Кей, отвернувшись, уставилась в темный угол.

– Извини, – вздохнула Сильвия. – Тебе приходится многое прощать ему, а я этого делать не обязана.

Официант принес заказанный кофе; Сильвия поднесла к губам чашку.

– Как твой старик относится к тебе?

– Он впервые обрадован моему появлению, – тихо ответила Кей.

– Поэтому ты из кожи вон лезешь, чтобы ему угодить. Неужели вправду веришь, что он больше других достоин представлять народ в Сенате?

– У него правильные взгляды. Отец против войны и хочет, чтобы жизнь стала лучше. Он сможет много добиться и, мне кажется, будет там на своем месте.

– Раз ты говоришь так, будто сама этому веришь, значит, сможешь добыть для папочки голоса, – пожала плечами Сильвия, наклоняясь ниже.

– Значит, больше никаких проблем?

– Никаких, – убеждала себя и ее Кей.

Она будет расхваливать отца, заставит людей поверить ему… и если наберет достаточно голосов, может, завоюет его любовь.

Приближались первичные выборы, и Кей с утра до вечера была занята на благотворительных деловых обедах, банкетах Молодежной коммерческой палаты и студенческих митингах не только в Чикаго, но и по всему штату. Она понимала, что пользовалась такой самостоятельностью лишь по просьбе мачехи, уговорившей Бэнкса держать падчерицу как можно дальше от нее. Александра желала выглядеть олицетворением настоящей верной жены политика, но вовсе не собиралась повсюду показываться с Кей. Конечно, Тони Бэнкс объяснил девушке, что она должна говорить с той частью избирателей, которые иначе пришли бы голосовать за Рэнделла Уайлера – молодыми людьми, этническими группами. Профессиональные писатели, готовившие речи Кей, никогда не забывали упомянуть о ее туземном происхождении, смешанной крови, используя девушку в качестве рупора антирасистских идей и призывов за равные права для национальных меньшинств и американских женщин.

Сначала Кей сильно нервничала, но постепенно привыкла, и выступления ее стали более отточенными. Вскоре она начала импровизировать. На встречах со студентами некоторых колледжей, где самыми наболевшими темами считались борьба за прекращение войны и против мобилизации, девушка прятала в карман приготовленную шпаргалку и начинала трогательно рассказывать о гробах, которые выгружали группами с военно-транспортного самолета, и необходимости кончать войну, чтобы Америка могла залечивать раны дома.

Узнав о том, что Кей отступила от выученного текста, Бэнкс начал распекать ее:

– Мы сотни раз проверяем эти проклятые речи, лишь бы убедиться, черт побери, что никто ничего не сможет исказить и использовать против нас! Будешь говорить, что в голову взбредет, Кей, и, если сморозишь глупость, нам придет конец. Такое на выборах бывает сплошь и рядом!

– Если считаете, что я мешаю, Тони, – ответила Кей, – тогда не стоит меня посылать.

К тому времени как произошел этот разговор, девушка уже прекрасно понимала, что Бэнкс не сможет обойтись без нее. Все больше избирателей, привлеченных известностью Кей, желало с ней встретиться. Газеты начали поручать репортерам взять у Кей интервью. Как и предвидел Бэнкс, ее история заинтересовала многих, и Кей все чаще начала появляться в телепрограммах новостей, а ее фото в газетах и журналах – не только из-за ее выступлений или происхождения, но еще и по причине внешности Кей.

Александре было невыносимо видеть, как падчерица быстро становится любимицей прессы. Но она, конечно, вряд ли смогла возражать против всего, что увеличивает шанс Рэнди попасть в Сенат. Он нуждался в любом преимуществе, поскольку основной соперник Пол Форрест уже пробыл два срока в Палате представителей. Огромное богатство и положение в обществе Уайлера восстановили против него большую часть населения Чикаго, принадлежащего к национальным меньшинствам и рабочим семьям. Первичные выборы должны были закончиться через несколько недель, и результаты были весьма неутешительными – Уайлер стоял ниже Форреста на несколько пунктов.

В штаб-квартире избирательной кампании царила унылая атмосфера. Только Тони Бэнкс сохранял неизменное спокойствие. В большой центральной комнате офиса, арендованного Уайлером в том же здании, где размещалась юридическая контора, распорядитель кампании начинал каждый день с того, что взбирался на письменный стол, чтобы инструктировать штат и растущие ряды молодых волонтеров, подобно генералу, посылающем войска на фронт.

– Время работает на нас! – громовым голосом объявил он как-то мрачным утром, в понедельник, когда первичные выборы начали входить в конечную фазу.

– Мы догоняем Форреста и поднимаемся каждую неделю на два-три пункта. Еще немного усилий – и мы обойдем этих сучьих детей прямо перед выборами – самое лучшее время, чтобы выйти вперед!

Но Бэнкс твердил, что сейчас не время снижать темпы – нужно обойти еще больше домов, убедить еще больше людей, сделать еще больше телефонных звонков, вытянуть еще больше пожертвований.

Спрыгнув со стола, Бэнкс позвал Кей к себе в кабинет. Она каждое утро приходила в штаб-квартиру, чтобы узнать расписание на сегодня, взять конспект новой речи, встретиться с женщиной, которая должна была сопровождать ее на собрание.

Кей вошла в кабинет Бэнкса. Ее отец был уже там и справлялся у Эла Корчака, пресс-секретаря кампании, о последних результатах. Уайлер продолжал разговор с Корчаком. К девушке подошел Бэнкс.

– Тебе, как и остальным, поручается дополнительное задание, – объявил он, вытаскивая изо рта неизменную сигару.

– Дела хуже, чем я думал, Кей. Нам необходим каждый дополнительный голос. Я высылаю тебя из города на завоевание новой территории: сельского района в центральной части штата. Конечно, я мог бы нарядить твоего папашу в соломенную шляпу и послать к фермерам, но, боюсь, он будет выглядеть точь-в-точь, как рыба с бакенбардами. Но ты, по-моему, вполне подойдешь. Гавайи – нечто вроде большой деревни, так ведь? Множество людей работает на фермах. А ты к тому же выросла на плантации, так что все сходится, и я прав!

Кей заметила, что отец отвлекся от цифр и следит за ее реакцией.

– Ухаживать за сахарным тростником и ананасами – вовсе не то, что выращивать кукурузу и скот, Тони.

– Точно, точно, мы с тобой это понимаем. Но сколько иллинойских фермеров побывали на Гавайях?

Кей пожала плечами.

– Если считаете, что смогу помочь, конечно, поеду.

– Молодец!

Уайлер, благодарно улыбнувшись, вернулся к разговору с пресс-секретарем. Тони вынул несколько бумажек из стопки, громоздящейся на столе, и сунул Кей.

– Вот пара новых конспектов речи – специально для сельских тружеников; а теперь иди и собирайся – пробудешь там не меньше пяти дней.

– Пяти дней?

– Угу, с понедельника по пятницу, будешь раскатывать из городка в городок.

Для того, чтобы сблизиться с людьми в маленьких поселках, объяснил Бэнкс, нужно, чтобы Кей путешествовала одна, в автомобиле, без каравана репортеров и фотографов. Работники штаб-квартиры уже договорились о выступлениях на окружных ярмарках и собраниях фермерских ассоциаций и клубах, церквах и заведениях для игры в бинго:[18] – Старомодный способ добывать голоса, Кей. И тебе будет полезно подышать деревенским воздухом.

Одна в пути, целых пять дней? Какая ужасная затея! Тоска!

Но Кей снова заметила, как выжидающе уставился на нее отец, и молча взяла конспекты у Тони. Бэнкс предупредил, что через час водитель заедет за ней в дом Уайлера.

Отец послал ей прощальный воздушный поцелуй. Кей помчалась домой, сложила вещи, натянула дорожный костюм: немнущуюся яблочно-зеленую юбку и бледно-розовую блузку.

Как раз подходит для сельского пейзажа, подумала она и уселась дожидаться автомобиля, в полной уверенности, что это затея Александры: старается держать ее подальше от прессы, чтобы самой попасть в центр внимания.

Лайвси, дворецкий-англичанин, подошел к двери ее спальни и объявил, что приехала машина.

У подъезда стоял пыльный потрепанный «бьюик» неведомого года выпуска. Высокий молодой человек в кожаной куртке и черных брюках стоял рядом. Он поспешно взял у Кей чемодан, положил в багажник и открыл заднюю дверцу. Прежде чем сесть, Кей задержалась.

– Кто вы?

– Михал Карлошик, – представился он, протягивая руку.

Кей пожала сильную ладонь.

– Где мой водитель, Михал?

Произнося незнакомое имя, она пыталась точно подражать ему, рифмуя «Михал» и «никель».

– Я ваш водитель, – ответил молодой человек.

– Вижу. Но мне сказали, что сопровождающей будет женщина…

– Бедняжка. Она уже ехала сюда, но врезалась в такси на Лейкшор Драйв. В штаб-квартире попытались уговорить другую, но у единственной, кто смогла бы поехать на целых пять дней, отобрали права после двух проколов и проезда на красный свет. Так что остались только парни. И поверьте, мисс Уайлер, – улыбнулся он, – вызвалось немало добровольцев!

Кей уставилась на него.

– Хотите сказать, вы поедете со мной? Мне предлагается провести в дороге пять дней с незнакомым мужчиной?

– Мистер Бэнкс дал мне достаточно денег, чтобы хватило на отдельные номера в отелях, и предельно четко объяснил мои обязанности. Я наш шофер, телохранитель и организатор встреч. Мистер Бэнкс также предупредил, что, если я не буду вести себя как истинный джентльмен, он… знаете, я лучше не стану повторять его слова. Но, не беспокойтесь, я все понял и не выйду за грань дозволенного.

Кей внимательно присмотрелась к молодому человеку.

Темно-каштановые волосы, непокорные и волнистые, голубые глаза, обрамленные очень длинными ресницами, неправильные черты лица, одна-две оспенных рытвинки на сильной челюсти, возможно, последствия юношеского фурункулеза. Все это вместе придавало ему привлекательно-грубоватый вид человека, выросшего на свежем воздухе, вероятно, на ферме.

Если вспомнить ненормальных психопатов, любимым занятием которых было преследовать политиков и их родственников, угрожая расправой, этот паренек мог стать лучшей защитой в долгой поездке, чем любая женщина. Кей влезла в автомобиль, но не через заднюю дверцу, которую Михал держал открытой, а через переднюю, которую распахнула сама. Дождавшись, пока молодой человек сел за руль, она спросила: