Она ощетинивается, глаза становятся похожими на два узких осколка льда.

— Да как ты смеешь? После всего, что я сделала для тебя… После всего, чем пожертвовала… — распыляется она, набирая обороты, чтобы после обрушиться на меня со всей высоты своего гнева. — Я столько сделала, а ты превратилась в лгунью, в наглую манипуляторшу! Этого не произошло бы, если бы послушалась меня и согласилась поступать в Принстон…

Я смеюсь. Громче, дольше и резче, чем когда бы то ни было. Запрокидываю лицо и позволяю смеху исходить из самой глубины живота. Мэтерс и мама смотрят на меня так, будто я спятила. Я уже разворачиваюсь, чтобы уйти, но в дверь кабинета стучат, и я замираю. Мэтерс не приглашает визитера войти, но тот все равно врывается внутрь.

Темные кудри, золотисто-зеленые глаза и гибкая, подтянутая фигура. Черная кожанка. Черные джинсы.

Раник.

Он смотрит на нас, весело ухмыляясь.

— Привет! Не помешал?

Его взгляд фокусируется на мне, на моем заплаканном лице. И мой смех, вызванный его нахальным вопросом, тает, словно сахар в воде. Потому что его глаза пронзают меня, читают, как открытую книгу, и все понимают.

Мэтерс встает и указывает на дверь, его лицо вмиг багровеет.

— Убирайся.

— Воу, воу, воу. — Раник вскидывает руки вверх. — Я же только пришел. Элис, не желаешь познакомить меня с этой красивой пожилой леди? Мистер Слизняк в представлениях не нуждается.

Мэтерс рычит. А мама заметно вздрагивает при слове «пожилая», и у нее оскорбленно перекашивается лицо.

— Раник, это миссис Александра Уэллс. Моя мама, — говорю я.

Раник улыбается ей.

— Вы хорошо потрудились над Элис, миссис А. Ей досталась и ваша внешность, и ваши мозги.

— Кто ты вообще такой? — вопрошает мама.

Раник подходит к столу Мэтерса и бросает на него свой телефон.

— Да просто парень, который пришел доставить посылку. — Он небрежно пожимает плечами и подмигивает мне из-под кудрей. — Кстати, возможно, вам стоит посмотреть первый видос у меня в галерее.

Мэтерс фыркает.

— Что за идиотизм? Сейчас же убирайся из моего кабинета.

Мама хмурит брови.

— Что на видео?

— Фиг его знает, — пожимает плечами Раник. — Посмотрите сама.

Кошусь на Раника. Для человека, который увидел мою мать в первый раз, он удивительно хорошо играет на ее слабостях. Если и есть одна вещь, перед которой мама не может устоять, то это ее собственное любопытство. Поэтому она берет телефон, открывает первое видео и включает его.

Пока она смотрит, Раник отходит и встает передо мной. Его ладонь сжимается и разжимается за спиной — просит вложить в нее руку. В ожидании он ухмыляется мне через плечо. Наконец я вкладываю в его ладонь свои дрожащие пальцы, и он их крепко сжимает.

— В этом нет ничего особенного, сэр.

— Не глупи. Каждый семестр мои лекции посещают сотни студентов, но таких самоотверженных и талантливых, как ты, Элис, я еще не видел. Ты на самом деле удивительная девушка.

Голоса легко узнаваемы. Это я. Это Мэтерс и я.

Смотрю через руку Раника на экран — на нем видео, снятое через дверную щель аудитории.

— С-спасибо, сэр.

— И всегда такая вежливая.

Рука Мэтерса скользит с моих плеч вниз по позвоночнику и останавливается на пояснице.

Мама прикрывает рот рукой. Ее пальцы дрожат. Мэтерс же, не видя снятого, но слыша звуки, все больше и больше погружается в ужас.

А затем видео обрывается. Ровно перед появлением Раника.

Меня сразу охватывают облегчение и замешательство. Первое — от радости, что он все заснял, а второе — от непонимания, для чего он это сделал. Но времени, чтобы спрашивать, у меня нет, потому что Мэтерс наваливается на стол, пытаясь достать телефон.

— Отдайте его! Быстро отдайте!

Мама поднимает телефон выше и уводит его в сторону, подальше от Мэтерса. Раник смеется.

— Не беспокойся, старик, у меня куча копий. Попозже скину тебе.

Мои пальцы в его руке напрягаются, и он оборачивается. Берет мои щеки в ладони, выглядя чрезвычайно обеспокоенным.

— Эй, ты в порядке?

Хочу кивнуть, сказать «да», но лишь трясу головой и издаю сдавленный звук. Раник укоризненно фыркает и прижимает меня к груди, обвивая сильными руками.

— Теперь все в порядке, принцесса. Беспокоиться больше не о чем.

— Элис, — ровно говорит мама. — Элис, посмотри на меня.

Краешком глаза смотрю на нее. Ее лицо еще никогда не выглядело настолько серьезным, и поскольку я хорошо знаю ее, мне не составляет труда разглядеть под ее бледной кожей холодную ярость.

— Извини. Это явное доказательство того, что я была не права. — Она обращает свой взгляд на Мэтерса. — И что единственный лжец и манипулятор здесь — это вы, Мэтерс.

— Что ж, — весело говорит Раник, забирая у мамы свой телефон, — теперь мы, пожалуй, пойдем. Нам с Элис хочется подышать свежим воздухом.

Мама кивает, не отрывая разъяренного взгляда от Мэтерса.

— Да, идите. Думаю, дальше я справлюсь сама. Позже я зайду к тебе, Элис. Сходим в то кафе, про которое ты говорила.

— Я… я буду ждать, — говорю с жалкой улыбкой, и Раник уводит меня.

По пути я приникаю к нему — запах хвои и табака так успокаивает. В самом конце коридора поднимаю на него взгляд.

— Все это время видео было у тебя?

— Принцесса, а как иначе заставить людей плясать под твою дудку?

— Ты использовал меня. Вмешался только после того, как отснял достаточно материала для шантажа…

— Тогда я не знал тебя. Знал лишь одно: что какая-то милашка попала в сети препода-чмошника, которого я ненавидел. — Они всматривается в мое лицо и ерошит мне волосы. — Извини.

Облегчение, что накапливалось в моем теле, высвобождается успокаивающей волной тепла. Страх и чувство предательства в один миг исчезают, и все переворачивается с головы на ноги благодаря моему учителю. И другу.

Ранику Мейсону.

***

Мама не задержалась надолго, но провела со мной больше времени, чем когда-либо до сих пор. И наш один день превратился в неделю. Все это время мы были вместе — гуляли по кампусу, ходили в кафе и библиотеки. Пару раз к нам присоединялся и Раник — показывал город и водил поужинать. Мама, конечно, морщила нос от выбранных им баров и концертных площадок, но природное любопытство заставляло ее исследовать неизведанное. А еще она задавала Ранику вопросы о психологии, что разжигало между ними нешуточные споры. Парень на удивление хорошо противостоял моей матери, а ведь у нее была ученая степень.

Вообще, моя мать изменилась до неузнаваемости.

Из кабинета Мэтерса она вышла совершенно другой. А через четыре дня Мэтерс уволился. Шарлотта решила отпраздновать это событие, поэтому вместе с Нейтом присоединилась ко мне, маме и Ранику за ужином в суши-баре. И вот тогда-то я впервые и увидела маму пьяной — от саке. По настоянию Раника она даже спела со мной в караоке.

Мне впервые было грустно смотреть, как она садится в такси. Наше прощание было быстрым и окутанным тоннами напряжения — просто мы не из тех, кто любит сентиментальности. Но в самом конце она меня обняла. Я поначалу была слишком потрясена, чтобы ответить, но в последнюю секунду все-таки тоже ее обняла, и от этого она, казалось, расслабилась.

Мама? Расслабилась?

Я чуть не начинаю смеяться, вспоминая об этом. То была сюрреалистичная неделя счастья, которое заполонило собой все. Что бы ни случилось в кабинете у Мэтерса, это изменило маму и наши отношения. Но меня изменило другое.

Раник.

Эти несколько месяцев получения нового опыта и обучения изменили меня изнутри. И только стоя в том кабинете, я начала это принимать.

Тем временем, ярмарочные выходные подкрадывались быстрее, чем мне хотелось бы признаваться. Экзамены между семестрами — это своего рода барьер между студентами и трехдневными выходными, от одной мысли о которых у всех просто слюнки текут. Так что в момент, когда в эссе написано наконец-то последнее слово и заполнено последнее поле в бланке ответов, мы чувствуем, словно вырвались на свободу. Холодную, ноябрьскую свободу.

Я лежу на ступеньках корпуса биологии. Высоко поднятый шарф удерживает внутри горячие облачка воздуха, выходящие из моего рта. До того холодно, что я тру ладони, пытаясь согреться, и неожиданно их обхватывает и начинает растирать пара больших теплых рук. Смотрю вверх и вижу лицо улыбающегося Тео.

— Боже, твои пальцы превратились в сосульки! — добродушно восклицает он. Я смеюсь.

— Такое бывает с Ледяными королевами вроде меня.

— Ты определенно королева, — ухмыляется Тео. — Но не уверен, что Ледяная. Титул Королева знаний идет тебе больше. Ты как Афина.

— Тогда я должна называться Богиней, — поправляю его. — Но я не настолько могущественна.

— Позволь поспорить, — настаивает Тео. — Чуть ли не все на кампусе говорят, что ты в одиночку расправилась с извращенцем Мэтерсом.

— Это правда. За исключением того, что я сделала это в одиночку.

— Да? Кто помог тебе?

— Раник Мейсон, — выпаливаю, на что Тео приподнимает бровь.

— Хм. Я мог бы и догадаться. Неважно, вы молодцы. Так ты готова к ярмарке?

Киваю.

— Кого пригласила?

— Ну… если честно, то Раника.

Что-то в лице Тео вспыхивает, но он быстро подавляет это. А я вдруг понимаю, как, должно быть, прозвучали мои слова, и вспоминаю наш с Раником уговор молчать о нем перед Тео. Как мы могли упустить это из виду?

Судорожно начинаю заполнять напряженную тишину разными отговорками.

— Он помог мне с Мэтерсом, поэтому я подумала, что могу отплатить ему вечером развлечений. Если… если, конечно, ты не против.

Тео приходит в себя и, улыбаясь, качает головой.

— Не против. Он это более чем заслужил. Тогда увидимся вечером, да?

Я киваю, и он уходит, добродушно помахав мне рукой, но неожиданно в него врезается Грейс. Она оглядывается по сторонам и, заметив меня, тоже машет. А я смотрю на них, и они выглядят такими непринужденными и взаимодополняющими друг друга, что невозможно этим не восхититься. Отвожу взгляд и замечаю на другом конце кампуса Шарлотту и Нейта. Они сидят под деревом и кормят друг друга кислыми конфетами, что смотрится довольно комично. Смеясь, я снова тру руки, чтобы согреться. Все сегодня наполнено восторгом и радостью. Наверное, поэтому я не могу даже испытывать злость или беспокойство по поводу близости Тео и Грейс. Пусть сегодня случится то, что случится. Не все возможно спланировать наперед. Это нужно будет просто прожить.