– Тогда почему не прекратить? – рассудительно заметила Кей.

– Ах, все кошечки должны делать это, прежде чем сниматься. Приказ О. О. Многие девушки используют воск, но у меня на него аллергия.

Как только она прекратила добровольную пытку, слезы, словно по волшебству, высохли.

– Я Эйприл[23] – представилась она, улыбнувшись Кей.

– Я Кей Уайлер. Рада познакомиться, Эйприл.

– Нет, – хихикнула блондинка. – Эйприл не мое имя. – Это месяц, когда я появлюсь в журнале. Меня зовут Терри Коул.

Волей случайности оказавшись в одной комнате, они быстро подружились, тем более что Кей во многом полагалась на Терри – в каком-то смысле «ветерана Элли».

Она появилась в особняке на целых пять дней раньше.

Терри родилась двадцать один год назад в Бруклине, в семье портового грузчика Рокко Колимаретти.

– Видишь, я всегда говорю, что он грузчик, но на самом деле… он что-то вроде… словом, знаешь книгу, которая вышла года два назад, «Крестный отец»?

– Твой отец – главарь мафии? – удивилась Кей. Они болтали за завтраком в бесплатном кафетерии особняка.

– Нет, конечно, он не такой большой человек. Так, занимается кое-какой работенкой в доках, время от времени, но в основном выполняет всякие поручения, не ужасные, конечно, – ног не ломает, никого не уродует – так, на посылках, что прикажут. Беда в том, что у этих парней очень строгие порядки, хотя немного странные – сами могут убивать, грабить, собирать дань с публичных домов и проституток, но терпеть не могут, когда их жены и дети не ведут себя, как святые. Мой отец точно такой же.

Из дальнейшего разговора стало ясно, что она смертельно боится мести отца или его друзей, когда ее снимки появятся в «Томкэте».

– Но почему тогда ты делаешь это? – удивилась Кей.

– Я гляжусь в зеркало и представляю условия игры. Я не очень-то умна, а отец считает, что образование женщинам ни к чему, но то, что я не могу быть адвокатом или астрономом, еще не означает, что я довольна судьбой привеска к мужу и украшения гостиной. Хочу иметь свою жизнь, и лучшей возможности у меня не будет.

Терри завоевала свой шанс появиться в апрельском выпуске «Томкэта» после того, как владелец фотостудии в Бруклине убедил ее за пятьдесят долларов позволить ему сделать несколько «календарных» снимков и послать в «Томкэт». Журнал не купил фотографии, но Терри позвонили. Она была вне себя от радости. До этой минуты девушку почти не выпускали из дома. Отец надеялся, что она привлечет внимание какого-нибудь высокопоставленного мафиози, может, даже сына самого босса.

– Видишь, отец считает, что таким образом обеспечит счастливую жизнь единственной дочери, – жаловалась Терри. – Выдать меня за какого-нибудь типа, чтобы тот награждал меня ребенком каждый год, а сам делал что хочет, спал с кем ни попадя, потом отсиживал по тюрьмам и в конце концов его труп найдут в очередной чертовой дыре. Ты осуждаешь меня за желание сделать карьеру? Но это хорошее начало. Пять дней работы – и две тысячи баксов в кармане.

– Две? – переспросила Кей. – Я слышала, «кошечкам» платят пять.

– Верно, но фотограф, который послал мои первые снимки, запросил три, и я не смогла отказать. Как-никак он сильно рискует, если папаша обозлится и узнает, кто всему виной.

– Послушай, Терри, – сказала Кей, – ты уже сделала этому человеку одолжение, позируя для снимков, которые тот надеялся продать. Все равно в журнале их не взяли. Пятисот долларов уже больше чем достаточно!

Терри недоуменно заморгала темными пуговичными глазками.

– Черт, я бьюсь об заклад, ты вполне могла бы стать адвокатом. Какого дьявола ты здесь торчишь?

Кей испытывала теплые сестринские чувства к Терри Коул, совсем не такие, как к Сильвии. Беспредельная аморальность и нелегкий жизненный опыт последней, словно ограниченная территория, на которую не рекомендовалось проникать никому, даже подругам. Но Терри обладала открытым уязвимым характером, возбудившим в Кей такое же желание защитить ее и оградить от всяких бед, какие девушка испытывала по отношению к Локи. И, в отличие от Сильвии, всегда старавшейся именно в силу собственной опасности настоять на своем, Терри во многом испытывала те же сомнения – страх перед сексом, по сию пору, тревожившие Кей. Хотя Терри и не была девственницей, она всегда терзалась неимоверными угрызениями совести в тех немногих случаях, когда занималась любовью. Отец постоянно напоминал дочери, что та никогда не сможет стать женой Capo[24] или одного из его сыновей, если не придет к алтарю «нетронутой». Однако именно отец и объяснил Терри, что Бог дал ей тело, предназначенное для того, чтобы сводить мужчин с ума от желания, и если правильно воспользоваться этим даром, можно получить от жизни все самое лучшее.

– Это и сбило меня с толку, – всхлипнула Терри. – Всегда твердил, будто нельзя, чтобы такое тело даром пропадало, только каждый раз, когда считал, что я делаю это, теряет голову от бешенства, того и гляди кого-нибудь прикончит.

Но, несмотря на все опасения, природная жизнерадостность Терри обычно брала верх. Она всегда была готова присоединиться к ночным вечеринкам в «Элли». В Чикаго каждый день приезжало достаточно знаменитостей, чтобы составить большую интересную компанию.

Лестью и уговорами Терри быстро преодолела нежелание подруги участвовать в общем веселье. Кей была приятно удивлена, обнаружив, вопреки ожиданиям, что на таких развлечениях вовсе не царит атмосфера разнузданной вседозволенности. Наркотики были строго запрещены самим О. О., и даже слишком большая страсть к спиртному не поощрялась. Эрни, вышибала, в два счета выпроваживал пьяных гостей. Конечно, мужчины и женщины разбивались на парочки, но, кроме того, велась оживленная беседа на интересные темы и было множество вполне невинных развлечений – шарады, игры, соревнования по водному поло. Хотя многие мужчины пытались назначить Кей свидание, но никто не настаивал, когда она отказывалась, – слишком велик был выбор девушек. И поскольку немногие из «кошечек» увлекались политикой, прошла целая неделя, прежде чем кто-то узнал Кей. На второй уик-энд она столкнулась с Джерри Вогеном, репортером, который помог ей пробраться в здание суда в день приезда.

– Так вот где вы скрываетесь? – воскликнул он, восхищенно оглядывая Кей, одетую в кожаное платье с бусами и бахромой, позаимствованное у девушки-индианки из племени чероки, оставшейся работать в одном из «Томкэт Клабз» после появления своих фото на страницах журнала в статье о Диком Западе.

– Я не скрываюсь, – сухо ответила Кей.

– Можно так и написать? Полно, Кей, давайте начистоту – что вы здесь делаете?

Кей сообразила, что, если промолчать, он начнет совать всюду свой нос и до чего-нибудь докопается.

– Олмстед просил меня приехать, поработать на него.

– Неужели?! И что это за работа?

– Пока… пока не решено.

– Итак… как бы это получше изложить… вы распростились с избирательной суетой только, чтобы прислушиваться к свистку О. О.?

Упоминание о знаменитом свистке Олмстеда могло иметь только вполне определенный смысл.

– Меня с Орином ничего не связывает, – поспешно заверила Кей. – Я не могу запретить вам опубликовать статью, Джерри, но уж, пожалуйста, постарайтесь, чтобы в ней не было ничего, кроме чистой правды, иначе, клянусь, вы об этом горько пожалеете.

Воген кивнул, казалось, убежденный, что Кей полна решимости выполнить угрозу, чего бы это ни стоило.

– Ничего, кроме правды, – подтвердил он, поднимая руку, как бы произнося клятву на суде. – Но в этом случае, думаю, и правды более чем достаточно.

И, расплывшись в самодовольной улыбке, отошел.

На следующее утро, когда Кей завтракала в одиночестве, появилась Патти и сказала, что О. О. хочет немедленно ее видеть.

– Взгляни на это, – проворчал Орин, швырнув Кей сложенную газету, как только девушка переступила порог его спальни.

Одетый в красную пижаму из китайского шелка, Олмстед восседал в центре кровати, окруженный десятками различных изданий, доставлявшихся ежедневно из всех стран мира.

Кей присела на краешек и взяла газету. В глаза бросился заголовок статьи Вогена:

– «Дочь Уайлера нашлась!»

Словно она была объектом настойчивых поисков как жертва похищения или кораблекрушения! Воген подробно излагал скудную информацию: Кей, не скрываясь, живет в особняке Олмстеда и заявляет, что собирается работать на издателя. Однако нескольким голым фактам был придан явно скандальный оттенок. Дом описывался как «Печально известный храм наслаждений», где мистер Олмстед живет, подобно турецкому паше, и одно крыло, называемое «Кэтуок» – «кошачьи прогулки», – служит приютом десяткам молодых красивых женщин, питающих воображение читателей.

Приводилось высказывание Кей, отрицавшей всякие интимные отношения с Олмстедом, но тут же намекалось, что для О. О. бизнес никогда не существовал отдельно от развлечений.

– Мне уже позвонил Тони Бэнкс, – сообщил Олмстед, как только Кей закончила просматривать статью. – Он считает, что все еще можно исправить, при условии, если ты сегодня же уедешь отсюда. Честно говоря, умолял уговорить тебя. Если ты останешься, Уайлер может распроститься с надеждой попасть в Сенат. Вряд ли найдется много избирателей, посчитавших, что ему можно доверить судьбу сотен людей, если он не смог как следует проследить за собственной дочерью.

– Что ж, – вздохнула Кей, – вы предупреждали, что так будет.

– А как ты намереваешься поступить? – поинтересовался Олмстед.

– Разве решение зависит от меня? Это ваш дом, и вы уже объяснили, почему поддерживаете его.

– Я за сексуальную свободу, не за насилие. Насколько я понимаю, Кей, поступок твоего отца говорит о том, что он не достоин такой высокой должности.

– Тогда я, конечно, хотела бы остаться, – сказала Кей, ощущая теплую волну удивления и благодарности за неожиданную недвусмысленную поддержку. – Только с условием – я не желаю быть одной из ваших проклятых кошек, или как вы их там называете. Я в самом деле пришла сюда только потому, что вы обещали мне работу. Я имела в виду настоящую работу в журнале.