Кей поколебалась еще несколько мгновений и взяла конверт.

– Видишь? – спросила Александра. – Не так уж это трудно. Прощай, дорогая. Не думаю, что мы еще когда-нибудь встретимся.

Развернувшись так, что полы роскошного манто взметнулись вокруг ног, Алекс вышла из отеля. Кей наблюдала через стеклянную дверь, как шофер открыл дверцу «роллс-ройса», припаркованного у обочины.

Только очутившись у себя в номере, Кей открыла конверт. Внутри находились скрепленные вместе три копии аффидевит,[34] довольно короткого, всего в одну страничку, и простой белый конверт с ее именем, напечатанным на нем. Сидя в гостиничном номере, она сначала прочитала аффидевит, два абзаца, начинавшиеся с традиционной юридической формулировки «Я, Кейулани Тейату Уайлер, сим заявляю и подтверждаю…»

Вся суть была изложена во втором абзаце – признание, что Рэнделл Уайлер регулярно принуждал ее к половым сношениям все то время, что она жила в его доме. Насилие совершалось «против ее воли», но она «все выносила и молча страдала», поскольку зависела от отца и боялась быть выгнанной из дома. Наконец Кей «не смогла больше терпеть издевательств и скрылась».

Кей стало тошно. Но она понимала, почему Алекс считает, что она может подписать. В отличие от истории, которую угрожал рассказать в суде адвокат, тут Кей представлялась невинной жертвой. Теперь она заподозрила, что истинной целью разговора с Виктором Кесселом было запугать ее и заставить принять другой, гораздо более выгодный вариант. Положив бумаги на стол, она было поднялась, но тут заметила белый конверт, который перед этим отложила. Разорвав его, Кей увидела содержимое – чек на свое имя, на сумму двести тысяч долларов, подписанный Александрой. Кей не помнила, сколько времени бродила по комнате в состоянии совершенного отупения, без всякой цели, в голове был сплошной туман и ни единой связной мысли. Так легко, призвав на помощь моральные принципы, разорвать чек и гнусные бумажонки, выбросить все и забыть. Истина есть истина. Но чего она добьется, сказав правду? И поверят ли ей в конце концов? И уж несомненно ее прошлое и жизнь матери будут облиты грязью. И за кого и что она так благородно сражается? За отца, бросившего мать и на самом деле пытавшегося изнасиловать ее?

Но важнее всего то, что на карте стоит судьба сводной сестры. Предположим, Уайлеру позволят постоянно видеться с младшей дочерью. А что, если не все обвинения Алекс были ложью? Все может быть – если Уайлер способен наброситься на одну дочь, почему не на другую?

А если Кей возьмет деньги? Она получит в дар полную независимость, сможет полностью посвятить себя исследовательской работе. Ей не придется жертвовать собственной честью ради куска хлеба.

Кей не имела представления, как долго мучилась над проблемой выбора. Если бы только она могла поговорить с отцом – насколько бы легче далось решение! Но слишком глубока была пропасть, разверзшаяся между ними.

Когда зазвонил телефон, грубо вернув к печальной действительности, Кей схватила трубку и сдавленно ответила. Это оказался Джим. Кей обрадовалась, ей почему-то мгновенно стало легче.

– С вами все в порядке, Кей? – спросил он. – Вы, кажется, чем-то взволнованны.

– У вас прекрасный слух, – вздохнула Кей.

– Несколько лет на флоте – и вы тоже научитесь слушать. Очень помогает… если, конечно, вы заботитесь о своих людях.

– Такому командиру, как вы, должно быть, легко подчиняться – пошутила она.

От звука его голоса сразу стало легче, а в сердце вновь затеплился тихий огонек.

Но Джим по-прежнему оставался серьезным.

– Не хотите рассказать, что вас так расстроило? Я могу быть у вас минут через десять.

– Приходите. Буду ждать.


– Вы сказали, что часто гадали, нашла ли я отца, – начала девушка.

Джим молча слушал, пока Кей говорила. Прошло несколько часов, и на город успела спуститься тьма, прежде чем она, наконец, почувствовала, что объяснила все случившееся, открыла прошлое и связанное с ним безрадостное настоящее.

– Итак, что посоветуете, коммандер?

Он был так терпелив, не перебивал Кей, только иногда задавал вопросы, чтобы воскресить в ее памяти тот или иной эпизод.

– Мой совет – позвольте пригласить вас на ужин. Я знаю великолепное тихое местечко, где можно отдохнуть и расслабиться… а кроме того, думаю, вы сами прекрасно понимаете, что следует делать, и не нуждаетесь ни в чьих подсказках.

Сообразив, что Джим, скорее всего, не поведет ее в роскошный ресторан – сам он был без галстука, в спортивной куртке и кожаном пальто, – Кей выбрала простую серую юбку с блузкой и вязаным узорчатым свитером, приняла душ, оделась и накинула сверхмодное красное шерстяное пальто с большим воротником и широкими лацканами.

– Не стоило бы мне, конечно, носить все это, все равно отсылать в магазин, – призналась она, выходя из номера.

– Я же сказал, что дам вам взаймы.

– Все равно, такие вещи мне не по карману, – вздохнула Кей и в это мгновение поняла, что приняла решение. Она не возьмет денег Александры и не станет подписывать фальшивку.

Они взяли такси и отправились на Диерборн-стрит, на другой берег реки Чикаго. Машина остановилась перед маленьким зданием с кирпичным фасадом и старомодной мигающей неоновой вывеской в окне: «Эддиз Плейс».

Ресторанчик оказался совсем непритязательным, как снаружи, так и внутри: два ряда кабинок вдоль стены, а между ними круглые столы, накрытые клетчатыми скатертями. Жизнерадостный человек в галстуке бабочкой приветствовал их у входа, совсем по-свойски жалуясь на погоду, усадил их в одну из свободных кабинок и подал меню.

Бифштексы, рыба – простая здоровая еда.

Кей здесь нравилось, но она все же недоумевала, почему Джим выбрал именно это место. В Чикаго полно хороших ресторанов и многие гораздо ближе к отелю.

Она удовольствовалась гамбургером и пивом, Джим, заказал то же самое. Когда официант снова ушел, Джим разрешил загадку:

– Мой отец когда-то работал здесь, последние годы перед смертью. Он занимался этим.

Джим кивком показал на мужчину в галстуке, который как раз усаживал вновь прибывших за другой стол.

– Создавал атмосферу уюта, заставлял людей почувствовать себя в домашней обстановке. Поверьте, Кей, это труднее, чем кажется. Всегда быть приветливым, высоко держать голову и улыбаться, даже если день был тяжелым и босс срывает на тебе зло, потому что из-за снега или дождя дела идут плохо. Я всегда восхищался папой и тем, как он выполняет это простое дело.

– Какое, должно быть, счастье, – с завистью вздохнула Кей, – гордиться своими родителями!

– Я не сказал, что преклонялся перед всем, что он делает, просто объяснил, какую черту считал в нем лучшей. Вы можете делать то же самое, Кей.

– Если бы у моего отца были какие-то хорошие стороны…

– Возможно, вам следует повнимательнее приглядеться. Если бы вы захотели поговорить с ним, это, наверное, помогло бы решить, чью сторону занять в этом процессе.

– Я уже решила. Плохо это или хорошо, я должна сказать правду, и будь что будет.

Она дотянулась до руки Джима, сжала его ладонь.

– Вы были правы, коммандер. Я не нуждаюсь в подсказках, чтобы самой определить, каким путем идти. Просто нужно было выговориться.

Он сжал ее пальцы свободной рукой.

– Понимаете ли вы, что, если бы какой-то безголовый кретин не поджег самолет, вы и я могли даже не встретиться.

– Понимаю, – улыбнулась Кей.

– И подумайте еще вот о чем: не будь ваш отец негодяем, бросившим вашу мать, вы не отправились бы искать его и мы никогда бы не познакомились.

– Если пытаетесь втолковать, что мне нужно его простить, наше знакомство, пожалуй, самый лучший довод.

– Просто в который раз удивляюсь, как иногда самые ужасные события могут привести к чудесным последствиям.

Официант принес заказы, и остаток вечера был проведен в рассказах о себе. Оба старались как можно больше узнать друг о друге. Джим вспоминал войну, Кей говорила о студенческой жизни, занятиях психологией и исследовательской работе, которые решила провести. Кроме того, она незаметно для себя начала рассказывать о работе в «Томкэт» и, упомянув о том, что была «кошечкой», обнаружила, что Джиму совершенно не было известно о преследующей ее «славе», – он никогда не видел фото.

– Теперь вы будете хуже думать обо мне, правда? – не выдержав, спросила она.

– С чего это? Вы необыкновенно красивая женщина, Кей. Нельзя же винить художника за желание нарисовать вас или любого мужчину за стремление взглянуть на вас. И если вы хотели, чтобы все увидели вашу красоту – и лицо, и тело, – не пойму, что в этом плохого. Вы можете назвать такой поступок великодушным.

– Знаете, я как-то не рассматривала это с подобной точки зрения. Но рада, если не считаете меня… дешевкой.

– Единственное, что в ваш дешевого – боязнь ввести меня в расходы. Ну что это за еда – гамбургеры и пиво? Я бы предпочел омары и шампанское.

К тому времени, когда они уходили из ресторана, Кей уже решила, что хочет провести с ним ночь. Она не забыла тех мгновений в самолете, когда катастрофа казалась неминуемой, и сожаление о том, что в жизни так мало сделано. Девушка не знала, как будут развиваться ее отношения с Джимом в дальнейшем, но чисто физическое притяжение между ними было невозможно отрицать, а она так давно не хотела ни одного мужчину.

– Давайте вернемся ко мне, – сказала Кей, когда Джим спросил, куда она теперь хочет пойти.

Не успела за ними закрыться дверь, как Кей повернулась и поцеловала его, не в силах больше ждать. Джим безмолвно обнял ее, прижал к себе – их губы встретились, древний танец переплетающихся языков говорил о желании и страсти. Да, он тоже хотел ее. С трудом оторвавшись, Кей взяла его за руку и сделала несколько шагов к спальне. Но Джим остановился.

– Нет, Кей, не сегодня.

Сбитая с толку девушка разочарованно покачала головой.