Я не мог остаться в отделении гинекологии по нескольким причинам, и основная – я парень. По большому счету, мне глубоко плевать, где я находился бы, но не им. Как будто столкнулся с феминистками, и меня прогнали прочь еще до того момента, когда мы оформили документы. Ожидал, что Эллисон завоет, закричит, сделает нечто в ее духе, но она смирилась. О чем уже надумала ее больная голова – неизвестно.

И вот сейчас я сижу здесь в ожидании, когда же выйдет из операционной врач. После нескольких стаканов кофе, мой остекленевший взгляд не замечает разве что вот та уборщица. Потому что ее не волнует, что я торможу после виски, кофе и ночи без сна. Ведь я не вернулся домой. Все это время спал, как тупица, на жесткой скамье, широко разинув рот и пуская слюни. Ткнув своим тонким пальцем, она призвала меня к порядку, чтобы не вводить других в заблуждение. Это все же больница, а не вытрезвитель, и моя бородатая рожа никому не радует глаз.

Взъерошиваю свои волосы и растираю глаза, молодая девушка садится рядом со мной и мне приходится немного подвинуться. Ее живот настолько большой, что, слегка нагнувшись вперед, она того и гляди покатится. Кого она там носит? Слоника?

– Двойня, – произносит она и громко кряхтит, – они меня убить хотят.

– Что? – Я несколько раз моргнул для уверенности, девушка подвинула свое тело глубже в сидение и села, широко расставив ноги.

– Решили родиться раньше времени, а я не знаю, как оттянуть момент их появления. Еще не все готово. – Улыбаюсь, когда она хватается за живот с двух сторон. – Они отбили мои внутренние органы, дерутся во мне, сил никаких нет, а чего ждать дальше, представить страшно. – Смеется, когда я не сдерживаюсь и смеюсь в ответ. – А вы тут явно не рожаете. Все мужчины внизу.

– У меня жена на операции. – мгновенно хмурюсь. – Мне спокойно, когда я, в какой-то мере, рядом с ней.

– На вес золота, – бубнит она себе под нос, к нам подходит девушка в зеленой медицинской форме и протягивает беременной руку. – Ну что же. Надеюсь, скоро вы вот так же будете здесь сидеть, но уже с вашей женой.

Дети – это очень хорошо, но не тогда, когда растущее нечто может убить его мать. Я не имею в виду ребенка, опухоль. Этот грецкий орех изрядно нашумел, и решать: дети или жизнь… Ответ очевиден, как и выбор.

Мой телефон последнее время разрывается от сообщений и телефонных звонков. Я работаю на дому, отказался от всех своих занятий, положил все заботы на нескольких сотрудников. И теперь снежный ком уже вот-вот поглотит меня. А еще родители, как бы странно это не звучало, но отнекиваться и скрывать бесполезно. Они же чувствуют своим сердцем и видят всевидящим оком. Врать и изворачиваться, эта игра все равно не увенчается успехом. Я тяну резину до последнего. Лучше пусть думают, что мы в очередной ссоре. Приходит сообщение от моего отца, что я срочно должен ему перезвонить. И дело касается нас двоих. Вот пока он не рычит и не матерится, можно расслабить булки. Как истинный адвокат, он собран и терпелив до поры до времени. Не знаю, что так срочно ему надо мне рассказать, но это может потерпеть.

Я слышу звук шагов, тихий разговор людей, затем из-за поворота выезжает каталка и два врача яростно общаются. Один при этом резко жестикулирует, потом они оба кивают на меня и расплываются в довольной улыбке. Это не врачи, слишком молодые мальчишки, и, судя по цвету их униформы, интерны больницы.

– Мистер Хоуп, операция прошла удачно. Сейчас выйдет ваш доктор и расскажет все подробней, – мальчишка немного сбивается в своей восторженной речи, в то время как я наклоняюсь над Эллисон и глажу ее по голове, украдкой дарю поцелуй в холодный лоб. – Всегда мечтал произнести эту фразу.

Ребята увозят ее подальше от меня в палату, пока я разминаю затекшую спину и плоский от сидения зад. На душе становится слишком хорошо, чтобы быть правдой, я был уверен в хорошем исходе. Но как насчет ее переживаний?

Врач разговаривает по телефону, на ходу снимает операционную шапочку с изображением парусников. Может это такой хирургический прикол, но смотрится довольно странно. Когда он подходит ко мне, отключает вызов. Снимает свои круглые очки и давит на глаза пальцами.

Я собираюсь уже задать главный вопрос, когда он снова отклоняет вызов на своем телефоне.

– Ох, уж эти женщины, – смеется он, – стоит задержаться и не вернуться вовремя, они переживают, – объясняется он передо мной. – Итак Миссис Хоуп прекрасно перенесла операцию. Изначально планировали сделать местный наркоз, что значительно снижало риск потери крови или проблем с гипоксией мозга. Но она перенервничала настолько, что подняла себе давление. Пришлось применить некоторые манипуляции по снижению давления и ввести общий наркоз под наблюдением анестезиолога.

– Она была довольно бледной, когда ее провозили мимо меня несколько минут назад, – отвечаю я, он сжимает в руках свою шапочку и затем бьет ей по бедру.

– Операция достаточно сложная, когда женщина хочет сохранить свою детородную функцию, мы делаем все от нас зависящее. Ваша супруга написала отказ от лечения в случае моего решения по удаления матки. – Я невидяще качаю головой из стороны в сторону. – Вы не знали. Естественно, при ином исходе, мы остановили бы операцию по желанию пациента. Мы не впервые сталкиваемся с этим, но постарались сделать все от нас зависящее. Девушка не найдет у себя шва или следов введения лапароскопа. Операция проводилась с помощью эндоскопа-гистероскопа. Оптическая трубка с различными углами наблюдения очень маленького диаметра снабжена набором специальных инструментов, который мы ввели через влагалище и цервикальный канал в полости матки. Достаточно эффективно сработали, судя по тому, что удалили подслизистые узлы миомы с применением электрической петли и тщательным гемостазом. Предоперационная подготовка с качественной резекцией опухоли позволила нам сохранить матку и репродуктивный потенциал пациентки. – Я сел на скамью, вцепившись в свою голову, заплакать не позволила только мысль о том, что все прошло замечательно. Она жива, здорова, и больше не будет этих ужасающих дней ожидания.

– Мы вам очень благодарны, – говорю я мгновенно онемевшими губами. – Она ненавидит больницы, когда я смогу забрать ее домой?

– Учитывая, что все обошлось без разрезов и швов, завтра мы отпустим ее домой. При условии выполнения всех назначений. Это никаких нагрузок в течение года, занятия сексом откладывается до следующего месяца. Соответственно, готовиться к планированию беременности через 6–12 месяцев после операции. Но опять же, все индивидуально. Нам надо исключить шок после наркоза, воспалительный процесс, и, естественно, теперь вы будете проходить постоянно обследование. Никаких «отложим на потом». – Снова звонит его телефон, и он умоляюще смотрит на меня. – Извините, я отвечу, мой рабочий день закончился час назад, хотел убедиться, что в реанимации у вашей супруги все хорошо. Вы можете находиться рядом с ней весь день, но никаких ночевок.

Я поднимаюсь, крепко жму его руку и спешу к Эллисон. Практически бесшумно открываю дверь, единственное, это щелчок ручки нарушает покой в палате. Жалюзи полностью опущены, розовая комната приобретает едкий оттенок фуксии. Я понимаю, почему она сбежала отсюда в первый раз, приоткрываю окно и впускаю свежий воздух после только что пролившегося дождя. Бледная кожа, осунувшееся лицо, она кажется необычно слабой и безжизненной. Врачи переложили ее на кровать и заботливо укрыли одеялом, мне кажется, этого недостаточно. Подхожу к двери, закрываю ее на ключ, Эллисон не единственная, кто умеет нарушать правила. Снимаю обувь, залезаю на ее кровать, приподнимаю голову девушки и удобно утраиваю на своей руке. Боюсь сделать что-то не то, поэтому прижимаюсь к ней, насколько это возможно. Мне почему-то вспомнилось наше знакомство, как она меня искушала, заглядывала в глаза. Тогда мы были девственниками, но мне казалось, она очень дерзкая и смелая. Поцелуй и вовсе не входил в мои планы. Я был в крутой компании, как мне опять же казалось, где мальчишки не тащатся от девчонок, мы еще были такие зеленые для подобных мыслей. Я помню, как пришел в школу на следующий день, и Томас Фолкнер сказал, что я «предатель». Для этого оказалось достаточным проводить взглядом Эллисон. Когда же мой «друг» подошел к Эллисон и поднял ее юбку, оголив белые трусики, я впервые дрался из-за нее. Готов был придушить свинью за то, что он сделал. Гордости не было, так как я получил такой фонарь под глазом, что светил им не меньше недели. Мама все поняла сразу, как потом она сказала: «Женщины – наша слабость». Так и есть, удары были не сосредоточенными, как и внимание, естественно, я пропускал. Но бил хорошо и получал сам. Потом серия драк за ее внимание, так как она стала меня опасаться. Я считал, что докажу ей древним, как мамонт, способом, что самка должна выбрать сильнейшего. Но проблема была в том, что она не была слабой хранительницей домашнего очага. Силы в этой девушке было столько, что зачастую одноклассники исчезали из поля зрения заранее. Но она не размахивала руками, там срабатывал бранный поток и искусство спикера.

Почему я сейчас думаю об этом? Кажется, она всегда была борцом, почему, когда столкнулась с проблемой, опустила руки? Жизнь, наконец, нашла у нее слабое место – это дети. И как бы она не ерепенилась, именно ребенок мог бы однажды скрепить наш брак. Но, судя по тенюшечке, от которой мы избавились, проблема беременности была в ней. Я представлю ее реакцию, радость, а затем небольшое потрясение на мою новость. Не лелею надежду, что она не рубанет с плеча, но все же.

Эллисон шевелится в моих руках, и я немного отодвигаюсь.

– Хочу пить, – шепчет она, тянусь к тумбочке, на которой стоит бутылка воды. – Ты меня поджарил немного и исколол щетиной. Мне снился назойливый ежик, пристающий ко мне.

– Надеюсь, в хорошем смысле. А то мне в голову после воздержания лезут разные похабные мысли. – Ее взгляд кажется пьяным и с поволокой, она жадно делает пару глотков и снова укладывает голову теперь уже мне на грудь. Прижимает воду к груди и ждет моего вердикта или расстрела.