— Ну, теперь у тебя будет другой повод для слез, — сказал он, — поскольку, как ты видишь, я тоже вернулся домой.

Она подбежала к нему и была встречена крепкими объятиями.

— Французы не захотели оставить тебя у себя? — спросила она, уткнувшись брату в грудь.

— Напротив, они так меня обожают, что не хотели отпускать. Но какая радость оставаться там, где тебя хотят?

— Жаль, что ты не видишь в том радости, — сказала Амелия, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. — Потому что тебя очень хотят видеть здесь.

Улыбаясь, Лео протянул Рохану руку для пожатия.

— С нетерпением жду возможности увидеть те изменения, о которых ты писал. Похоже, в поместье кипит работа.

— Ты можешь расспросить обо всем Меррипена с утра, — непринужденно ответил Рохан. — Он знает каждый дюйм в поместье, знает по имени каждого слугу и каждого арендатора. И ему есть о чем тебе рассказать, так что будь готов к тому, что говорить он будет долго.

— Ну, это утром, — сказал Лео, бросив быстрый взгляд в сторону Уин. — Он что, в Лондоне?

— Здесь, в «Ратледже». Он приехал в город, чтобы через агентство нанять еще слуг.

— Мне за многое стоит сказать Меррипену спасибо, — с нехарактерной для него искренностью произнес Лео. — И тебе, Рохан, тоже. Черт знает, зачем ты столько для меня сделал.

— Не для тебя одного, для всей семьи.

Пока мужчины разговаривали, Амелия усадила Уин на кушетку возле камина и сама села рядом.

— Лицо у тебя округлилось, — сказала Амелия, перечисляя изменения, произошедшие с сестрой. — Глаза стали ярче, и фигура великолепная.

— Больше никаких корсетов, — с улыбкой сообщила Уин. — Доктор Харроу говорит, что они сжимают легкие, заставляют позвоночник и голову принимать противоестественное положение и ослабляют мышцы спины.

— Безобразие! — воскликнула Амелия, сияя глазами. — Никаких корсетов даже при выходе в свет?

— Он разрешает мне носить корсет, только очень редко, но все равно сильно затягиваться не велит.

— Что еще говорит доктор Харроу? — спросила Амелия, явно забавляясь. — Есть у него соображения по поводу чулок и подвязок?

— Ты можешь услышать его мнение непосредственно из его уст, — сказала Уин. — Мы с Лео привезли доктора Харроу с собой.

— Чудно. У него здесь какие-то дела?

— Если и есть, то я о них не знаю.

— Полагаю, что раз он родом из Лондона, то захочет навестить родственников и друзей?

— Да, конечно, но… — Уин почувствовала, что краснеет. — Джулиан выразил личную заинтересованность в том, чтобы провести со мной время за пределами клиники.

Амелия от удивления открыла рот.

— Джулиан, — повторила она. — Означает ли это, что он ухаживает за тобой, Уин?

— Я не уверена. У меня в этих вопросах совсем нет опыта. Но мне так кажется.

— Он тебе нравится?

Уин кивнула без колебаний:

— Да, нравится.

— Тогда я уверена, что мне он тоже понравится. И я рада представившейся возможности лично поблагодарить его за то, что он сделал.

Они улыбались друг другу, обе в восторге от того, что снова вместе. Но очень скоро Уин подумала о Меррипене, и пульс ее участился. Она чувствовала себя не в своей тарелке. Нервы ее были на взводе.

— Как он, Амелия? — не выдержав, прошептала она.

Амелии ни к чему было спрашивать, кого имеет в виду Уин.

— Меррипен изменился, — осторожно сказала она, — почти так же сильно, как ты и Лео. Кэм говорит, что то, что Меррипену удалось сделать с поместьем, поражает воображение. Чтобы управлять строительством, организовывать хозяйственные работы и прочее, нужно обладать разносторонними умениями и талантами. И Меррипену все это удается. Когда возникает необходимость, он сбрасывает сюртук и, засучив рукава, трудится наравне с рабочими. И рабочие его уважают — ни разу никому в голову не пришло оспорить его авторитет.

— Разумеется, я не удивлена, — сказала Уин, хотя сердце ее замирало от сладкой горечи. — Он всегда отличался сноровкой. Но когда ты говоришь, что он изменился, что ты имеешь в виду?

— Он стал довольно… жестким.

— Жестким? Ты хочешь сказать — упрямым?

— Да, и отчужденным. Похоже, что он не находит удовлетворения в своих успехах, да и жизнь его, похоже, не радует. О, он многому научился, и он отлично руководит, и одевается лучше, чтобы соответствовать новому положению, но, странное дело, он кажется еще менее цивилизованным, чем когда появился у нас. Думаю… — Возникла неловкая пауза. — Возможно, он изменится к лучшему, когда увидит тебя. Ты всегда оказывала на него благотворное влияние.

Уин опустила глаза.

— Сомневаюсь. Сомневаюсь, что я вообще оказываю какое-либо влияние на Меррипена. Он ясно дал понять, что не испытывает ко мне никакого интереса.

— Не испытывает интереса? — повторила Амелия и сдавленно хохотнула. — Нет, Уин, я никогда не стала бы так говорить. Любое упоминание о тебе заставляет его всего превращаться в слух.

— О чувствах человека судят по его поступкам. — Уин вздохнула и потерла глаза. — Вначале меня обижало то, что он не отвечает на мои письма. Потом это стало злить. А теперь я просто чувствую себя глупо.

— Почему, дорогая? — спросила Амелия. Синие глаза ее были полны заботы.

«Потому что я люблю его, а он бросает мою любовь мне в лицо. За то, что пролила столько слез из-за этого бессердечного человека. И за то, что, несмотря ни на что, продолжаю его любить».

Уин покачала головой. Разговор о Меррипене вызывал у нее раздражение.

— Я устала после долго путешествия, Амелия, — с виноватой улыбкой сказала она. — Ты не станешь возражать, если я…

— Нет-нет, иди сейчас же спать, — сказала Амелия, помогая сестре подняться с кушетки и бережно обнимая ее за плечи. — Лео, проводи Уин в ее номер. Вы оба устали. У нас завтра будет время поговорить.

— О, как я люблю этот чудный командный тон, — протянул Лео, словно предавался ностальгическим воспоминаниям. — А я надеялся, что к этому времени ты, Рохан, излечишь ее от привычки выкрикивать приказы словно сержант на плацу.

— Мне нравятся все ее привычки, — дипломатично сказал Рохан и улыбнулся жене.

— В каком номере живет Меррипен? — шепотом спросила Уин у Амелии.

— Третий этаж, комната двадцать первая, — так же шепотом ответила Амелия. — Но ты не должна идти к нему прямо сейчас, дорогая.

— Конечно. — Уин улыбнулась. — Единственное, о чем я мечтаю, — это без промедления оказаться в постели.

Глава 7


Третий этаж, комната номер двадцать один. Уин накинула на голову капюшон плаща, скрывая лицо. В коридоре было тихо и пусто.

Разумеется, она должна была найти Меррипена. Она прошла ради этого долгий путь. Она проехала немало миль по суше, переплыла море и, подумать только, вскарабкалась вверх по такому количеству лестниц, что, если их поставить одну на другую, можно было уже давно попасть на небо, и все ради него. Чтобы дотянуться до него. А теперь они находились в одном здании, и она не могла закончить свое путешествие сейчас, когда до цели осталось всего несколько десятков шагов.

В конце коридоров имелись световые колодцы, чтобы в дневные часы коридоры освещал солнечный свет. Откуда-то из глубины здания доносилась музыка. Должно быть, в бальном зале кто-то устраивал закрытую вечеринку или, возможно, в знаменитой столовой проходил званый ужин. Гостями в отеле Гарри Ратледжа бывали особы королевской крови, знаменитости, сильные мира сего. Останавливаться здесь считалось престижным.

По табличкам с золочеными цифрами на дверях Уин наконец отыскала нужную комнату. Под ложечкой посасывало от волнения, все мышцы были напряжены. Она почувствовала, как на лбу выступила испарина. Повозившись немного с перчатками, она стащила их и сунула в карманы плаща.

Дрожащей рукой Уин постучала. Она ждала, обмирая от волнения, опустив голову, боясь дышать.

Уин не знала точно, сколько прошло времени, но ей показалось, что минула вечность до того, как щелкнул замок и дверь открылась.

Прежде чем поднять глаза, Уин услышала голос Меррипена. Она успела забыть, какой у него низкий, вибрирующий голос, как он пробирал ее до самой глубины души.

— Я не посылал за женщиной сегодня ночью.

Последние два слова лишили Уин дара речи.

Слова «сегодня ночью» подразумевали то, что были другие ночи, когда он действительно посылал за женщиной. И хотя Уин была не слишком искушенной, она понимала, что происходит, когда мужчина посылает за женщиной и принимает ее в отеле.

В голове ее гудело. Она не имела права осуждать Меррипена за желание воспользоваться услугой женщины. Он ей не принадлежал. Они ничего друг другу не обещали, ни о чем не договаривались. Он не обязан был хранить ей верность. Но она не могла удержаться от вопросов… Сколько женщин? Сколько ночей?

— Не важно, — бесцеремонно заявил он. — Я могу тобой воспользоваться. Заходи. — Широкая ладонь легла на плечо Уин и втащила ее через порог, не дав возможности возразить.

«Я могу тобой воспользоваться»?

Ее охватил гнев и цепенящий ужас. Она понятия не имела, что делать и что говорить. Отчего-то ей не казалось правильным просто сбросить капюшон и воскликнуть: «Сюрприз!»

Меррипен принял ее за проститутку, и теперь встреча, о которой она так долго мечтала, превращалась в фарс.

— Полагаю, тебе сообщили, что я цыган, — сказал он.

Пряча лицо под капюшоном, она кивнула.

— И для тебя это не имеет значения?

Уин смогла заставить себя один раз качнуть головой. Раздался негромкий сухой смешок, который совсем не походил на смех Меррипена.

— Разумеется. Главное, чтобы платили хорошо.

Он ненадолго ее оставил, чтобы, шагнув к окну, задернуть бархатные шторы на окнах, за которыми в туманном лондонском сумраке горели фонари. Комнату теперь освещала лишь единственная лампа.