Ellen Fallen - Одержим тобой

– Какое отличное пробуждение, – надрывным голосом говорит она. – Что ты хочешь для себя?

Снимаю перед ней шорты и трусы, слегка сдавливаю свой твердый член, провожу по нему несколько раз, зажав в кулак. Она меняется в лице до серьезности, поворачивается передо мной спиной и становится на колени. Мне нравится, как она скромно ставит колени вместе и сжимает свои губы. Я ведь знаю, что в данный момент клитор увеличился, и она испытывает удовольствие без моей помощи. Провожу пальцами по влажной плоти, грубо подтягиваю ее за талию к краю и резким движением руки заставляю прогнуться в спине, отчего она сползает еще ниже, прижавшись головой к сидению. Заставляю себя успокоиться, чтобы не кончить еще до того, как довел ее до оргазма, повторяю бесконечно, что ей может быть больно. Поэтому медленно вхожу в нее, напряженная плоть подрагивает от моего вторжения. Делаю сдержанный толчок, затем второй. Цепляюсь за спинку дивана и начинаю раскачивать темп. Когда Элли толкается мне в ответ, я резко поднимаю ее за талию, поворачиваю голову на бок, принимаю ее вызов действовать сильнее. Как только она маняще вытаскивает свой язык, позволяет его прикусить и всосать в себе, я уже не думаю ни о чем. Проникаю в нее самым развязным способом, пальцами давлю на маленькую бусинку клитора и пощипываю его. Разряд молнии проходит один за другим по моему позвоночнику, едва сдерживаемый мной оргазм в ожидании ее. Дергаю Элли за волосы и прикусываю губы, стенки интенсивно сжимаются, и я слышу девичьи стоны, затем кончаю вслед за ней. Она засасывает меня всего в себя, без остатка выжимает до последней капли, вызывает судороги мышц. В глазах темнеет, когда я падаю рядом с ней на диван, обнимаю за талию так крепко, как могу. Влажная грудь соприкасается с ее лицом, и я глажу ее растрепанные волосы.

– У меня судорога в ногах. – Эллисон смеется, а я приподнимаюсь и разминаю икры и мышцы. – Не делай так. – Она смеется, когда я отвлекаю ее от неприятных ощущений поцелуями ее пальцев на ногах, провожу по ним языком, отчего она выгибается и хохочет.

– Я так редко вижу тебя смеющейся, что мне просто необходимо это. – Она сползает с дивана на пол, когда я обхватываю ее вторую ногу и проделываю то же, что и с первой.

Эллисон все еще смеется, когда раздается звонок моего смартфона. Быстро смотрю на время: уже поздний ужин. Щекочу девушку, за что получаю по уху маленькой диванной подушкой. Тянусь к телефону, отвечаю на звонок, когда она поднимается и голая проходит мимо меня в душ.

– Доусон Дью, это мама. Ты можешь сейчас говорить? – Иногда она очень странная.

– Мам, я по голосу понял, кто это, так официально еще ни одна женщина со мной не разговаривала. Слушаю тебя, агент Бонд, – шучу над ней, отчего она фыркает.

– Балбес, не смейся над своей старенькой мамой, – выпрашивает комплимент. Это включается материнская ревность, уж я с ней знаком. – Совсем не звоните нам.

– Ну да, вы же еще не получили последние сводки новостей, чтобы срочно обсудить. – Смеюсь я. – У нас все отлично, надеюсь, надолго.

– Ну вот и приезжайте к нам. – Она отмахивается от другого женского голоса. – Мы ждем вас.

– Скажи маме, что лучше она к нам, я не хочу еще трястись всю дорогу, – шепчет Элли.

Протягиваю смартфон Эллисон, пусть сама разбирается с мамами, я все еще голый и в своей сперме, не будем забывать об этом. Она не очень рада, что ситуация перетекла в ее руки, но молча принимает эстафету, пусть успокаивает мам. Последнее, что я слышу, – «мы вас ждем». Значит, спокойно провести время наедине, испробовать еще несколько поз не выйдет, мы ожидаем гостей.

Через час вся наша большая семья уже была в сборе, мы решили заказать немного еды в ресторане. Потому что времени катастрофически не хватало. За круглым столом огромной лоджии мы практически сразу нашли отвлеченную тему, которая напрямую нас не касалась. Элли оделась, как мне кажется, несколько празднично, ее легкое платье с воланами, едва прикрывающее колени, взлетало при каждом движении. Она словно расцвела, постоянно улыбалась и игриво подмигивала. Я не пропускал ее, независимо, была ли она рядом или находилась вдалеке. Ловил ее флиртующие взгляды и отвечал такими же намеками. И пусть с нами были родители, мы просто не могли насладиться шансом прикоснуться друг к другу. Когда Эллисон прошла босыми ногами по темному паркету, я подумал над тем, что обожаю ее пальчики. Возможно, в душе я немного извращенец, страдающий фут фетишем.

– Какие у вас планы на будущее? – Моя мама, все-таки, не выдержала и сорвалась в галоп, как «породистая» леди, она грациозно опустилась на диван рядом с папой.

– У нас вся жизнь впереди, поэтому не думаю, что сейчас надо что-то решать, – спокойно отвечает Элли, разламывая пшеничный хлеб в соломенной корзине.

Мамы перекидываются заговорщическим взглядом и продолжают изображать невинность.

– Будь я на вашем месте, давно решила бы все, задокументировав отношения. Так были бы гарантии, – вступает мама Элли, отец сжимает ее руку, на что она слегка толкает его в бедро.

– Какой документ даст вам гарантию на то, что один из вас не умрет, прежде чем высохнут чернила? – Я хмурюсь, непонимающе, в каком направлении несутся мысли у моей жены.

– А кто из вас умирать собрался? – удивленно спрашивает отец. – Ты болен?

Упрямо мотаю головой, и удивленно смотрю на Элли.

– Что ты этим хотела сказать? – спрашиваю Эллисон. – Что тебе сказал врач?

Я, сам того не зная, только что навлек гнев всех богов на себя и на мою едва собранную чашу семейного очага. Эллисон разворачивается, молча, идет в кухню, я немедленно отправляюсь следом. Она не может делать вид, что все в порядке, если есть, что рассказать, не могу больше ждать.

– Что ты хотела этим сказать? Хочешь моего счастливого неведения? – Она прячется за кухонным островком, стоит спиной ко мне.

– Я всего лишь имела в виду, что не надо давить на меня. Я не могу превратиться в Ханну. Ты видел, что с ней происходит теперь, – возмущается она. – Я не могу думать о том, что может случиться с тобой, если мы все доведем до логического конца.

Я обхожу столешницу и становлюсь перед ней, задираю ее подбородок так, чтобы она смотрела мне в глаза.

– Ты думаешь, это с ней произошло из-за того, что они расписались? Это же глупо! Я не собираюсь уходить от тебя или терять. Ты же понимаешь, что это убьет нас. – Упираюсь своим лбом в ее. – Не делай этого, не придумывай того, чего нет. Не закрывайся.

– Я боюсь всего, еще вчера я была сильной. Уверена в завтрашнем дне. А сейчас все навалилось, и я не нахожу себе места. Это давление со всех сторон. Намеренные разговоры, чтобы раздуть нечто масштабное, уничтожают меня. Мы попробовали, чернила не дали нам никакой гарантии. Я не смогу еще раз пережить развод. – Отворачивается, когда я тянусь к ее губам.

– Я не позволю этому случиться еще раз. – Крепко прижимаю ее к себе и удерживаю до того момента, пока она не обнимет мою шею.

– Этого больше не придется делать, потому что нам и так хорошо. – Закрываю глаза от бессилия. – Как ты не понимаешь, что нам не нужны все эти бумаги.

Мы отходим друг от друга и возвращаемся к столу, уже взявшись за руки, я усаживаю ее на свои колени, удерживаю за талию. Родители говорят между собой, мы же отрешенно смотрим в огромные окна лоджии. Что же нам необходимо на самом деле? Простая бумага, которая представляет собой юридическую силу, или она не играет роли в нашей жизни? Разве то, что мы уже вместе, не говорит о том, что все правильно, и так должно быть?

– Тебе достаточно моего обещания, что мы будем вместе, и ничего не изменится? – тихо произносит Элли около моего уха, она немного сползает на мне, и теперь ее голова находится в изгибе моей шеи.

– Мне достаточно тебя рядом со мной. Ты как эликсир жизни. Я устал от попыток заполнить пустоту без тебя. Это все убивает меня. – Она странно обмякает в моих руках, заглядываю в ее лицо и ничего не понимаю. Она не может вот так уснуть. Аккуратно прикасаюсь к ее щеке, слышу, как через шум, голос родителей. Обхватываю лицо Эллисон, отец забирает ее из моих объятий и трясет, как куклу, за плечи. Я готов орать на них, когда они мечутся один за другим. Хватаю ее на руки, несу в ванну и умываю бледные скулы, называю по имени.

– Да заткнитесь же вы, – кричу я. – Успокойтесь. Вызовите медицинскую помощь.

Сажусь с ней в пустую ванную, обнимаю всем телом, согреваю, качаюсь из стороны в сторону. Я не могу сейчас потерять ее. Сцепив зубы, сдерживаю себя от рыданий, она не может сделать это! Она шевелится в моих руках, медленно поворачивает голову, я не могу унять дрожь, мне необходимо стать ее тылом, стеной, за которой она спрячется и не почувствует моего отчаяния. Поэтому я кладу ее голову себе на грудь и успокаивающе нашептываю.

– Ты немного поспи, все хорошо. – Она не должна испугаться.

Я не хочу находиться в больнице, ненавижу этот запах и розовые стены, они меня жутко пугают. Ровно 24 часа прошло с тех пор, как меня увезли в больницу для установления причин моего плохого самочувствия. Мне провели ряд исследований, которые не дали хороших прогнозов. Смириться с тем, что я могу лишиться органа, меня убивает. Ведь раньше я не думала, что для меня вообще важно иметь матку. Теперь же трясусь при слове «удаление».

Медсестра вводит под мою кожу иглу и берет из вены кровь, я чувствую запах железа вперемешку с медикаментами. Пережатая рука нещадно болит, а нервы натянуты стальными канатами. Наполнив маленькие продольные колбы, она подписывает моей фамилией.

– Хоуп? – Впервые в жизни я горжусь тем, что не сменила фамилию мужа во время развода. Она переводится как «Надежда», которой он меня наделил вместе со своим появлением в моей жизни.

– Да, – отвечаю я, одновременно соскальзываю с кушетки и плетусь вслед за ней под руку к каталке.

Не знаю, откуда они взяли, что я стала немощной. Меня провозят вдоль розовых стен, увешанных детскими картинками, как напоминание, чего у меня никогда не будет. Это, черт возьми, так нелепо мечтать о том, чего никогда не хотел. Ненавидеть саму мысль о маленьком орущем создании. Душить еще в утробе чувство желания и страдать от этого. Моя голова невольно пускается еще ниже, как он воспримет эту информацию? Что скажут окружающие? Господи, я всю жизнь буду напичкана гормонами, и где сто процентные гарантии того, что болезнь не вернется? Но больше всего я трясусь от того, что неизвестно какая опухоль во мне. Доброкачественная или злокачественная, какая разница, это не меняет сути. Я столько всего перечитала в интернете, что остается только надежда. Интернет – это огромная мусорка, каждый новый пост или статья работает на то, чтобы добить тебя.