Брат решил, что мне хотелось покончить с собой.

Будто он плохо меня знал.

Нет, мне не хотелось себя убивать...

Я жаждал крови всех и каждого, причастного к исчезновению моей жены.

Если Талия все же ушла по собственной воле, то я разберусь с ее задницей, как только отыщу.

– Уходи, – пробурчал я. – Иди и поиграй в семью.

– Ты ревнуешь, – усмехнулся он.

– Ревную, что тебе отсосут? Да, черт возьми. Но Селену? Нет, ни за что. Прости, Арис, но она чертова стерва.

Вместо того чтобы оскорбиться, брат пожал плечами.

– У нее отличный рот.

Мы рассмеялись, а потом Арис вздохнул.

– Еще одно предложение мира, и я уйду, – проворчал Арис. – Потом сможешь поднять свою ленивую задницу с дивана, если захочешь добавки. Завтра придешь в офис трезвым, и мы разберем еще пару вариантов.

Брат ушел и вскоре вернулся с еще одним наполненным стаканом узо. На прощание склонив голову, он оставил меня наедине с алкоголем и гнетущими мыслями. Осушив и этот стакан, я, спотыкаясь, пошел в ванную, по пути скидывая окровавленную одежду. Как только принял долгий горячий душ, прислонился головой к холодному кафелю и потер член, но с таким количеством выпитого узо и вечно плохим настроением, он был не заинтересован в разрядке.

– Какого черта вообще? – пробормотал я.

Как только кожа обсохла, я обмотал полотенце вокруг талии и упал на кровать. Потянувшись к ящику стола, я достал iPad, включил его и нашел сохраненные фотографии Талии.

На снимках ее голубые глаза горели огнем. Она была такой живой. Любила бросать мне вызов. Я так любил это в ней. Любил ее.

А теперь?

«‎Все еще чертовски сильно люблю, потому так больно»‎.

В тот день я позволил ей уйти в гневном настроении, хотя должен был затащить обратно в постель, осыпая ее тело любовными записками, которые написал бы ртом. Я должен был сказать ей о своих чувствах так, чтобы Талия услышала. Может, это что-то бы изменило. Возможно, тогда бы Талия по-прежнему была со мной.

Прокручивая несколько фотографий, я нашел свою любимую. Талия лежала в постели, волосы были в беспорядке, а грудь – покрасневшая после моего рта – обнажена. Соски были твердыми, а знойное выражение лица буквально молило меня вернуться в постель и снова трахнуть жену. А затем еще, еще и еще. Нет, Талия не могла уйти добровольно. Глубоко внутри, в своем сердце я это чувствовал. Но головой? Та подкидывала мысли о том, что жена все это время притворялась.

Отказываясь думать о ней плохо, когда единственное, чего мне хотелось – это кончить, я стянул полотенце и сжал в кулак член, оживший при просмотре фотографий Талии. Она по-прежнему моя жена. И пока я не получу доказательства ее смерти или того, что Талия сама от меня сбежала, буду верить. Верить, что она жива и скучает по мне. Я гладил себя снова и снова, не сводя взгляда с ее пухлых губ. Полной груди. Полуприкрытых век. Закрыв глаза, я вспомнил, как Талия напрягалась, когда я проникал в ее узкое влагалище. Как подпрыгивала грудь, пока жена так чертовски сладко стонала. Ее ногти впивались мне в плечи, когда она молила об освобождении. Я застонал, а яйца напряглись. Живот залила горячая сперма, и я судорожно вздохнул. Когда я снова открыл глаза, то понял, что случайно перелистнул на следующий снимок. Передо мной была одна из фотографий‎, сделанных матерью Талии на открытии «‎Граната». Я украл снимок со страницы Мэлоди, как какой-то жуткий гребаный сталкер.

Боже, как же она была красива.

«Все еще красива‎».

Должна быть.

Прикрыв глаза, я снова повторил свою клятву.

«Я ищу тебя, moró mou. Всегда буду искать‎».

И однажды обязательно найду.



ГЛАВА 2

Талия

– В Подземном мире Прозерпина полюбила Плутона, который относился к ней с состраданием и осыпал любовью, как свою королеву. Как и на Олимпе, в его царстве она оставалась вечно прекрасной. Плутон восхищался ее добросердечной и заботливой натурой. Однако Прозерпина скучала по своей дорогой матушке и мечтала проводить с ней время на земле. Когда в Подземный мир явился Гермес, он сказал Прозерпине вернуться с ним на землю, чтобы воссоединиться с родительницей, – я перевернула страницу книги, и крошечная рука шлепнула по листу, немного сминая.

– Нет-нет, моя сладкая, – мягко произнесла я. – Мы должны бережно относиться к книгам, – она посмотрела на меня сияющими ярко-голубыми глазами и рассмеялась. Мне показалось, что сердце в груди замерло. Я предполагала, что это приходило само собой. Мама всегда говорила, что стать матерью, значит, отдать свое сердце детям.

Вытерев со щеки влажную дорожку, появившуюся от переизбытка эмоций, я продолжила читать свою любимую часть истории.

– Плутон знал, что не мог противиться воле Зевса. Но также понимал, что не в силах расстаться со своей возлюбленной Прозерпиной, – в горле, казалось, образовался ком размером с мяч для гольфа, потому мне пришлось на минуту отложить книгу, чтобы собраться с мыслями. Так происходило всегда, когда я добиралась до этой части. Мысли о Костасе выплывали на поверхность, и приходилось гнать их прочь. Таков мой единственный выход.

Глубоко вздохнув, я продолжила чтение.

– Прежде чем Прозерпина покинула Подземный мир, Плутон подарил ей гранат в качестве прощального подарка. Однако это был хитрый ход. Все олимпийцы знали, что если кто-нибудь что-то выпьет или съест в Подземном мире, им будет суждено остаться там наве...

– Опять эта книга? – прервав мой рассказ, раздался пронзительный голос, похожий на скрежет гвоздей по школьной доске.

Решив не поворачиваться к обладательнице голоса, я закрыла книгу и посмотрела на синие воды залива Мирабелло. Отсюда, сверху, я не чувствовала запаха соленой воды, но видела волны, накатывавшие на берег. Иногда я закрывала глаза и представляла, как лежу там внизу в гамаке и вдыхаю морской аромат.

– Ты же в курсе, что эта штука ничего не понимает, а? – продолжил надоедливый голос, вырывая меня из грез. – Этот ребенок, – прошипела она.

– Вот почему я мать, а ты тут горничная, – я поцеловала дочь в лоб, вдохнув ее свежий детский аромат, смешанный с легкими нотками хлора после купания в бассейне. – Она не «эта штука». И ей уже почти шесть месяцев. Моя дочь сидит и ползает. Она смеется и... – я развернулась к нашей прислуге, злясь на себя за то, что поддалась на провокации. Однако ничего не могла с собой поделать. Каждый раз, когда она говорила о моей дочери, как о какой-то инопланетянке, внутри меня просыпались инстинкты матери-медведицы.

Окинув взглядом ее тело, я отметила, что она надела узкое платье цвета креветок и белые босоножки на высоком каблуке, а на лице нанесено столько косметики, будто ей нужно идти в клуб, а не прачечную. Губы, накаченные коллагеном, были плотно сжаты, выказывая ненависть и замешательство, отчего я закатила глаза. И я еще пыталась ей что-то объяснять. В ее теле не было ни единой материнской косточки. Я сочувствовала всем растениям, людям, животным и минералам, о которых она принималась заботиться. Все были обречены на смерть через пару дней.

Я покачала головой, отказываясь в миллионный раз объяснять, что моя дочь, вероятнее всего, умнее в шесть месяцев, чем она в... сколько бы ей ни было. Трудно было сказать наверняка. Ее голос был визгливым и плаксивым, что можно было счесть признаком юности, но из-за косметики она выглядела куда старше.

– Не бери в голову. Что тебе нужно?

– Ужин на столе.

«О Боже, пожалуйста, скажи, что она что-то заказала». Если мне придется съесть хоть еще ложку ее домашней стряпни, я как-нибудь сброшусь с этой скалы. Мне нужно серьезно поговорить с Арисом, как только он вернется. То, что Селена решила поиграть в семью, не означает, что я должна страдать.

– Я не голодна. Поем позже, – я снова раскрыла книгу, чтобы продолжить чтение для моей сладкой девочки.

– Я не спрашивала, – проинформировала меня Селена. – Просто сказала. Арис принес ужин и теперь ждет всех к столу, – она закатила глаза, явно раздраженная, что мужчина, в которого Селена была влюблена, не испытывал к ней того же и предпочитал мое общество.

– Отлично, – выплюнула я. – Буду через пару минут.

Она развернулась на каблуках, чтобы вернуться к Арису, но я окликнула ее.

– О, Селена, когда в следующий раз решишь сделать моей дочери пюре, то помни, что туда нужна капля масла. В прошлый раз ты ливанула столько, что даже у взрослого мужчины случился бы сердечный приступ.

Она фыркнула, но спорить не стала.

«Верно, сучка, знай свое место».

– Ты готова поужинать, моя милая? – проворковала я дочери, а она тут же вскинула пухлые ручки и захихикала. Мне это показалось самым мелодичным звуком в мире.

Бросив последний взгляд на залив, я понесла ее внутрь основной части дома. Учитывая, что здесь было десять спален и еще больше обычных комнат, то потребовалась бы карта, чтобы разыскать хоть что-то. Но к счастью для меня, единственное, что мне нужно было сейчас отыскать – это комнату дочери, находящуюся на первом этаже и примыкавшую к моей. Я быстро умыла свою малышку, чтобы избавиться от хлора, а потом покормила с бутылочки. Закончив, я направилась в столовую.

– Так мило, что ты, наконец, присоединилась ко мне, дорогая, – Арис поднялся и подошел ко мне с дочерью.

– Сперва мне нужно было покормить ее, – объяснила я. – Пришла, как смогла.

– И как поживает моя дочь? – спросил Арис, забирая у меня девочку прежде, чем я успела его остановить.

– Зои прекрасно себя чувствует, – ответила я, раскладывая высокий стул, чтобы Арис смог посадить ее туда. – Селена! – позвала я. – Мне нужно пэре сейчас же!

Арис рассмеялся, но не сказал мне и слова. Никогда не говорил. Единственная причина, по которой он все еще держал рядом одержимую им женщину, заключалась в том, что она делала для него все, чего бы Арис ни попросил.