Меня поощряют жаркими поцелуями, когда я быстро нахожу нужное, и наказывают лёгкими шлепками по попе, когда не понимаю, чего он хочет.

— Думай, Инга, думай, — ворчит Валерий, прибавляя: — И чему только в этих институтах учат?

В общем, к обеду у нас уже готова замечательная презентация — но не люблю я их делать, бывает такое. А эта — должна быть на высшем уровне. Именно такой и выходит.

— Спасибо, — восхищённо шепчу я.

Демонстрацию слайдов смотрю, сидя у Валерия на коленях.

— Я тобой так горжусь! Ты у меня такой умный!

Он светло улыбается:

— Запомни то, что сказала, — говорит он.

— Про умного? — удивляюсь я.

— Нет, про «у меня». Приручила чудовище, теперь ты за него в ответе.

Я нежно обнимаю его, трусь о щетину на щеке.

— Ты тоже, — говорю, — за меня. Потому что я только твоя и ничьей больше быть не хочу.

— Как насчёт того, чтобы переместиться в спальню и заказать какой-нибудь вредной еды?

— А как ты Клавдии Свиридовне в глаза смотреть будешь?

Он нагло ухмыляется:

— А я тебя пошлю. Ты ресничками похлопаешь. Вон, как на меня подействовало, — он кивает на ноутбук, где светится заставка моей презентации.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я киваю — разве могу возражать?

Он собирает технику, вручает мне, а потом берёт всё своё добро, как заявляет, ухмыляясь, в охапку и тащит в спальню.

Здесь, удобно расположившись на широченной кровати, мы снова включаем компьютер, но совсем для других целей — мне нужно выбрать платье на открытие, а ещё нам — заказать еду и напитки.

И сегодня я чувствую себя так, как должна была чувствовать весь месяц — молодой женой, окружённой любовью и заботой.

И мне плевать, сколько продлится эта иллюзия и как потом она аукнется мне. Я решила жить здесь и сейчас, и наслаждаться каждым мгновением рядом с любимым.

Выбирая платье, мы немного ссоримся, но тут же гасим ссору поцелуями.

В результате приходим к соглашению, что мне подойдёт элегантное фиолетовое платье, с кружевным верхом, сидящее по фигуре и разлетающееся фалдами от колен.

Заказываем доставку наряда на завтра.

…так за хлопотами незаметно наступает вечер, и, сложив, наконец, ноутбук, я целую Валерия у щёку и собираюсь в свою маленькую комнату — завтра предстоит день, полный суеты и подготовки, хочется, как следует выспаться.

Только кто бы мне позволил.

— Куда собралась? — выдаёт Валерий, хватая меня за руку и притягивая к себе. — Отныне теперь ты спишь здесь.

— Это почему ещё? — возражаю я, а сама уже ерошу его волосы, глажу щетину на щеках, которая так ему идёт.

— Потому что я так хочу. На правах бандита, чудовища и победителя последнего боя.

Пытаюсь показательно фыркнуть и обидеться, но он утыкается лбом мне в живот и произносит, чуть задыхаясь:

— А ещё потому, что трудно спать, жить и дышать без своего сердца…


Ах, Чудовище, что ты делаешь со своей Белль? Зачем ты так сильно любишь её?

ВАЛЕРИЙ

Есть зрелище, коему трудно подобрать равное по красоте, — юная женщина в первых лучах утреннего солнца.

Она ещё сладко спит, утомлённая за ночь любовной игрой. Маленькая ладонь заведена под щёку, каштановые кудри рассыпаются по подушке, длинные ресницы чуть трепещут, а по щекам разливается нежный румянец, спорящий с самой зарёй.

Одеяло чуть сползло, открывая взору небольшую девичью грудь, на фарфоровой белизне которой сладкой ягодкой выделяется розоватый сосок.

Формы спящей красавицы совершенны — тонкая талия, округлые бёдра, упругие ягодицы, длинные стройные ножки…

Юная прелестница так хрупка и нежна, что хочется касаться её бережно, невесомо, осторожно, потому что, кажется, одним неловким движением можно сломать её…

Поздравляю, Пахом, хмыкаю, мало тебе было художеств, ещё и в поэты решил податься.

И что-то не припомнится, чтобы ночью ты думал о бережных прикосновениях, когда наматывал её волосы на кулак и вколачивался в неё на всю длину в бешеном ритме.

И не твои ли засосы, нежный ты наш, красуются на этой изящной шейке, поганя её белизну?

А синяки на бёдрах девушки — они тоже плод трепетного отношения?

Сволочь ты, Пахом.

Внутренний голос ехидничает, конечно, но вяло, беззлобно и сыто.

Потому что этой ночью всё было правильно — я брал то, что мне позволили, и давал то, чего от меня ждали.

Кто бы мог подумать, что тоненькая, как веточка, Белль окажется такой страстной, чувственной и ненасытной, теша тараканов своего Чудовища, любящего пожестче и без церемоний.

Секс с Ингой фееричен. Она дарит мне просто охуительные оргазмы. Такого фейерверка у меня давно не было. Потому что никогда прежде женщина подо мной не вызывала у меня такую бурю эмоций.

А Инга… То, как она стонет, как выгибается, как шепчет моё имя, как соблазнительно приоткрывает губы, как опускает ресницы  — это просто эстетический экстаз.

И охрененно головокружительно, когда женщина отдается тебе так искренне, с глубоким чувством, нараспашку… А когда ты знаешь, что у этой женщины — желанной, сладкой, офигенной — ты первый, то и вовсе крышу сносит от восторга…


К твоим чувствам и к твоему прощению Чудовище будет привыкать ещё долго, о, Белль…


А какую игру затеяла вчера маленькая шалунья!

Профессор? Пахом, из тебя профессор, как из хуя пуля! Но эта иллюзия странным образом заводила. Я даже учеником никогда не был, а тут — сразу профессор и такую чудесную студентку в свои когти могу заполучить. Хм, а может, быть солидным, правильным и, главное, законопослушным не так уж и плохо? Ведь что-то в этом есть, когда тебя любит такая женщина, ждет, искренне волнуется о тебе.

Там, в моём кабинете, когда я брал её на столе, я понял, что хочу большего — всю её, навсегда, каждый день, засыпать и просыпаться с нею, в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть, на хер, не разлучит нас!

После улётного секса особенно весело было включить зануду и умника, и погонять её по библиотеке.

Чему только сейчас в институтах учат? Ведь презуху по истории искусства сделать — как два пальца же, блядь. Интересно, а я еще не все сроки слил поступить и получить диплом?

 Потом я утащил добычу в своё логово и уже не отпустил. Всю ночь сладостно мучил её. И если бы ни куча дел на сегодня — не отлип бы до сих пор. Мне её всё время мало.


Вот и теперь задираю одеяло, трогаю атласную кожу ягодиц, чуть проникая между ними пальцем.

Потом тихонько переворачиваю Ингу на спину, любуюсь ею, сонной, нежной, немного растрепанной, раздвигаю ножки и припадаю ртом к её идеально выбритой киске.

Моя сладкая…

Она мычит во сне, неосознанно подаётся, мечется…

Нет-нет, милая, я хочу, чтобы ты проснулась.

И ласковый язык сменяют жёсткие пальцы. И тогда фиалковые глаза распахиваются, а с губ слетает стон.

Глушу его поцелуем.

Убираю пальцы, и осторожно вхожу. Утренний секс должен быть тянучим и сладким, как карамель.

Впрочем, у меня его никогда прежде не было. Но с Ингой  — пока мы вместе — я хочу, чтобы было именно так.


Потом тащу шалунью в ванну, и там мы повторяем сеанс, но уже погорячее.

Довольная и сияющая Инга упархивает на кухню  — готовить сюрприз, как сказала сама, а я иду разбираться с делами.

Нет, конечно, валяться в постели с моей Белль  — замечательно, но проблемы сами себя не разгребут. Значит, будем переквалифицироваться в говновозы. Обкладываюсь бумажками, читаю донесения, просматриваю файлы с камер наблюдения…

За этим делом меня и застаёт Инга с целым подносом вкуснятины: тут и стейки, и салат, и оладушки, и сок.

— Сокровище ты моё! — притягиваю к себе, когда она ставит еду на стол передо мной. — А сама? — усаживаю на колени.

Она мотает головой:

— Я уже перекусила на кухне.

Легонько шлёпаю чуть ниже поясницы, она айкает.

— За что?

— В следующий раз давай кушать вместе, хорошо?

Я не договариваю: мол, не знаю, сколько у нас осталось совместных трапез, она, моя умница, понимает и так.

…Вскоре привозят Ингин наряд на завтра, и она упархивает на примерку.

Не хочу видеть её сейчас, хочу устроить себе сюрприз и смотреть завтра, как она будет в этом платье спускаться по лестнице, чтобы выйти в свет вместе со мной.

Но, блядь, когда это всё у меня шло по плану.

Влетает Айгуль и тарахтит, как сбрендивший мотор:

— Там этот… как его… ну противный такой… он не хочет переделывать платье… Инга Юрьевна плачет.

Так, что там за хер бессмертный мою Белль доводит до слёз? Мозги суке вышибу.

На всякий случай засовываю за пояс пистолет, под дикий взгляд Айгуль, и бегу следом за ней.

Примерочную устроили в той маленькой комнатке, где, до переселения в мою, кантовалась Инга.

Захожу, какой-то пидорского вида мужичок приторно воет:

— Вы что не понимаете, это же дизайнерское платье! Оно не перешивается. Это всё равно, что Рембрандта попросить перерисовать, потому что вам цвета на его картинах не нравятся!

 Ах ты мудила грёбанный! Я тебе сейчас такой вернисаж устрою!

— Что здесь происходит? — для начала интересуюсь спокойно, хотя внутри от вида полных слёз глаз Инги всё начинает дрожать.

Моя девочка не должна плакать! Я же обещал ей!

— Понимаете, — начинает этот пидорюга своим противным голоском, — ваша женщина просит меня подогнать платье ей по фигуре.

— И в чём базар? Просит — подгоняй!

Да, моя Инга — не ваши швабры-модели без жопы и сисек. Она хоть и тоненькая, но всё на месте.