Получалось, что в борьбе со всем мировым империализмом выход у Вадима один — честно все рассказать.

— Да я бы и рад! — Вадим уже справился с приступом неуместной смешливости. Он даже всхлипнул слегка, стараясь, чтобы вышло понатуральнее, — только не знаю я, что рассказывать!

Подполковник посмотрел на него долгим пристальным взглядом, сокрушенно покачал головой — нельзя, мол, с тобой по-хорошему! — и вышел.

Вадим остался один. Сначала обрадовался, думал, что все уже позади. Сердце просто пело от счастья — выкрутился! Но через несколько минут в кабинет вошел капитан Сырокомля — огромный, гориллоподобный верзила, славящийся в полку умением пускать в ход кулаки. Сзади топотал тяжеленными сапогами сержант-сверхсрочник с говорящей фамилией Перебейнос. Лица их не предвещали ничего хорошего, и Вадим понял, что радоваться рано.

— Ну шо? Думаешь, самый умный? — мрачно спросил сержант и начал медленно засучивать рукава гимнастерки.

— Ну не здесь же! — капитан укоризненно посмотрел на него. — Видишь — Ленин висит!

Потом подумал и добавил:

— И дорожку ковровую запачкаем…

Его завели в какой-то темный закуток и стали бить — умело и старательно. Вадим и сам не понял, как получилось, что под пудовыми кулаками «отцов-командиров», размазывая по лицу слезы и кровь, он рассказал о том, кто ему помог.

Командир части собирался в том году поступать в академию, и скандал ему был совсем не нужен. Поэтому Вадима тихо перевели в другую часть, а Володя попал в Афганистан со следующим пополнением.

Вернувшись домой, Вадим не пытался его найти.

Он проснулся в холодном поту. Была глубокая ночь. Дрожащими руками Вадим долго пытался прикурить сигарету.

«Неужели такое теперь будет все время? А главное, почему я? Святым, конечно, меня не назовешь, но ведь другие-некоторые творили и не такое. И ничего, хорошо жили, сладко ели, крепко спали. Или, может, не так уж и крепко? Может, они тоже видят кошмары и зовут маму по ночам? А утром встают и отправляются творить то же самое…»

Помаявшись еще немного на липкой от пота простыне, Вадим понял, что заснуть все равно не удастся. Посмотрел на часы — половина четвертого, до утра далеко. Что делать-то, а? Здравая часть рассудка говорила, что надо бы все выяснить. Может, еще жив-здоров Володька, а все видения — только плод больной фантазии.

Вадим включил свет и долго рылся в ящиках секретера, пока не разыскал старую записную книжку в потертой кожаной обложке. Надо же, сохранилась, и при переезде не выбросил… Вадим переворачивал пожелтевшие обтрепавшиеся листочки, и странно было прикасаться к ним, будто действительно вернулся в прошлое. Вот и Володькин адрес и телефон, выведенный его размашистым, летящим почерком. А внизу страницы зачем-то нарисована смешная улыбающаяся рожица… Неужели правда его больше нет? Вот страничка осталась, а его — нету?

Эта простая и безжалостная мысль привела Вадима в такое волнение, что даже руки задрожали. Он уже потянулся к телефону, но в последний момент передумал. Рано ведь еще совсем, спят все, наверное. И вообще… Лучше уж самому приехать.

Вадим старался до мельчайших деталей вспомнить все, что Володя когда-то рассказывал ему о себе. Институт… Девушки… Папа с мамой… Точно, у него родители пожилые, уже тогда были пожилые, а сейчас, наверное, совсем старенькие. Если Володя действительно погиб, надо им чем-то помочь — денег подкинуть, лекарства купить, продукты или что там еще старичкам нужно. Не называя себя, конечно, инкогнито так сказать. Вадим представил себе, как появится в жизни незнакомых людей эдаким загадочным графом Монте-Кристо, и на душе стало немного легче. Может, тогда все кошмары закончатся?

И Катю надо постараться найти. Найти, поговорить, вымолить у нее прощение… Может быть, даже жениться на ней, чтобы попытаться загладить свою вину. И пусть столько лет прошло, не может быть, чтобы не простила. «Я ведь первый у нее был!» — вспомнил Вадим. В самом деле, первый. Не даром ведь говорят, что старая любовь не ржавеет. Вряд ли, конечно, Катя жива, но вдруг…

А главное, в церковь надо обязательно. Что там — покаяние, пожертвование на храм или что другое. Вон сейчас все бывшие коммуняки дружно постные рожи корчат и в церкви со свечками стоят. Некоторые даже храмы восстанавливают — оч-чень, говорят, богоугодное занятие. А скажи им завтра, например, ислам принять — всем скопом побегут обрезание делать.

Так, может, все-таки спасает не крест, а вера? Ладно, съездим, а там посмотрим. Как говаривал когда-то отец всех народов, «попитка не питка, верно, товарищ Берия?»

Глава 8

Куда ни кинь — все клин

Вадим с трудом дождался наступления утра. На работу не поехал — уже созрел четкий план действий, и просто сил не было откладывать его выполнение. Вадим сразу же отпустил Рината и сам сел за руль. Значит, сначала — на Первомайскую, потом — в Черемушки… Он на всякий случай сверился с картой. Пробки, конечно, полдня отнимут, но куда же от них деваться! Главное выяснить все, наконец расставить все точки над «е», как выражается Данилов после третьей рюмки.

Но поиски успехом не увенчались. В Катиной квартире давно жили другие люди, которые о прежних жильцах ничего не знали и знать не хотели, тем более что квартира уже сменила не одного хозяина. Смутное время, ничего не поделаешь.

Володиной же квартиры как таковой больше не существовало в природе. Ветхий пятиэтажный дом хрущевской постройки (быстрее строим — быстрей развалится) попал под первую очередь реконструкции, и теперь вместо него возвышались нарядные кирпичные строения.

Проезжая по Таганке, Вадим издали увидел очертания недавно отреставрированного монастыря. Все новое, нарядное, даже игрушечное как будто… Красиво. Вадим засмотрелся так, что чуть не проскочил поворот на Большую Андроньевскую, и вдруг хлопнул себя по лбу. Вот оно, как он мог забыть! В церковь же надо, а монастырь, наверное, еще лучше будет.

Он кое-как припарковался чуть поодаль, и двинулся к храму пешком. По пути изо всех сил пытался вызвать какие-нибудь благочестивые мысли, но ничего не получилось. Наоборот, крутилась в голове какая-то чепуха — что аренду пора платить за офис, что секретаршу новую так и не взяли на работу, а потому в бумагах бардак и на звонки отвечать некому, да еще вот эта напасть приключилась некстати…

Зайдя в церковь, никакой особенной благодати не ощутил. Ну да, иконы, свечки, пахнет чем-то таким… Вокруг суетятся безвозрастные тетки в платках и длинных мешковатых юбках с бледными одутловатыми лицами. Но еще хуже было другое. Постояв перед иконами минут десять и отчаянно припоминая, какой рукой положено креститься и как пальцы складывать, Вадим вдруг почувствовал себя так плохо, что едва не потерял сознание. В глазах потемнело, все тело корежила и скручивала невыносимая боль, казалось, что голова вот-вот лопнет и разлетится на куски. Ноги сами несли его прочь.

Уже в дверях Вадим столкнулся лицом к лицу с пожилым низеньким священником в черной рясе. «Что с вами, сын мой?» — участливо спросил он. Вадим отшатнулся. На него снова смотрело пустыми глазницами ужасное лицо из ночного кошмара.

Потом он долго сидел в машине, беспрерывно курил, пытаясь унять противную дрожь в руках, и думал о том, что верно говорили в школе, когда попов называли захребетниками и дармоедами, угнетателями трудового народа. Вот в кои-то веки явилась необходимость в их услугах — и ничего! Никакой помощи. Придется как-то справляться самому.


Вечером Вадим снова по-черному напился. Еще одна надежда была потеряна. Захмелеть по-настоящему он никак не мог, а, главное очень боялся заснуть. Поэтому когда в двенадцать ночи к нему вдруг заявился Коля Бык, Вадим обрадовался ему как родному.

Николай Семенович Быков ныне считался генеральным директором некоего, как он сам выражался, «общества с ограниченной уголовной ответственностью». В последнем Коля разбирался хорошо, ибо на его мужественном лице с перебитым носом ясно читалось криминальное прошлое, настоящее и будущее.

Коля как огня боялся своей молодой, красивой, безумно ревнивой и стервозной жены, а потому всех своих многочисленных случайных подружек водил «в гости» к приятелям. Сейчас был, видимо, как раз тот случай — Коля смущенно улыбался, переминаясь с ноги на ногу, а из объемистого пакета торчали горлышки бутылок.

— Привет, Вадим. Тут такое дело, понимаешь…

— Понимаю, понимаю! — улыбнулся Вадим, — давай, заходи и пассию свою тоже тащи сюда.

— Чего тащить? — не понял Коля.

— Ну телку, телку свою веди. Ты ведь не один? Или скажешь, что ты ко мне чаю зашел попить в первом часу ночи? И как тебе самому не надоест? А еще говоришь, что Ленку свою любишь.

— Ленку я люблю, но тело требует, — ответил Коля и через минуту появился снова рядом с крепкой румяной девахой явно из провинции.

— Знакомься, это Надя.

— Ох, Коля, ну и вкус же у тебя!

— Ничего, хорошего человека должно быть много! — Коля залихватски подмигнул и хлопнул девицу по обширному заду. — А главное дело, знаешь, какая девка темпераментная? Ураган просто. Правда, Надюха?

Девица покраснела и смущенно захихикала. Вадим понравился ей гораздо больше, чем грубоватый Коля. Что такое темперамент, Надя представляла себе довольно смутно, но если Коля остался доволен, может, и другу его она понравится?

— Шевелись, Надюха, давай, пошурши там по сумкам, накрывай на стол! А мы пока тяпнем от трудов праведных, — мощный Колин голос гремел на всю квартиру.

Удобно устроившись на диване, Коля достал из кармана маленькое зеркальце, короткую стеклянную трубочку и пакетик с белым порошком. Насыпав порошок на зеркальце двумя аккуратными полосками, он поочередно втянул их носом через трубочку.