– Как что? Это – паразит! А его биоэнергия переходит на окружающее пространство. И чем больше на человеке жемчуга, тем он плохо себя чувствует. Несовместимость происходит.

– Но он красивый, – не отступал Станислав.

– А паразит всегда в красивые одежды прячется.

Тут он вспомнил из своего опыта, что и вправду паразиты всегда красивыми выглядят. И этим они притягивают добродушных людей. А потом от этой красоты плачут…

– Кажется в сборнике Святслава-а-а, это где-то десятый или одиннадцатый век, перл, а так в старых писаниях жемчуг называют, способствует благоденствию и долголетию, и считался счастливым талисманом.

– А откуда Вы всё это знаете?

– Ну, я же из семьи учителей. Учительская дочка! – гордо выразилось на лице Елены своё отношение.

– А Вы что, так прямо и верите в биополе и биоэнергию?

– И при том учти, медицинское образование даёт такой большой разброс знаний. … Это – химия! Мы, медики, только химий изучаем пять курсов, физику с биофизикой: тут электромагнитные волны и аппараты их генерирующие, и радиация, и влияния космического пространства на здоровье. У нас в медицине вышла пять монографий о влиянии космоса и солнца на здоровье, и эти книги нужно было прочитать как обязательную учебную литературу. История, только историю мы изучаем по-другому, по болезням эпидемиям, морам, поветриям и болезням коронованных особ. А Вы говорите про биополе.

– Ну, значит, Вам не нравится жемчуг.

– Жемчуг – это продукт паразита, и это органическая скорлупа определенной формы. Красивая на взгляд, но вредная на энергетическом уровне. Поэтому не надо мне такого подарка. Для меня участие в проекте – и так подарок… Хорошо, я поеду домой. Там мама с дочкой ждут меня.

Танец Танго на конкурсе, они провели и были почти самыми последними в номинации. От чего Елена еще больше расстроилась.


На следующий день они вновь встретились, но теперь только рано утром. Он заехал за ней на репетицию. После чего она с утра успела обежать адреса на своем участке и уже физически уставшая в двенадцать прибыла в кабинет на амбулаторный прием. И так всю неделю нужно было набирать физическую подготовку. Новый танец был «Пасодобль».


Этот танец «Пасодобль» её сильно физически утомлял. Бегать и прыгать было нужно не как на тех предыдущих танцах. Она ощущала, как её не хватает воздуха, от танца. Если ноги теперь не так заплетались, как в предыдущем, то дыхания не хватала. «Да», – размышляла она, – «это не в молодости, когда я в школе бегала и прыгала с мальчишками. А вот эта работа так затягивает, так затягивает, что физическую подготовку уже не когда поддерживать». Она даже не заметила, как за несколько лет беготни и сидения в кабинете она свою физическую подготовку всю растеряла.

Вечером как обычно после репетиций они выходили в кафе.

– Слушай, – спросил как-то Станислав, – а ты слышала о том, как один наш решил пересадить голову свою на другое туловище? И иностранец какой-то сказал: «Я это сделаю». Что ты можешь сказать?

– А что, технически это сделать можно. У нас такие наработки с тридцатых годов. Ты слышал о докторе Демихове? Так он ещё до войны демонстрировал, как голову пересаживать собаке. Экспериментов десять делал. И головы пересаживал самые разные: и от маленьких собак, и от больших. То есть тогда, до Великой Отечественной войны, технически это было возможно. Посмотри в Интернете, там может быть даже кинокадры найдешь с Демиховым.

– То есть технически это можно?

Она кивнула головой, подтверждая это.

– А почему тогда поднялся такой вой в прессе? – уточнял он у неё.

– Да спрашивают не тех, – ответила она, пережевывая кусок мяса. – Сейчас в сосудистой хирургии, там и шовник, и нитки синтетические, рассасывающие. А этот профессор Демихов в своё время пришивал, наверное, нитками натуральными, такими как пуговицы пришиваем. Потом сейчас специальность анестезиология самостоятельная, а во времена Демихова и наркоза не было. Потом тогда ещё плохо разработана теория гемостаза, то есть свёртываемости крови. В те времена только наш земляк открыл лабораторию переливания крови.

– Это кто?

– Богданов, был такой учёный.

– Слушай, но ты же просто терапевт. Откуда все это знаешь? – посмотрел он на неё недоверчиво.

– Учились всё-таки на медфаке. А там и историю, и физику, и психику нужно учить, чтобы кругозор большой был. А потом на каждом курсе были учебные кружки, и можно было ходить. Кто куда хотел. А эти кружки, как правило, все они пересекаются.

На научные конференции нас отправляли, мы слушали самые передовые доклады. А там и история и статистки, и проблемы которые ни в учебниках, ни в Интернете не скажут. А там, в научных спорах слушаешь и впитываешь все это. Например, сшивать нерв и спинной мозг уже не обязательно, достаточно поместить концы нерва в полую муфту и нерв будет прорастать. А что такое спинной мозга, это большой периферический нерв. Его можно пересечь, и поместить в полую трубку, и в этой трубке он прорастет в периферический конец. Полую трубку делают, например, из вены, или из твёрдой мозговой оболочки или из просверленной кости. Только вот насколько мне сейчас известно. Нервная ткань сильно отекает, и с отеком никак пока не справились. Отек мешает регенерации. Американцы, например, для снятия отёка и направленного проста регенерирующих отростков применяют магнитную индукцию. Наши же вообще предложили магнит в виде стержня в эту муфту вставлять и индукцию постоянно генерировать. Под влияние этого отростки нервные растут в строго определенном направлении. И отека меньше.

– А почему раньше этого не делали?

– Да откуда я знаю. У нас много чего не делают в медицине. И много чего хорошего забыли. А сейчас вообще нашу медицину душат и твои коллеги охотятся за нами, как за врагами народа. Например, застопорился Сахарный Диабет. Сколько людей страдает. Установили, что это недостаток инсулина. А причины, приводящие к этому, сейчас никто не изучает, хотя по двести диссертаций в год, наверное, защищают по сахарному диабету. … А ваши за нами охотятся, за нами, как за врагами народа.

– Это ты о чём?

– Зарплату не платят нам, а твои коллеги за взятки нас арестовывают.

– Ой, мы так с тобой сейчас вообще до драки дойдем. Давай этот гнилой вопрос прекратим обсуждать.

– Почему гнилой. Это для Вас, силовиков, провоцировать нас можно. А потом к нам! Помогите! – сказала ему Елена.

– То есть я хочу уточнить, это не … Что, можно пересадить голову?

– И да, и нет. Почку сложнее пересадить или печень. Они же пересаживаются, – сказала она ему. Да и весь это вечерний разговор был каким-то ленивым для неё.


* * * * *


В связи с майскими праздничными днями запись очередного их конкурсного танца задержалась на две недели. И как раз в эти дни они все бегали и прыгали, оттачивая «Пасодобль».

После очередной тренировки они как-то зашли в кафе. Правда, этот раз они тренировались на новом месте. Телеканал тут снимал зал, но Елена со Станиславом были здесь впервые. Другие знакомые их места для занятий были заняты. А в этом районе, в простонародье зовущемся «заводским», им пришлось заниматься впервые. Этот район был для них не удобен. Они жили далеко от него. В здании хореографического центра их ждали, проводили в зал, показали что, да как, и тренировка прошла хорошо. В здании бегало много детей.

А вот после того, как они отплясали и отрепетировали, отдав все свои соки после трехчасовых занятий, кафе им пришлось искать самим. И они, перебрав несколько заведений, остановились на одном, вроде приличном снаружи. Рядом под боком у него находился крупный двухэтажный торговый центр, поэтому точка общепита вроде как спряталась. Тёмный полуподвальный зал типа забегаловки, их привлёк больше. В зале сидел живой музыкант – гитарист. Он потихоньку перебирал струны, выводя известные мелодии. К гитаристу подходили, что-то говорили, оставляя некие бумажные суммы. После чего он отрабатывал заказ мелодиями известных романсов. Иногда он подпевал своим голосом, который неплохо гармонировал с гитарой. Но до Елены и Станислава неоднократно долетали его извинения, что он не поет, а только создаёт мелодию. И просил прощения за то, что его голос не так будет приятен, как гитарная мелодия.

Динь – динь – динь колокольчик звенит…

А следом шло:

Очи чёрные, очи страстные…

Потом и другие мелодии. Затем они опять услышали ответ гитариста:

– Сыграть-то я сыграю, а петь не могу. Я не певец.

Звучал голос и гитара, выводя известные романсы. По окончанию звучали нестройные хлопки. Звон стекла рюмок.

– Милое местечко, – заметил Станислав.

– Никак не ожидала, что у нас в городе есть такое местечко, – ответила Елена на это.

Гитарист, худощавый слегка обросший с длинными пальцам мужчина в темно-фиолетовой льняной свободной рубашке с вышивкой на русский манер, и сапогах с острыми носами а-ля ковбой. Играл почти без перерыва.

– Почему мы здесь ни разу не были? И нас никто сюда не приглашал. Милое местечко! А, Елен?

– Да отдохнуть от репетиции можно только здесь, – согласилась она.


– И кухня вроде мила? – заметила Елена. Блюда на самом деле были приготовлены неплохо.

– Меня раздражает этот полумрак. Они что, не могут сделать освещение поярче? – проговорила Елена.

– Если честно, мне тоже это полумрак как не по себе. Сейчас пойду и поговорю, может что-нибудь решат с освещением. Заведение-то вроде бы приличное, – он встал и направился к кассе, служившей и барной стойкой.

Вскоре над их столиком стало значительно светлее. Они сидели. Подошедшая девушка-бармен поинтересовалась, какую они музыку предпочитают. Они ответили, что хотели бы посидеть в тишине и в таком вот светлом месте. Они пришли отдохнуть, в том числе и от шума, хотя предупредили, что гитарная музыка их устраивает. Она их не раздражает.