А потом моя девочка смелеет. Тоненькие пальчики касаются моего лица, скользят вниз. И я забываю, как дышать. Если бы меня сейчас попросили оценить степень наслаждения по десятибалльной шкале, я бы поставил одиннадцать с плюсом — у меня в голове взрываются фейерверки.  Лёгкая интимная ласка столь чарующа.

Маленькая моя, славная моя девочка.

Хочешь, чтобы чудовище урчало у твоих прелестных ножек?

Прикажи. Я буду…

Закрываю глаза, полностью отдаваясь ощущениям.

А потом — Инга переплетает наши пальцы. И я, кажется, готов сидеть так вечность. Ничего не делать, ничего не говорить. Просто чувствовать её в объятиях.

… на экране появляются родители Инги, и мне вдруг приходит в голову, что я бы хотел такую семью.

Они называют меня Артёмом и интересуются, чем занимаюсь, и это возвращает в реальность, знатно прикладывая мордой об асфальт.

Размечтался!

Знай своё место.

Дышать становится тяжело до боли в груди.

— Тёмочка, — ох, милая, знала бы ты, как мне сейчас хочется переломить твою нежную шейку! — эксперт по оценке древностей, — лепечет Инга, — он Оксфорд закончил.

Мысленно я ухмыляюсь: Оксфорд, ну-ну. У меня даже школьного аттестата в наличие нет: отец решил, что с меня вполне достанет «домашнего» образования. Ага, прям «Детство»-«В людях»-«Мои университеты». Папа сделал всё возможное, чтобы у меня остался только один-единственный путь и «будущая профессия». Правда, меня не спрашивали, хочу ли я её получить. Просто вложили в одну руку нож, в другую — пистолет.


Вот такой Оксфорд, детка.

Латынь я выучил позже, когда отец вознамерился сделать из меня «эксперта по древностям».

И теперь я умею загнуть на языке Вергилия и Цицерона.

Чем и пользуюсь. А ещё — приникаю к губам Инги, как к источнику вечной жизни. Хочется руками придерживать макушку —  так рвет крышу от почти нереальных ощущений!

Все-таки вишня —  насыщенная, сладенькая, немного терпкая.

Ласкаю ее губы своими, запускаю свой язык в глубины ее податливого рта.

Кислород! Мне нужен кислород! Но я скорее задохнусь, чем добровольно отстранюсь.

 Нас прерывают ее родители, настойчиво заманивая в гости.

Это снова — голоса из другой жизни, из другого измерения, где мне нет места. Я могу только фантазировать о том, как мы с Ингой едем в гости в крошечный уютный Энск. Как её мама угощает нас домашней стряпнёй. А с отцом мы ведём светские беседы о политике и ценах на нефть.

Хорошо, что разрывают соединение, а то я начинаю грезить наяву.

И вот мы остаемся наедине.

Замираю.

Жду истерику, удара по роже, оскорблений, а сам стараюсь не думать о продолжении поцелуя. Хотя именно этого я сейчас хочу. Этого или чего-то более сладкого.

Я физически не могу выпустить ее из объятий.

Моей куколке, должно быть, очень страшно — вон как побледнела и уже привычно сжалась в комок. Старается отползти.

Ну уж нет! Не сегодня, милая.

Я честно выполнил свою часть сделки, даже выудил отцовское кольцо из сейфа. Когда мне стукнуло шестнадцать, отец рассказал мне их с матерью историю. Он был коронованным авторитетом и не имел права заводить семью, но очень хотел, потому купил кольца, надеясь все же жениться на моей матери. Так я и поверил старому хрычу. На шлюхе, как же. Но кольца лежали в сейфе немым укором моему недоверию. Естественно, надевать вещь брата я не собирался! Прошли приютские времена обносков.

Все силы ада, наверное, собрались сегодня и хохотали надо мной, когда Инга надевала это кольцо мне на палец.

Это было…на грани терпимости. На переделе моего болевого порога. Я еле выдержал.

Но за то демоны в преисподней, куда я непременно попаду, уже не смогут придумать пытку хуже.

Я душу сегодня перед ней наизнанку вывернул.

А Инга собирается спрыгнуть, не расплатившись. Нет, девочка, я долги не прощаю.

Перехватываю отползающую куколку обеими руками за бедра, подтягиваю ближе к себе.

—  Куда собралась? Настало время платить! — наваливаюсь всем телом, коленом заставляя ее раздвинуть ножки.

В паху скрутило спазмом и все напряженно, едва ли не гудит, как высоковольтка!

Инга даже особо не брыкается, покорилась моей воле. Умница, девочка. Лучше не дерёгайся.

А я снова впиваюсь в ее рот, не в силах противостоять соблазну. Мои руки лихорадочно блуждают по её совершенному телу, сжимая и тиская её через одежду.

Сдергиваю с нее домашний костюмчик, который сам же когда-то для нее и покупал. Я обнажаю в считанные минуты и отстраняюсь, чтобы запомнить этот образ. Чтобы рисовать его потом.

Обнажённая Инга — прекрасна. В её точеной фигурке — ни одного изъяна. Кожа нежна и бархатиста. Волосы — чистый шёлк.

Сейчас я получу свою плату за фарс со скайпом.

Начинаю медленно спускаться поцелуями по сладкому телу: обрисовываю короткими поцелуями милый подбородок, провожу языком влажную дорожку по шее вниз, к ключицам, облизывая их.

Осторожно сжимаю её груди. О, они небольшие, идеально ложатся в ладонь. Розовые твёрдые соски — словно сладкие ягодки…

И вообще вся она — сладкая, нежная, сногсшибательная.

Она сводит с ума.

Не понимаю, как я ещё держусь за остатки рассудка. Потому что когда Инга задыхается, выгибается, стонет подо мной — разум рвёт в ошмётки.

Но нельзя.

Нельзя навредить, испортить, замарать.

Может быть, она — мой последний шанс на искупление грехов, моя лакомая индульгенция, моя отчаянная исповедь…

Я добираюсь до жаркого и уже такого влажного лона, ожидая, что вот сейчас она все прекратит. Но нет!

Инга позволяет мне облизать влажные складочки, нежно поиграть языком с камешком клитора.

Она мечется, всхлипывает, порывается ухватить меня за волосы, но пугливо останавливается, а я трепетно играюсь языком и губами с ее лоном, руками же поддерживая и слегка разминая половинки ягодиц девушки.

Но…у всего есть своя цена.

У моей пытки — её удовольствие: сегодня у неё не будет разрядки.

Отстраняюсь, глядя на разгорячённую, разметавшуюся девушку. Её прекрасные глаза сейчас подёрнуты поволокой.  Кажется, она всё ещё тешет себя иллюзией получить «сладенькое».

Нет-нет, куколка.

Помучься и ты.

И не смей просить палача о снисхождении.

Не нужно жалобно хныкать.

Целую её в лоб, желаю «спокойной ночи» и ухожу…


Не приручай Чудовище, Белль. Иначе однажды оно начнёт приручать тебя и потом уже не отпустит…

_____________________________

[1] «Искусство долговечно, жизнь коротка»

Глава 6

ИНГА

Разве так можно?

Распалить, завести и бросить! Просто развернуться и уйти!

Оставить обнажённую и горячую посреди гостиной.

Торопливо одеваюсь и дико злюсь: почему?! почему он так со мной?! Он же видел, что я не против. Я же хотела его!

Боже, скажи мне кто пару дней назад: ты будешь хотеть Пахомова и течь по нему — точно бы рассмеялась в лицо.

А сейчас сижу и жалею, что Пахомов не взял меня.

Это ненормально. Он меня загипнотизировал. Своими глазами цвета тёмного льда. Звуками низкого бархатистого голоса. Прикосновениями, такими, будто касается богини. Поцелуями — сумасшедшими, дерзкими, страстными.

И ласками…

О, ни один мужчина не ласкал меня так.

У меня были парни, до Артёма, которым я позволяла многое, кроме проникновения. Но им было неинтересно, прелюдия быстро сворачивалась и начиналось канюченье: давай сделаем это, я буду аккуратным и так далее.

Пахомов ни о чём таком не просил.

Он вообще за весь этот вечер ничего не просил в ответ.

И взял лишь то, что посчитал нужным.

Боже! Как он ласкал меня! Будто создавал, рисовал, ваял.

И я рождалась в этих ласках заново — его женщиной.

К моему ужасу происходившее ощущалось удивительно правильным.

Быть его — всё моё существо жаждало этого.

А он ушёл! Просто взял и ушёл.

Нет! Не так! Ехидно пожелал «спокойной ночи».

Вот же… слов нет!

Прихожу в комнату, где спит, обколотый обезболивающими, мой муж, падаю на кровать и…грежу о его брате.

Это ненормально, плохо, грязно, но я ничего не могу с собой поделать.

Инга, одумайся, это же почти измена!

Ты сегодня изменила мужу!

Ты — шлюха!

Я пытаюсь воззвать к тем остаткам здравого смысла, которые ещё теплятся во мне, но увы. Сегодня разум предал меня вслед за телом.

И самое ужасное — я не чувствую никаких угрызений совести по поводу случившегося.

 Плетусь в душ в надежде, что струи воды взбодрят моё сознание, и оно снова начнёт рассуждать здраво.

Но всё становится только хуже. Вместе с водой, бегущей по моему телу, возбуждение стекает вниз и внутри всё стягивается в тугой узел.

Откидываюсь на зеркальную кафельную плитку, смотря на сотни маленьких себя.

На сотни похотливых Инг, с закушенной губой и блестящими глазами.

Беру гибкий душ и направляю его между ног. И едва не взрываюсь криком, когда струи ударяют в возбуждённую до предела плоть…

Я росла правильной девочкой и никогда прежде не ласкала себя. Сейчас — не могу сдержаться: тру, мну, трогаю себя…

Мало, как же мне этого мало…

Если закрыть глаза — можно представить, что меня касаются его руки, его губы…

…требовательно… жадно… по-хозяйски…

Да…хочу…

Не знаю, как я не теряю сознание. Как мне вообще удаётся выбраться из душа и доплестись до кровати.

Желание по-прежнему не отпускает. И сейчас, прикрыв глаза, я могу представить его ещё ярче, чувствовать, ощущать…