– Положительный стресс, не о нем ли вы говорили? – подхожу к столу и трясу бутылочкой, которая содержит в себе сцеженное молоко. – Ты кормишь ее полтора года, не многовато? Я думаю, можно ее отучать от этой ерунды. Она прекрасно кушает приготовленную пищу. Кроме того, тебе пора на лечение.

– Ты что, возомнил себя знатоком детей? Своих нет, а уже все-то ты знаешь. – Пожимаю плечами, усаживаю Бри на колени и предлагаю бутылочку.

– Еще пару раз посижу с твоим ребенком и буду лучшим в этом деле. Ты в курсе, что она не садится на горшок в этом доме? Так кто приучил ее к унитазу? – Глажу по спине ребенка, пока она пьет свое молоко.

– Ты не опускаешь стульчак, Доусон. Она мне показала, как ты учил ее. – Ханна берет сумку в руки. – Услуга за услугу, несколько часов сможешь удержать ее внимание на себе?

Делаю ртом нечленораздельный звук возмущения. Поднимаю большой палец вверх и показываю себе за спину, отправляю ее по своим делам. С некоторых пор она стала ходить на свидания вслепую в какой-то клуб чтецов. Кого уж она там себе найдет, без понятия, но то, что она стала более спокойно обсуждать своего мужа – явно. Это не то, чтобы ее желание, терапия. Ханна проходит мимо меня, поправляет волосы под шапочкой на голове дочери и целует ее в лоб. Звук ее шагов утопает в стенах прихожей, но затем она возвращается.

– Ты точно уверен, что Эллисон не взбесится? – беспокойно спрашивает она. – Я ведь могу в следующий раз пойти, правда.

– Она не монстр, привыкнет к ребенку, посмотрит, как я с ней вожусь. Вы же девочки с детства в куклы играете, и вам нравится видеть, как мужчина ухаживает за ребенком. Ваша матка сразу вырабатывает гормоны. – Смеюсь я. – Ладно, если серьезно, она скорей всего не подойдет к ребенку, но встряска ей нужна.

Слегка кивнув, она закрывает за собой дверь и уходит. Я же облокачиваюсь на спинку стула и слегка покачиваю Бригитту. Я бы не назвал так свою дочь, слишком грубо как-то. Может Бриджит или… Не знаю, у меня еще не было детей в планах. Тишина в моей квартире убаюкивает ребенка, поэтому я иду вместе с ней на руках в ближайшую гостевую комнату. Она не выглядит детской, простая чистая и светлая, но никак не девчачья. Укладываю Бри на кровать и оставляю открытой дверь. Помню, и сам не любил, когда родители закрывали за собой двери, казалось, монстр вылезет из шкафа. Оглядываюсь, чтобы убедиться, что все в порядке, и иду к нашей с Эллисон спальне. Тихо прохожу в комнату и вижу свернувшуюся клубком Эллисон, кажется, у нее небольшой озноб. Проверяю ее лоб, и она покрывается холодным потом, трясу ее за плечо, чтобы она проснулась. Руками она обхватывает свой живот и мычит.

– Эллисон, тебе плохо? – Она приоткрывает глаза, я вижу, что она испытывает сильную боль.

– Принеси обезболивающее, живот болит. – Не жду ни минуты, иду за коробочкой с лекарствами, нахожу порошок, развожу в воде и подношу к ее губам, так быстро, как могу. – Не переживай, у меня последнее время бывает такое.

– Так может обратиться к врачу, на тебе лица нет. – Она закрывает глаза и делает несколько глотков. Забираю пустой бокал и поправляю ее сбившиеся волосы. Цвет лица настолько бледный, словно вся кровь отхлынула. Она снова подтягивает свои колени к животу и тихо стонет. Я дико нервничаю, еще ни разу не видел ее такой.

– Это так стресс на тебя повлиял? – Сцепляю руки за головой и встаю с кровати, расхаживаю по комнате. – Прости, что устроил тебе нервотрепку. Дело в том, что я периодически сижу с Бри. Ханна хороший человек, но очень одинокая. И психолог посоветовал после смерти мужа находиться чаще в кругу приятных ей людей, знакомиться. Может тебе тоже сходить к психологу?

– Я похожа на психованную с*ку? – Раздраженно скидывает с себя мою руку и поворачивается спиной ко мне. – Оставь меня в покое, иди к ребенку своей подружки или куда ты там собирался.

Мне становится смешно, что она ревнует меня к малышке. Женщины не предсказуемы, даже в момент, когда им действительно плохо, они бесятся. Прячу свой смех в кулаке, получается хныканье, отчего Эллисон оборачивается.

– Тебе смешно? – Возмущенно приподнятая изящная бровь. – Не пойти бы тебе на х*р?

Она пытается подняться, на лице проносятся все миллион оттенков боли. И я укладываю девушку назад, ложусь рядом с ней, обнимаю ее со спины, прижимая к себе. Я дышу в ее волосы, отчего они шевелятся.

– Ты ревнуешь к ребенку. Я иначе отношусь к этому. Бри потеряла отца, даже не узнав его. Просто представить себе не могу, как с этим жить. У меня чувство жалости перебарывает все другие эмоции. Ты всегда можешь прийти к родителям, отец поддержит тебя. А у нее только мама, которая пытается жить без своего мужчины. – Кажется, она прижимается ко мне сильнее, – У тебя же есть отец, мама, брат. И у тебя есть я., и я буду с тобой всегда.

Тело вздрагивает под моей рукой, и из горла вырывается всхлип, наверное, это то, что я испытал впервые, увидев разбитую Ханну с девчонкой на руках. Они были потерянные: остаться без кормильца, лишиться квартиры. Социально незащищённые, они остались сражаться одни против всего мира. Когда наши глаза встретились, я думал о сестре. Помог бы я ей? Конечно!

– Ты сам-то недалеко от меня ушел. Или твоя ревность чудесным образом испарилась, а действия забыты? – Она вытирает пальцами нос и поворачивается ко мне лицом. – Ты ведь тоже не идеален.

– Нет, именно поэтому мы будем вместе. Не бывает идеальных… Бывают две половинки, которые, разломившись, теряются и ничего не стоят друг без друга. – Она плотно закрывает глаза и приподнимает подбородок. – Ты можешь мне не верить, но все просто. Мы можем продолжать беготню, наживая себе болячки. А можно ловить момент, наслаждаться каждым проведенным днем. Мы ведь не вечны. – Глажу пальцами ее живот.

– Ты ведь обманул меня, что у тебя перелом. – Устраивается на моем плече, перекидывает ногу на моё тело.

– Скажем так, он был незначительный. Но я хотел быть ближе к тебе. Ты стала выкручиваться. – Она коленом давит на мою мошонку. – Хорошо, я эгоист. Но и ты не лучше. Обвиняешь меня во вспышках ревности, а сама чуть не убила Ханну. У нас ничего нет. И не будет с ней, ты же сама это знаешь.

– Доусон, все то же самое я смогу сказать тебе. Но повлияет ли это на тебя? – Рисую кончиком пальцев узоры на ее бедре, боль в пальцах все еще присутствует, но уже не так сильно. Поэтому я сжимаю руку в кулак и некоторое время вращаю кистью.

– Должно произойти что-то значительное, чтобы убить эту заразу во мне. А пока тебе придется мириться. Или находиться рядом со мной все время. – Она фыркает, и я доволен эффектом, потому что при этом она теснее прижимается ко мне.

Приподнимаю ее подбородок и тянусь губами для поцелуя. Он получается нежным, на редкость умиротворенным. Каждый раз, когда мы прикасаемся друг к другу, сердца стучат в унисон, как единое целое. Эллисон перелезает на меня, садится верхом и углубляет поцелуй. Я все еще беспокоюсь о ее здоровье.

– Уверена, что чувствуешь себя лучше? – говорю я между поцелуев.

Она стягивает через верх свою футболку и остается только в спортивном лифчике и штанах.

– Сомневаешься в моей решимости? – Резинка от волос летит на пол, затем она стягивает верх белья.

Едва сдерживаю себя, когда кладу свои руки на ее грудь, сжимаю упругие возбужденные соски, сажусь на кровати и целую ее в шею. Облизываю сонную артерию, покусываю кожу, Эллисон выгибается навстречу мне. Опускаюсь к ее груди и сжимаю зубами маленький сосок.

– Хм… – Знакомый звук, но я практически отключился, почувствовав тело девушки на мне. – Хмммм…

– О, черт! – Эллисон резко падает на меня, от чего задевает больную руку и ударяется подбородком о моё плечо. Я при этом получаю снова в нос ее рукой, когда она обхватывает свою грудь пальцами. – Здесь ребенок!

Накидываю на нас сверху покрывало и смотрю в сторону двери. Да уж, мы совсем забыли о малышке, находящейся в другой комнате. Потираю вновь ушибленный нос, готовый чихнуть от щекотки внутри.

– А ты бесшумная девчонка, – говорю я и аккуратно, пока она смотрит на Эллисон, поправляю член в трусах. – Я отвлеку ее, а ты пока приведи себя в порядок.

– Это жесть, попасться на глаза девочке, которая встретила меня снова при ужасных условиях. Хорошо, хоть не орет. – Эллисон протягивает руку, чтобы я подал ее вещи, которые она скинула на пол.

– Она глухая. Еще не известно, будет ли разговаривать. Только звуки. – Она удивленно переводит взгляд на заспанного ребенка.

– Что ты… – не договаривает она.

– Врожденный порок. Если будут варианты со слуховым, или операция, я настроен помочь им. – Вот это я даже не собираюсь обсуждать. Стать покровителем ребенка, отдать дань моей маленькой сестре, которой уже нет. – Я пойду поиграю с ней, а ты пока одевайся.

Она укрывается одеялом с головой, я же подхожу к Бри, показываю свои ладони, она послушно протягивает ручки вверх, и я несу ее в кухню. Телевизор включен на минимальный звук, мультики, как набор картинок, вспыхивают на экране. Бри не обращает на них внимания, следит за тем, как я нарезаю для нее морковь и яблоко. Достаю из холодильника продукты. Включаю посудомойку, мне нужен миксер, а мыть засохшие фрукты под водой довольно неудобно. Пара сосисок отправляются в кастрюлю до приготовления, открываю баночку зеленого горошка. На сковороде смешиваю мексиканскую смесь в виде овощей и риса. Все это время я стараюсь не потерять из вида ребенка, сидящего в детском кресле. Я купил его в первую неделю, как она начала ко мне приходить. Рассказывать тайны Ханны, которая только делает вид, что счастливая, я не имею права. Пусть она сама, если захочет, этим делится. Насколько я знаю, дружба с Элли начинается со всеми одинаково. С ненависти. Если она нормально изначально общается, – ничего не выйдет. Элли разочаруется в собеседнике с первой минуты. Ей нужна эта борьба, противостояние, доказательство, что ты не слабак и выдержишь натиск ее агрессивной натуры. Опять же, и в эти подробности я не вдавался Ханне лишь потому, что она полезла бы до глаз и получила от Элли. А сейчас все выглядит очень даже неплохо. Мы все сможем оказать круговую помощь. Потягивая руку помощи друг другу и вытаскивая из этого каньона ужаса, в котором мы погрязли.