Остаток их поездки прошел без осложнений. Родители попросили меня приехать летом домой; я солгала и сказала, что подумаю об этом. Но я уже думала о переезде в Сиэтл и начале летней сессии. Сообщу эту новость позже. А сейчас мне хочется пожить здесь, укрыться в безвестности.

Глава 38

Уильям


      Я тянусь к бутылке, как только бросаю почту. Та соскальзывает со стойки, из-за чего мне приходится наклониться, чтобы поднять ее. Мое тело болит из-за отбываемого наказания. Еще одна ночь прошла в тюрьме, еще одна лекция от шерифа. Еще один визит моих родителей. Ничего из этого не имеет для меня значения. И ничто не изменит сложившуюся ситуацию. Единственного человека, ради которого я бы приложил усилия, я потерял.

      Со временем мне нужно будет найти работу. Моих денег надолго не хватит.

      Счет.

      Счет.

      Реклама.

      Счет.

      Бросаю их в кучу, пока не замечаю письмо, адресованное мне на старый адрес. Судя по почтовому штемпелю, оно было отправлено сюда три месяца назад. Белиз. Международное отправление.

      Я вскрываю письмо, любопытство берет надо мной верх. Я посылал в Гондурас запрос о моем официальном свидетельстве о рождении, поэтому без понятия, что это. Просматриваю его. Перечитываю три раза. Бутылка выскальзывает из моей руки и лязгает о пол, вдребезги разбиваясь. Я только что сказал, что ничего больше не имеет значения. Ничто не заставит меня изменить мою жизнь.

      Я лгал.

      Твоя сестра, 

      Елиза.

      Это все меняет.

      Это дает мне цель.

      У меня есть сестра. Я вытряхиваю из конверта фото и не узнаю ее. Она юная… может быть, ей восемнадцать. Снова перечитываю письмо, в надежде, что смогу запомнить хоть какую-то информацию.


      Дорогой Уильям, 

      Знаю, для тебя это будет потрясением. Я не была уверена, в курсе ли ты, что я есть, хотя папа уверяет меня, что ты не знаешь. Он говорит, что тебе ничего не известно о твоем прошлом или происхождении. 

      Я - твоя сестра. Сводная сестра. Папа попросил убежища в Белизе и встретил мою маму. Они были женаты много лет, и я только что узнала о тебе. Папа при смерти, и его предсмертные признания ошеломляют. 

      Не знаю, что еще сказать, но, если ты заинтересован в сестре, пожалуйста, позвони. Я приложила свой номер. 

      Твоя сестра, 

      Элиза. 

      011+501+678+9872


      Бутылка, которая прежде искушала меня, забыта. Стремление напиться и подраться изгнано. Необходимость почувствовать связь, выяснить свое прошлое и узнать сестру… непреодолима.

      Не отдавая себе отчет, я набираю номер. С нетерпением слушаю, как происходит соединение. С ликованием слышу ее голос. Разговариваю с ней так, словно давно ее знаю.

Два незнакомца объединяются.

      Брат и сестра налаживают связь.

      Она собирается приехать. Там ее жизнь в подвешенном состоянии; она сообщает мне, что на прошлой неделе скончался наш отец, и ей хочется сменить обстановку. Известие о его смерти для меня – крохотный всплеск; он мне не отец, а всего лишь донор ДНК. Мои отцы в десяти минутах от меня, верящие в меня, когда я сам в себя не верю.

Ее настроение подавлено, но, мне кажется, это потому, что английский для нее – второй язык. Она хочет поступить в университет, стать медсестрой и помогать другим. У нее и дома много перспектив, но ей хочется осмотреться, и она сказала, что переезд сюда – событие не такое уж и неслыханное.

      Я бросаюсь поделиться новостями с отцом и папой, надеясь, что они примут ее так же легко, как и я.

Глава 39

Эмма


      Один год. 

      365 дней. 

      525,600 минут. 

      31,536,000 секунд. 

      Столько прошло с той ночи.

      Джеймс оправился. Я переехала… дважды. Однако мое сердце все еще не исцелилось. Мои мысли по-прежнему возвращаются к нему. Мои сны все так же пропитаны нашим будущим. Время лечит не все раны… некоторые оставляют неизгладимый след на долгие годы; они врезались так глубоко, что от них не избавиться.

Это лето было наполнено переменами. Я переехала в другой конец страны, начала учиться в магистратуре и поняла, что не всегда вписываюсь в нынешнюю среду. Сиэтл прекрасен, претенциозен, вальяжен и полон жизни. В Нью-Йорке повсюду шум и суета, а Сиэтл обязывает осмотреть все достопримечательности, изучить себя, открыть, он – «золотая середина», дарящая вдохновение. Я наметила уйму мест, куда хочу сводить родителей; я столько всего узнала об этом городе, и уже не чувствую себя безликой незнакомкой. Небольшая улыбка, вежливое предложение, дружественное замечание… здесь это все - вторая натура.

      Этим летом Холли поехала домой и каждый день умоляла и меня приехать. Я не смогла. Еще нет. Она не вернулась в Нью-Йорк, ее сердце с Энди, и она пошла ва-банк. Моих родителей было легко заставить хранить молчание относительно Уилла, но вот Холли… не тут-то было. Я пялюсь на стену из жвачки, задаваясь вопросом, достаточно ли здесь ее, чтобы заклеить рот моей подруге… на долгое время.

      – Холли, я занимаюсь. Давай я тебе перезвоню?

      – Не-а, потому что ты не перезвонишь. Ты, Эмма Николс, превратилась в обманщицу.

      Не обманщица, а периодически избегаю неудобных вопросов… с этим я соглашусь.

      – Если бы ты перестала говорить обо всех тех вещах, которых мне не хватает, у меня бы появилось желание поговорить с тобой.

      – Упс. Ты ранишь меня. Шучу, я не такая нежная. – Она – чертова горячая штучка. – Если ты так сильно скучаешь, приезжай домой. У тебя же будут каникулы перед осенней сессией.

      – Не могу. Это долгий перелет, мне нужно подготовиться, так как у меня будет учебный курс с полной нагрузкой.

      – Ты сама себе веришь? Мне просто любопытно, потому что я тебе не верю. Ты не хочешь столкнуться с ним, но это ведь значит, что ты никогда не вернешься домой? – Возможно. Я рассматривала такую вероятность, и пока мне больно об этом думать, я не вернусь в родной город. Это ранит намного меньше, чем если бы я увидела, что он двигается дальше после меня или переехал в штат, где был в прошлом году.

      – Никогда не говори никогда.

      – Ладно, Бибз (Прим: поклонница Бибера). – Я могу представить, как она закатывает глаза. – Ему лучше. С тех пор, как я в последний раз была дома, его больше не задерживали. – Не могу поверить, что мы используем такое сравнение для определения, как далеко он зашел. Мальчик, в которого я влюбилась, никогда бы не упоминался в одном предложении со словами «быть за решеткой».

      – Ты осознаешь, как ужасно это звучит? Ему лучше, так как он перестал попадать в тюрьму? Он взялся за ум, так как не проводит ночи за решеткой? Да ладно, Холли, ты выше этого.

      – Так же, как и ты сильнее этого. Та ночь – бред собачий, и ты это знаешь.

      – Тебя там не было. – Во мне поднимается раздражение.

      – Нет, но если то, что ты мне рассказала, правда, это полная ерунда. Нельзя наказывать человека, который не совершал преступления. Когда ты стала такой злопамятной? Что обычно ты говорила о глупости и ошибках?

      – Ошибки можно исправить.

      – Точно, и вы оба их совершили. Понимаю, что он наговорил много ужасных вещей, но своими обвинениями ты загнала его в угол. Представь, что роли поменялись. Как бы ты себя чувствовала?

      – Без понятия, я бы так не поступила.

      – Ты уверена?

      – Да. – Я убеждена.

      – И почему ты держала рот на замке о том, что они говорили все эти годы? – Она сбила с меня спесь. Почему я молчала? Почему никому не рассказала? У меня нет ответов, не таких, что оправдали бы меня. – Я отпущу тебя, чтобы ты все обдумала. Дай мне знать, когда встречать тебя в аэропорту.

      Не будет никакого аэропорта, потому что я не поеду домой. Той ночью я вылила на него много лицемерного дерьма; он сорвался. Я не могу винить его.

      Обвинитель превратился в обвиняемого. 

      Праведный превратился в несправедливого. 

      Нравственный превратился в аморального. 

      Грехи, которые я возложила на него, полностью лежат на моих плечах. Я не могу поехать домой и встретиться с ним. 

      Я бегу. 

      Я скрываюсь. 

      Мне стыдно.

                                    

Глава 40

Уильям


      Год назад моя жизнь покатилась по наклонной. Сегодня я встречаюсь со своей сестрой. Я прошел путь от разъяренного, не поддающегося контролю и беспокойного парня к личности, которой мне хотелось быть.

      Работая по ночам барменом, я освобождаю дни для учебы. Я скучаю по футболу. Скучаю по братству, но я нужен здесь. Я научился налаживать взаимоотношения; мои родители и я близки, как никогда. Искренность освобождает; безупречность и просто стремление быть таким - нереальные и удушающие.

      Я верил, что должен быть идеальным или, как минимум, казаться таким, иначе я не был достоин их любви, их преданности, их жертвы. Они спасли меня, и я не мог дать им повода пожалеть об этом. Большое количество разговоров и консультаций позволили мне услышать то, о чем они мне говорили с самого начала.

      Я был не бременем, а благословением.