Любовь была не условной, а неограниченной. 

      Совершенство было иллюзией, легко разрушаемой. 

      Недостатки были нормальны, и принять их, значит повзрослеть.

      Я получил второй шанс. Может я и потерял любовь всей жизни, но могу начать все заново со своей сестрой. Я могу быть таким, каким ей нужно, чтобы я был: сильным, оберегающим, искренним, понимающим. Все те качества, которые я прятал внутри себя. Боясь раскачать лодку, боясь быть отвергнутым, боясь быть самим собой.

Я пристально смотрю на звезды, гадая, смотрит ли Эмма на это же небо в это же мгновение. Надеюсь, она счастлива, и молюсь, чтобы она вернулась.

      Парень, каким я был, не заслуживает ее; мужчина, каким становлюсь, достойный и преданный.

***

      Элиза – мое спасение. Живя с Джеймсом и Бреттом, она познает мою историю. И не позволяет моим ошибкам изменить ее мнение обо мне; я – ее старший брат, и мое прошлое не определяет мое будущее. Она в восторге от всех моих футбольных наград и в изумлении смотрит на мои детские фотографии. Я делюсь воспоминаниями, рассказывая историю о каждой, где она была сделана, когда каждый приз был получен мною. Ее рвение все узнать дает мне повод гордится достижениями, о которых я и позабыл. Позволяет с полной ясностью рассмотреть себя. Отец и папа на седьмом небе от счастья. Не важно, что ей восемнадцать; они думают, что у них появился еще один ребенок, которого можно воспитать.

      Ее английский совершенствуется благодаря нанятому нами репетитору; Элиза подала документы для поступления в университет, но хочет на некоторое время остаться в городе. Она не смогла пролить свет, откуда я. Из того, что ей известно, я был спасен, дважды. Первый раз человеком, который сбежал, человеком, чья ДНК прослеживается во мне. Он не был ни мерзавцем, ни святым. Второй раз – отцом и папой; что бы они ни увидели во мне, какая бы связь ни заставила их нарушить общепринятые правила, я им признателен. Я съеживаюсь только от одной мысли, где бы я был без их вмешательства.

У меня свободный вечер, и мы решили, что ужин в их доме вполне оправдан. У меня есть важные новости, которыми хочется поделиться. Джеймс позвонил, чтобы дать мне знать, что к нам присоединятся Фэб с Люком. Я видел их несколько раз, но на протяжении длительного времени избегал нахождения в одном месте. Мне стыдно за свое поведение той ночью. Мне ненавистно, как я отреагировал.

      – Где все? – зову я, проходя по пустым комнатам. Обнаруживаю их снаружи, наслаждающихся последними лучами солнца. Терраса стала моим излюбленным местом для размышлений. – Вы слишком заняты, чтобы поприветствовать гостей?

      – Сын, ты не гость. Тащи свой зад к нам. – Я обнимаю родителей и Элизу. Киваю Люку и Фэб. Люк делает шаг вперед и дарит мне рукопожатие; Фэб обнимает меня крепче и дольше, чем я привык.

      – Эмм. – Без понятия, что сказать, я знал, что они будут здесь, но их благосклонность смущает меня. Взглянув на Фэб, я вынужден отойти в противоположный конец террасы, чтобы вернуть самообладание; это словно увидеть Эмс через двадцать лет.

      – Привет. – Она вторгается в мое пространство. – Мы можем уйти, если тебе некомфортно.

      – Нет. Нет. – Я энергично качаю головой. – Я не был готов к такому радушию. Прошло много времени с тех пор, как мы были в одной комнате.

      – У тебя очень хорошо получалось избегать нас, но пора это прекратить. – Она хватает меня за предплечье. – Ты не виноват в том, что случилось в ту ночь.

      – Не непосредственно.

      – Никак. А что произошло после… это твои страдания и страдания моей упрямой дочери. Я не предам ни одного из вас, но мне хочется быть частью твоей жизни. Мы видели, как ты взрослел и превращался в мужчину, какой ты сегодня. Нам тебя не хватало. – Фэб всхлипывает и прячет глаза. – Помнишь все те дни, когда ты и Люк гоняли мяч, а Эмма приносила вам воду и играла в куклы в пяти шагах от вас? – Я улыбаюсь воспоминанию. – Я так волновалась, что ее ударит мячом по голове, но ты так хорошо чувствовал, где она находилась, и, если мяч летел в ее направлении, ты был там, чтобы заградить ее.

      – Тогда все было просто.

      – Все сложно настолько, насколько ты сам к этому относишься. Я вечно раздаю советы, хочешь ты этого или нет. Я стараюсь исправиться, но такая я есть. А так как я мама - это вообще моя работа. Не могу сказать, что нас ждет в будущем, но могу сказать, что мы все видели в тебе и Эмме. Ваша любовь была настоящей. Надеюсь, это навсегда, ну, а если нет, я хочу, чтобы ты был счастлив. Хочу, чтобы ты простил себя и исцелился.

      – Я работаю над этим.

      – Замечательно. Пойдем, присоединимся к остальным. – Она тянет меня, и я подчиняюсь.

      Элиза пристально рассматривает нас, ее голова задрана, в глазах любопытство. Ужин протекает, и между нами раздается смех. Я встаю и прочищаю горло. Смотрю на своих родителей, Элизу, Люка и Фэб, достаю конверт из кармана. Без слов открываю и передаю его Джеймсу.

      Он быстро пробегается глазами, и на его лице появляется широкая улыбка. Бретт забирает письмо, задерживает дыхание, у него трясутся руки. У Элизы проблемы с чтением, поэтому Бретт помогает ей с переводом, как только передает его Фэб, которая делится с Люком. Она прижимает к губам пальцы, он тянет себя за волосы. Люк встречается со мной взглядом… в нем уважение и одобрение. – Я – новобранец в академии. Начинаю в следующем месяце.

      – Поздравляем!

      – Гордимся тобой!

      – Будь осторожен!

      – Ты справишься!

      Пока взрослые продолжают радоваться, отвожу Элизу в сторону. – Ты в порядке?

      – Я в замешательстве. Полицейские - не всегда хорошие люди.

      – В твоей стране. Здесь есть несколько плохих парней, но не все работают теми методами, которым ты была свидетелем. Знаю, ты жила в менее населенном районе, но по большей части сотрудники полиции в Белизе хорошие, законопослушные люди.

      – Это опасно.

      – Может быть. Обещаю, сделаю все возможное. – Я щекочу ее под подбородком, и вид ее улыбки, вторящей моей, заставляет меня расслабиться. Слышно, как щелкают фотоаппараты, и я предупреждаю ее: – Это займет некоторое время.

Глава 41

Эмма

Сегодня. Я получила степень магистра в области социальной работы, МСР, но не представляю, куда она меня приведет. Проблемы, с которыми я сталкиваюсь – ничто по сравнению с теми, с чем сталкиваются другие в их стремлении стать семьей, со шрамами, приобретаемыми в процессе и с причиняемыми ими страданиями, с радостью, получаемой, когда семья из двух человек превращается в семью из трех, четырех, пяти и т.д. человек.

Мои родители прилетели вчера поздно вечером. У маминой танцевальной студии было выступление, и она не могла его пропустить, но также родители не могли пропустить и мой выпускной. Я должна была быть здесь пораньше, и, с учетом разницы во времени, мы просто договорились встретиться после церемонии. Замечаю их в толпе, их глаза прикованы к сцене. Звучит мое имя; свист в знак восхищения и аплодисменты слишком громкие, чтобы исходить от двух людей, приехавших ради меня. Они могут устроить переполох.

– Ты сделала это! – Моя мама полна энергии.

– Да, сделала. – Я размахиваю дипломом перед их лицами.

– Именно поэтому я – банкрот. – Папа выхватывает диплом у меня из рук.

– Ха-ха. – Он целует меня в макушку и не отпускает.

– Я чертовски тобой горжусь, детка.

– Спасибо. Умираю с голоду. И ты платишь за обед, – я подмигиваю ему и присоединяюсь к маме и остальным людям, покидающим зрительный зал.

У меня не было возможности сказать им, что я возвращаюсь домой. Пришло время. Я готова. Здесь, в Вашингтоне (имеется в виду штат), находится одно из лучших агентств по международному усыновлению, но это не то место, где я вижу себя. Мне нужно за многое извиниться и исправить много ошибок.

– О, ты должна увидеть, какую беседку построил Бретт для Джеймса. – Джеймс был зациклен на беседке у нас на заднем дворе, и видимо, Бретт понял намек.

Мама хватает фотоаппарат и протягивает его мне. Пролистываю первый снимок; любуюсь видом, открывающимся с террасы, где я провела немало своих вечеров. Деревья в цвету, дым от гриля. В поле зрения попадает беседка, пейзаж умиротворяющий. Мне нравится.

Она спрятана в укромном месте и окрашена в светло-кремовый цвет, а шпалеры (решетки) увиты виноградными лозами. – Наверняка Джеймс от нее без ума. – Она … - Я замираю. На следующем снимке беседка, но в углу, почти за кадром, образ, от которого у меня перехватывает дыхание.

Улыбка, озаряющая его лицо, в глазах танцующий закат, кожа гладкая и загорелая.

Она смеется над чем-то, что он сделал. Она ощущает его пальцы под своим подбородком. Она с ним.

Я выключаю фотоаппарат и возвращаю его. – Беседка великолепна, держу пари, он от нее без ума. – Мама подпрыгивает, рассказывая, как Джеймс проводит в ней свои дни и каждый вечер желает ужинать под открытым небом. Я накалываю на вилку своего цыпленка, ком в горле и тяжесть в желудке не дают мне съесть его. Натягиваю улыбку, киваю в нужный момент. Я двадцать один месяц продолжаю жить во лжи, еще несколько минут ничего не изменят.

– Ты в порядке? – спрашивает папа.

– Ага, все отлично. – Ложь.

– Ты уже решила, вернешься ли домой?

– Не знаю, как сказать вам об этом. Я согласилась на должность здесь. – Ложь.

– Эмма. – Мама плачет. – Я хочу, чтобы ты была счастлива, но мы скучаем по тебе. Ты так далеко.

– Знаю. Я не могла упустить эту возможность. – Ложь.

– Это имеет отношение к Уиллу? Ему лучше. Вы все должны поговорить.

– Мам, то, что произошло – в прошлом. Я пережила это, и тебе стоит сделать то же самое. – Ложь.

– Ты и близко не подошла к тому, чтобы это пережить. Вот что я скажу тебе; когда ты находишься внутри каких-то рамок, ты не видишь то, что видят все остальные. Мы видим, что ты страдаешь, отдаляешься … он делает тоже самое. Он налаживает свою жизнь, добивается чего-то после трагедии, ты могла бы поучиться этому.