Разумеется, в правдоподобности слов Адриано ей не приходилось сомневаться. Большинство знатных венецианцев, осведомленных о том, что сенатор придет с дамой, гостящей в его палаццо уже более трех месяцев, только и терялось в догадках о том, кем же она ему приходится.

Если ранее общество не придавало значения пребыванию Каролины в доме сенатора Фоскарини, поскольку ее появление в Венеции не отмечалось какими-либо гласными событиями, а слухи о родственных связях и вовсе отняли у этого момента интерес, то после громкой серенады сенатора у стен собственного дворца все круто изменилось. Теперь аристократия обратила свой взор к пустующему некогда палаццо Фоскарини и вела горячие споры о том, кем приходится ему эта прекрасная незнакомка.


– Посмотрите только на спутницу Адриано Фоскарини! – воскликнула Аделаида Вассари, супруга венецианского советника.

Во взглядах женщин, обернувшихся на ее призыв, читалось любопытство, смешанное с мимикой напыщенного презрения.

– Какое вычурное платье! – с пренебрежением отметила синьорина Памелла Фьоджи, стоящая напротив. – Неужто эту странную особу не интересует мнение общества? Разве допустимо являться в этом…

– Потрясающее платье! – восхищенно промолвила подошедшая Мария Кальони, и ее откровенный протест зарождающейс я теме вызвал недовольство на лицах женщин. – Такого прекрасного творения мне не доводилось еще лицезреть.

– Посмотрите, каким взглядом ее поглощает сенатор! – громко перебила Вассари, заставив оглянуться и двух римлянок, стоящих в нескольких шагах от них. – Вы слышали о серенаде, которую он исполнил у окон своего палаццо? Могу с уверенностью сказать, что их связывают отнюдь не родственные отношения!

– О, да! – согласилась синьора Фьоджи, матушка Памеллы. – Ходят слухи, что эта флорентийка – тайная любовница Адриано Фоскарини.

– К чему сенатору обременительные тайны? – возмутилась Мария Кальони. – Убеждена, что истинная история звучит гораздо проще. Бедняжка осталась сиротой, а поскольку ее приданым надобно кому-то управлять, сенатор решил жениться, подготовив тем самым почву для выгодного союза с Флоренцией.

– Полагаю, что сенат ожидает от него куда более значимого союза для державы, – возразила Вассари. – Адриано Фоскарини всегда славился исключительным патриотизмом.

– Так или иначе, ее пребывание в палаццо Фоскарини выглядит крайне неприличным, – поморщилась чопорная матушка Фьоджи. – Моя дочь куда благовоспитанней этой особы, и уж она точно не позволила бы себе подобной наглости! Оставаться наедине с мужчиной в одном доме – дурно для репутации незамужней дамы.

– Ох, не преувеличивайте, умоляю вас! – недовольно взмахнула полной рукой Кальони. – Куда деваться юной прелестнице? А сенатор Фоскарини в общении с дамами достаточно благороден, чтобы не позволить себе вопиющего бесчинства. Потому попрошу прекратить это зловонное обсуждение!

Откровенность Марии всегда играла против черноротых сплетниц, поэтому большинство венецианок избегали с ней общения. Однако прямодушие этой женщины вызывало одобрение многих мужчин, что делало ее невероятно популярной в их обществе.

– Не успела даже зазвучать музыка, как вам уже удалось привести в негодование венецианок, моя дорогая, – услышала Каролина и обернулась на незнакомый женский голос.

– Мария Кальони, – представилась та и присела в реверансе.

Женщина средних лет обладала довольно привлекательной внешностью, но в этом обществе ее ясно отличало от прочих дам искреннее радушие в серых глазах. Это невероятно обрадовало гостью Фоскарини, и она открыто улыбнулась, отвечая на приветствие:

– Каролина Диакометти.

– Право, о вас, любезная синьорина, уже столько сплетен прошло по обществу, что у меня ощущение, будто мы знакомы с вами многие годы, – рассмеялась Мария.

– О, мне ли этому удивляться! – улыбнулась Каролина. – О малознакомых персонах всегда судачат без лишней скромности. А тут еще и общество галантного сенатора…

Мария раскатисто рассмеялась, прикрывая лицо лиловым веером с диковинной росписью из черных нитей.

– Мне радостно отметить, что я в вас не ошиблась, синьорина Диакометти. И каково вам находиться в нашем причудливом обществе?

– Мне уже довелось познакомиться с некоторыми особами, и хочу сказать, что они меня не разочаровали своим теплым приемом. Быть может, потому, – с кокетливой улыбкой продолжала гостья, – что все они оказались мужчинами.

Кальони скрыла очередной смешок, про себя отмечая находчивость «флорентийки».

– Тонкие черты вашей внешности несколько отличаются от венецианских, – отметила та. – Это во многих женщинах вызывает беспощадную зависть. Будьте с ними осторожны, моя дорогая. Венецианки самодовольно полагают, что ни одна из европеек не под стать их блистательной красоте. А любое противоречие этому может вызвать желание сиюминутно растоптать причину смятения.

– О, милейшая синьора Кальони, осмелюсь предположить, что такой крепкий орешек, как я, им не по зубам. Право, мне не хотелось бы настраивать себя воинствующе и тем самым заблаговременно вызывать в венецианках отчуждение. Я жажду познакомиться и узнать всех возможных присутствующих.

Мария Кальони улыбнулась и взяла ее под руку.

– В обществе мужчин, безусловно, любопытно, милая Каролина, но лишь после того, как исчерпаются все темы о политике. В нашем распоряжении имеется немного времени, дабы познакомиться с некоторыми венецианцами. Позволите?

– Безусловно!

– Сенатор Фоскарини, – окликнула Мария Кальони и присела перед Адриано в реверансе, – позвольте мне украсть вашу прекрасную спутницу и представить ее местной знати, умирающей от любопытства познакомиться с ней.

Откровенно говоря, Адриано эта идея не приходилась по душе, но он и сам заметил, что его возлюбленная Каролина заскучала, поэтому с одобрением кивнул головой.

Мария Кальони не щадила силы Каролины, знакомя ее с чередой местной аристократии. Общение с венецианцами вызывало в генуэзке весьма противоречивые чувства. Многие сопровождающие статных мужей дамы продолжали мерить Каролину оценивающим взглядом. При этом у одних в глазах светилось напускное равнодушие, у других – осуждение, у третьих – снисходительность. Кто-то ее появлению и вовсе не придавал значения, принимая шум вокруг «флорентийки» излишним проявлением эмоций. Как ей удалось выяснить, гневное восприятие ее персоны вызывалось негодованием прежде всего по той причине, что большинство воспринимали ее претенденткой на место супруги сенатора Фоскарини.

– Неужто Адриано настолько популярен в обществе? – изумилась Каролина. – Мне казалось, что он сторонится публичности. За все время моего пребывания в Венеции он показался на общественном приеме лишь единожды.

– Это с вашим появлением сенатор стал игнорировать светские мероприятия, – с улыбкой отметила Мария. – И можете мне поверить, что это удивляет не только вас. Признаться, Адриано Фоскарини уже давно предлагали несколько довольно выгодных брачных контрактов, однако на все предложения он реагировал красноречивым молчанием. К тому же, его любвеобильной натуре до определенного мгновения были свойственны лишь вызывающие осуждение интрижки и романы с куртизанками.

Ох, как же далеко зашла эта беседа! Разве угодно Каролине слышать все это? И тут же, невольно скорчив раздосадованную гримасу, она перевела свой взор на собеседницу, когда та многозначительно улыбнулась, вероятно, заметив вспыхнувшую у синьорины ревность.

– Я знакома с сенатором много лет, – подчеркнула Кальони, словно желая взбодрить Каролину, – но мне не доводилось в идеть его таким сияющим и отчужденным от женского общества.

Синьорина Диакометти с изумлением посмотрела на Марию, но тут же отвела глаза, боясь выдать свои чувства. Однако это было лишним и невероятно запоздалым жестом.

– Все свои наблюдения я предпочитаю оставлять в тайне, – внезапно заметила синьора. – Но не могу упустить момент порадоваться за Адриано, если, разумеется, существует повод для радости.

Каролина скрыла улыбку, и в это самое мгновенье из толпы появился он, уводя свою гостью от общества Марии.

На протяжении празднества синьорина с разочарованием заметила, что начинает уставать от недовольства, читающегося на лицах присутствующих венецианок. Но вот что касалось венецианских мужей, то здесь Каролина наслаждалась нескрываемым восторгом, что вызывало ревностный блеск в глазах Адриано.

О, эти испепеляющие восхищением глаза Адриано, не отводившего от нее влюбленный взгляд весь день! Каролина утопала в восторге, о котором неистово восклицало его сердце, даже будучи в нескольких шагах от нее.

В те редкие мгновения, когда Каролина не томилась мыслями о возлюбленном, она искренне услаждалась пресловутой венецианской роскошью, о которой так много говорили в европейском свете. Вот они – эти завораживающая изысканность, откровенная роскошь, торжественная помпезность, которыми Венеция слыла во всем мире! Здесь, в палаццо Белуччи, где собралась вся элита Серениссимы, появлялась возможность ощутить в полной мере этот неповторимый вкус вопиющего великолепия, о котором так часто слышала Каролина. И где-то этот непомерный шик и впрямь зашкаливал за все дозволенные рамки, оставляя на устах гостьи пьянящий горьковатый вкус изысканного вина, несущего в себе пряность соблазна вдоволь насладиться всеми нотами дивных ароматов, которыми манила здешняя атмосфера.

Ведь завораживало не только изумительное богатство, стоящее у трона изысканных обитателей. Каждый из знатных венецианцев старался внешне не кичиться своим положением, однако гордыня, правившая им, отражалась в глубине его взгляда.

К аждая женщина, скрывающая под платьем с высокой горловиной и тщательно покрытым дорогими тканями телом жалость к себе, под видом кроткой овечки таила эдакую коварную львицу, в которой бурлили подавляемые каноническими порядками чувства. И эти чувства в состоянии был узреть лишь тот человек, которому казались ведомыми все эти тайны. Каролина чувствовала от венецианок это отчаянное желание быть услышанной и понятой, эту неистовую жажду дать волю своим чувствам лишь потому, что то же самое ей доводилось ощущать и в обществе близких ей женщин. Поэтому смесь внешнего фарса, преподнесенного венецианцами на блюде лицемерия гостям этого вечера, в числе которых было много римлян, с внутренней сутью и чувствами, играющими душами венецианцев, словно струнами арфы, создавали в атмосфере праздника дивную гремучую смесь.