиня», — одними глазами отвечаю я, и с удовольствием приобнимаю ее за плечи, чтобы поцеловать в другую щеку.

— Вера — это моя сестра, Валерия, именинница. Лера — это Вера, моя… девушка.

— Это твое спасение, — поправляет Валерия и тут же берет меня под руку. — Классный стеб, — говорит с чертями в голосе. — Имею ввиду твой маскарадный костюм. Я бы и сама высмеяла все это высшее общество с его стереотипами, но, увы, именинница должна быть белой и пушистой. Но, может быть, я оторвусь на вашей с Мариком свадьбе?

От мысли о том, как я, вся в белом, прекрасная, как лань, пойду к алтарю с чурбаном Мариком, все мыслительные процессы которого начинаются и заканчиваются в области ремня для брюк, хочется нервно смеяться, но я держу себя в руках. Валерия хоть и превосходит интеллектуальный уровень брата в разы, все же его сестра и вряд ли ей понравится мой слишком уж однозначно уничижительный смех. Кроме того, я вроде как в образе влюбленной в него девушки, так что надо соответствовать. Поэтому я склоняюсь к уху Валерии и нарочито громким шепотом говорю:

— Свадьба обещает быть веселой?

— С каждой минутой я сомневаюсь в этом все меньше, — тем же манером отвечает она и заводит меня в богато украшенный зал.

При том, что я почти все время прикидываюсь Серой мышью, в своей привычной жизни с подругами, которые знают меня, как свои пять пальцев, я обычная двадцатипятилетняя молодая женщина, и веду довольно интересный и насыщенный образ жизни. Посещение хороших ресторанов — далеко не последний пункт в списке наших обычных девичьих дел.

Поэтому меня не удивляет ни богато украшенный зал, ни разодетые, как с подиума, гости.

Правда, оформление голубыми орхидеями сорта «ванда» действительно смотрится богато.

Особенно с учетом того, что на улице — последние недели декабря.

И, конечно, на меня все смотрят. Помните, как в «Сумерках» — появление Эдварда Калена в столовой было не таким эффектным, как мой променад количеством в десять шагов.

Ровно столько нужно чтобы оказаться пред светлые очи красивой пожилой пары. То, что передо мной родители Марика я понимаю еще до того, как Валерия представляет меня им.

Он как-то странно похож сразу на обоих одинаково: тот же разрез глаз как у матери, такие же губ как у отца.