— Он вроде и сам уже отстал, Свет. Не пыли. Приеду я. Обещаю.

— Только попробуй надуть.

— Заодно и расскажешь спокойно, что у вас там. Сегодня вагон народу, все уши греют.

Последние слова Света произнесла чуть тише, чтобы в соседнем зале не услышали клиентки.

Я согласилась с ней по всем пунктам.

С понедельника буквально приказала себе радоваться и предвкушать веселые танцы с подругой. Настроилась даже пофлиртовать с кем-нибудь. Пусть в нашем городке все мужчины женатые, придурошные или родственники, но обычно появление со Светланой в людях не проходило незамеченным. Это мы никого не замечали. Однако теперь я готовилась сделать исключение.

К середине недели мне почти удалось прийти в боевое настроение. По закону подлости именно в тот момент объявился Ерохин. Да как объявился!

Позвонил в четверг вечером. Я почему-то не удивилась его звонку, не разволновалась, спокойно сняла трубку.

— Да.

— Привет, — проговорил он таким виноватым голосом, что у меня ноги отнялись.

— Привет, ответила я, — капитулируя заочно.

— Можешь выйти?

— Куда?

— На наше место. Я у соседнего дома.

— Дан, ты… — начала я его отчитывать, но осеклась.

Милы дома не было, поэтому я могла говорить прямо, но вот желания его поучать об осторожности и уважении моего личного пространства отпало так же быстро, как и появилось. Зеленая тоска, что давила сердце всю неделю, сейчас сжала его со страшной силой. Я была готова заплакать то ли от радости, то ли от злости и обиды.

Что он себе позволяет? Думает, можно пропасть на неделю, а потом вот так вот притащиться среди бела дня с наглым лицом. Мы так не договаривались. Пропадать — так с концами. Нужно послать его подальше. Пусть катится.

Но вопреки здравому смыслу, гордости и еще куче странных чувств, я проговорила в трубку:

— Сейчас иду.

Дома я сидела, готовая ко сну, смотрела телек. Без косметики, без укладки, уставшая и помятая перед окончанием трудовой недели. Мысль быстро накраситься и надеть что-то приличное как пришла, так и ушла. Облезет. Делать мне больше нечего, наряжаться.

Как была, так и пошла. В домашних коротких спортивных шортиках, пригладив немного растрепанные волосы рукой. Только майку сменила, потому что уж слишком вызывающе тоненькая заношенная ткань обтягивала грудь. Надела футболку. Лифчик искать было лень. Пошла, как есть. Лето же.

Прошмыгнув мимо бабушек у подъезда, я завернула за угол к соседнему дому, где обычно парковался Дан. Белый внедорожник стоял на привычном месте. Из машины тут же выскочил и хозяин, а за ним появился букет алых роз. Это жест показался мне таким идиотским в своем пафосе, что я, не дойдя до Ерохина несколько шагов, тут же развернулась на пятках и пошла обратно. Он, конечно, поймал меня, не дал уйти. Да и сама я уже поняла, что глупо было бы возвращаться с букетным кавалером на хвосте. Разговоров хватило бы на вечность. До Милки бы точно дошли слухи.

— Лен, постой. Не убегай, — уговаривал Дан, утягивая меня к машине.

— Зачем это? — недоумевала я, глазея на вязанку роз в его руках, — Или это не мне? Скажи, что не мне!

— Тебе, — виновато признался Ерохин.

— Не надо, Дань, — я почему-то начала поскуливать. Совсем крыша поехала. Всего лишь розы. Чего завелась?

Он крепко держал меня за запястье, хотя я передумала убегать и стояла на одном месте, отвернувшись от него, чтобы спрятать смятение на лице. Дан стал поглаживать меня по руке, чуть тянул к себе, пока я мелкими приставными шагами не подошла ближе. Стояла к нему боком, заметив, что он держит руку с букетом подальше от меня. Словно боится, что снова взбешусь от вида цветов. Я усмехнулась.

— Сядь в машину, — приказал Ерохин, но так вкрадчиво и душевно, что у меня не было шанса ослушаться, а потом он еще и ласково добавил, — Пожалуйста.

Я залезла в машину. Дан бросил букет на заднее сиденье и устроился рядом. У меня глаза на лоб полезли, когда он повернул ключ и стал выруливать из двора.

— Дан! С ума сошел? Останови.

Я думала, мы просто в машине посидим. Куда в таком виде мне ехать? До помойки мусор выкинуть, в магазин за молоком сбегать, но босс меня точно не в эти места доставить собрался.

— На набережную доедем, — объяснил Дан, не думая разделять мою панику, — Там мало народу.

— Но он есть! — не унималась я.

— Брось, Лен. Тебя никто и не заметит. Все будут пялиться только на меня, такого шикарного и неповторимого.

Ерохин повернулся, чтобы подмигнуть мне, и тут я заметила, что он жутко выглядит. Никогда не видела его в таком состоянии. Глаза потухшие, под ними синяки, сам весь помятый, лицо землистого цвета. Где его носило вообще? Но парочка мы отменная. Я — бесцветная, как моль. И он — серый.

— Ты себя в зеркало видел? — не удержалась я, — На зомби похож.

— И чувствую себя примерно так же, — не стал спорить Дан, — Меня спасет только литр кофе и поцелуи прекрасной принцессы.

— В конце улицы у торгового центра есть кофейная забегаловка. А принцесс даже не знаю, где тебе поблизости раздобыть. У нас в городе с этим добром туговато.

Я все еще злилась, но сквозь раздражение и самоиронию уже проскальзывала нелепая радость. Я скучала по нему, черт побери.

— Уверен, что смог умыкнуть единственную и неповторимую, — продолжал лить мне мед в уши Дан.

Я махнула рукой и не стала перечить. Пусть заливает. Жалко что ли?

Ерохин завернул, куда я советовала, забежал в кофейный магазинчик и вернулся с огромным стаканом и пакетиком. Видя мое удивление, он объяснил:

— Мне сегодня еще работать. И завтра.

— Всем завтра работать, — огрызнулась я.

— Мы не долго, — пообещал Дан, делая большой глоток из стакана и шипя, — Горячий, сволочь.

Я отвернулась к окну, спасая репутацию обиженки. Зачем я дулась на него? Так глупо, но все равно не могла избавиться от этого нелепого чувства. Наверно стоило изобразить равнодушие, которое я в себе культивировала за время нашей разлуки. Мне все равно. Не звонил? — Ладно. Не виделись неделю? — Не особенно и хотелось. А бешусь я потому что увез меня черти в чем в центр города. Да! Именно так.

Даниил остановил на нашем месте, вышел из машины, потянулся. Я осталась внутри.

— Лен, — он открыл дверь, — пойдём посидим полчасика. Я все объясню, правда.

— Не надо мне ничего объяснять, — задрала нос.

— Надо-надо. Давай.

С этими словами он просто вытащил меня из машины на руках. Я так опешила, что не смогла сопротивляться. Озноб заставил передернуть плечами. Жара отступила, а я даже свитер не прихватила. Не думала же, что к реке поедем. Вообще никуда ехать не хотела.

— Дан, я не хочу. Мне холодно, — заскулила я, обнимая себя руками, надеясь вызвать хотя бы жалость.

Ерохин кивнул, пошел к багажнику. Я потопала следом, чтобы продолжать давить, но не успела заныть снова. Увидела, что в машине так и лежит все, что было с нами в походе. Не разобрал? Поленился? Вряд ли. Больше было похоже, что Дан сорвался куда-то прямо после нашего пикника с ночевкой.

Пока я хлопала глазами, босс сунул мне в руки туристический коврик и мягкий плед, забрал из машины кофе, пакетик и бутылку воды, стал спускаться к реке. Я семенила за ним. Что еще оставалось? Дан расстелил на траве коврик, надавил мне на плечи, усаживая, пристроился рядом сам, укутав нас обоих одеялом, обнял меня одной рукой, притягивая к себе.

— Да, идеально, — подвел он итог всей этой возне, — Сейчас глотну кофе — и полная нирвана.

— Это свинство, а не нирвана, Ерохин, — начала я качать права, — Что ты себе позволяешь? Я не плюшевый медведь для твоего уюта и спокойствия.

— Прости, малыш, — повинился он в сотый раз, — но ничего не могу с собой поделать. Ты нужна мне.

Он был такой трогательный и милый в своем эгоизме, что я не сразу нашла слова для очередной дозы возмущения. Моя одежда была спрятана под пледом, холод больше не беспокоил, а недельное молчание я запретила себе считать поводом для обиды еще по дороге. Пока я мешкала, Дан придвинул меня еще ближе, обнял крепче и стал целовать.

Вот кто ему разрешал? Это запрещенный прием. Не могу я злиться, когда его губы такие мягкие и ласковые, уговаривающие, сладкие. Когда его руки сжимают крепче, а сердце бьется так громко.

Не хотела я больше ругаться, не видела смысла. Он приехал, он извинился тысячу раз. Я не требовала объяснений, но он все равно пытался что-то сказать. Пусть сейчас Дан сделал все, что хотел, но я чувствовала, что он полностью в моей власти. Отними сейчас губы — заплачет. Я действительно была нужна ему. Каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждый звук говорил за него. Он хотел. И что-то мне подсказывало, он не хотел хотеть, но и отказаться от меня не мог.

Лучшей тактикой сейчас было дать ему желаемое, привязать к себе этой жаждой, потребностью. Я отвечала ему с тем же пылом, возвращала каждый крошечный, приглушенный стон, каждое украденное поглаживание, которое скрывало от посторонних глаз одеяло.

— Леееен, — протянул Дан, наглаживая мне спину, — Ты без лифчика?

Я прижалась к нему грудью, чтобы не отвечать. Ерохин застонал. Этого мне показалось мало, и я нагло соврала.

— Думаешь, почему я не хотела никуда ехать? На мне из белья только загар.

Он сглотнул, и я почувствовала, как вторая ладонь заскользила по бедру, забралась под шорты. Я поспешила шлепнуть его по руке и отодвинуться. Трусики на мне были, но очень маленькие. Можно сказать, я и не лукавила. Так, немного утрировала.

— Ты смерти моей хочешь? — задал Дан свой любимый вопрос.

— Ты сам все затеял, так что не надо винить меня. Если сейчас скончаешься, то это чистой воды суицид.