Таня Володина - Один на 100.000

Наконец их растащили. Тарас оскалился окровавленным ртом и спросил:

— Ну и кто кому сломал жизнь, а? Думал, ты умнее меня? Отсоси, урод.

Олег рванулся к нему, но Илья его удержал.

— Пусти, — устало сказал Олег. — Я его не трону.

Илья разжал руки, и Олег быстро вышел из кабинета. Катя кинулась за ним.

Всхлипывая, Катя бежала по коридору. Из своих кабинетов высунули головы бухгалтеры, менеджеры и сотрудники других компаний. Всем было интересно, что за крики и шум доносятся из креативного отдела.

— Стой, Олег! — закричала Катя в удалявшуюся спину.

Он не остановился. Она прибавила шагу, но ноги плохо слушались: это было как во сне, когда хочется бежать, а получается только медленно брести.

— Подожди меня, пожалуйста!

Олег зашёл в лифт, двери начали закрываться, но Катя успела подставить ногу. Она заскочила в лифт, и он поехал вниз. На электронном табло сменялись красные цифры: двадцать четвёртый этаж, двадцать третий.

— Катя, я сейчас не готов ничего обсуждать, — тусклым голосом сказал Олег. — Давай поговорим позже.

— Хорошо, конечно! Я лишь хотела сказать, что не верю ему, — затараторила Катя. — Он несёт бред! Переодетая лесбиянка — ну надо же до такого додуматься! Он тебя ненавидит, потому что ты сильный и успешный! Он завидует тебе!

Они проехали двадцатый этаж.

— Я-то знаю, что ты настоящий мужчина, — продолжала Катя. — С настоящим членом и яйцами. Только слепой дурак не заметит твоей мужественности! Даже обсуждать это — абсурд!

Семнадцатый.

Олег глянул в зеркало, словно хотел увидеть мужественность, о которой говорила Катя. И отвёл взгляд. Казалось, ему противно смотреть на своё отражение. Под ложечкой засосало от нахлынувшей тревоги, сердце отчаянно заколотилось в груди. Что-то было не так! Она ожидала другой реакции от Олега — спокойного обсуждения инцидента, а не этой подавленности и унылой безысходности.

— Я же права, да? Олег, не молчи! Ответь мне!

Пятнадцатый.

— В чём права? — он был бледен, как полотно, лишь глаза горели на обескровленном лице. — Что ты хочешь от меня услышать?

— Ты… Ты…

Тринадцатый этаж.

— Ты — мужчина? — спросила Катя, с трудом выдавливая из себя страшный, нелепый, дикий вопрос.

Его губы исказила горькая усмешка. Он сглотнул и взялся за ремень:

— Тебя же это интересует, да? То, что у меня в штанах?

Жгучий стыд окатил Катю с головы до ног, но она кивнула. В конечном счёте её интересовало именно это — как ни позорно было в этом признаваться.

Десятый.

— Ладно, я тебе покажу, — сказал он, расстегнул ширинку и приспустил трусы.

Сначала Катя увидела мускулистый живот со впалым пупком и тёмной дорожкой волос, а потом — то место, куда эта дорожка вела. Кате показалось, что лифт сорвался с тросов и полетел в пропасть.

Девятый этаж, восьмой, седьмой…

— Как ты мог! — заорала она и набросилась на Олега с кулаками. — Как ты мог так со мной поступить! Я же тебе верила… О господи, я в тебя влюбилась! Зачем ты меня обманул? Познакомил с мамой, сестрой, рассказал всем, что мы встречаемся! Ты… Ты… Не прикасайся ко мне никогда, ты мне противен!

Она молотила его по груди и животу, а Олег не защищался. Он стоял с опущенными руками и смотрел в пол, как провинившийся школьник. Кате хотелось причинить ему боль — такую же нестерпимую, какую испытывала сама, — но он был слишком силён, а она слишком слаба и беззащитна.

Раздался мелодичный звонок: они приехали на третий этаж. Олег вышел из лифта и направился к своему номеру, а Катя сползла по стеночке на пол и разрыдалась. Двери плавно закрылись, табло погасло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Охранники гостиницы «Идеаль» вытащили её из лифта на первом этаже. Она обливалась слезами и задыхалась. Они дали ей стакан холодной воды, а потом узнали в ней сотрудницу рекламного агентства с двадцать четвёртого этажа. Позвонили в «Атомик». Сверху приехали Илья и Гелла. Они обняли её с двух сторон и повели к лифту. Там Катя снова начала рыдать — так горько, словно второй раз узнала о смерти мужа.

— Ну что ты, что ты, — бормотала Гелла, — ничего же не случилось…

— Подумаешь, парни подрались, — сказал Илья. — Это неудивительно, ты в последние дни прямо расцвела. На твоём месте я бы гордился, что двое мужиков сцепились.

— Я бы тоже гордилась! Из-за меня никто никогда не дрался, — поддакнула Гелла и мечтательно произнесла: — Из них двоих я бы выбрала Олега.

— Да, он круче.

— Умный и сексуальный.

— И на английском шпарит как бритиш.

— Он меня один раз подвёз до метро, водит — просто блеск! Я читала, что по манере вождения можно узнать как мужчина трахается: если гонит, как бешеный ишак, всех подрезает и показывает в окно «факи» — то он плохой любовник. А если плавно, мягко и уверенно — то и женщину так же имеет, — Гелла шумно вздохнула. — Жаль, мне не светит, он по Катьке сохнет.

— А мне он выписал внеочередной аванс: у нас с женой скоро годовщина, хочу её в Питер свозить. Без девочек.

— Смотрите, третью не привезите.

— Не завидуй, Гелла!

— Это не зависть, а предупреждение! Осенью в Питере мерзкая погодка — всё равно все выходные проваляетесь в постели! Презики не забудьте!

Пока они беззлобно переругивались, Катя перестала реветь. На неё навалилась тупая усталость. В креативном отделе никого не было, кроме Саввы Аркадьевича и Тараса с покарябанной рожей и выбитым зубом. Они что-то выясняли на повышенных тонах. Катя подошла к директору и сказала:

— Это вы виноваты в драке. Зачем вы рассказали Тарасу… — она запнулась.

Она не могла сказать это вслух. Савва Аркадьевич взял её под руку и отвёл в уголок, где никто не мог их подслушать. Прошептал покаянно:

— Но я же не знал, что это секрет! Это было двадцать пять лет назад: Машенька, мама Оли и Ани, попросила называть Олю Олегом. Сказала, что в роддоме что-то перепутали и неправильно записали пол. А на самом деле это мальчик. Я сказал: «Хорошо, что всё выяснилось, а то тяжело пацану жить с женским именем!». Мы посмеялись да и всё, — он подождал Катиной реакции, не дождался и продолжил: — Анекдот! Пацана не отличили от девчонки! Наверное, врачи были пьяные.

Катя поняла, что Савва Аркадьевич не знает правды. А вот Тарас догадался.

— Можно, я пойду домой? У меня голова болит.

— Конечно, конечно, иди домой! Или, хочешь, я прикажу Тарасу тебя отвезти? Тьфу ты, я же его уволил за дебош на рабочем месте! — Савва Аркадьевич зыркнул на притихшего Тараса. — К тому же водит он плохо, вечно меня в машине тошнит.

— Спасибо, я сама доеду.

— Завтра тоже можешь не приходить. Отдохни пару дней, погуляй на воздухе, в кино сходи…

* * *

Дома она нашла початую бутылку мартини, оставшуюся со дня рождения, и залпом выпила полстакана. Упала на диван, воткнула в уши наушники с музыкой, и впала в сонное оцепенение. Ни о чём не думала, не вспоминала. Перед глазами стоял пятилетний мальчуган с пушистыми ресницами и чёрными кудрями, который каким-то чудом убедил родителей сочинить байку про ошибку в роддоме. Какой силой нужно обладать, чтобы провернуть такое? Разве что силой правоты.

* * *

А ночью ей приснился другой мальчик — с мягкими светлыми волосами и голубыми глазами. Он был смутно на кого-то похож, но Катя не могла вспомнить, на кого. Она качала мальчика на коленях, гладила по спинке и спрашивала:

— Чей ты, малыш? Как тебя зовут? Ты знаешь, кто твои родители?

Кто?

Кто?

Кто твои мама и папа?

Проснулась она в слезах. Телефон разрывался от звонков и сообщений. С ужасом Катя вспомнила, что сегодня день сдачи проекта «Бревис».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Катя! Ты должна приехать! Мы без тебя не справимся! — истерила Гелла.

— Савва Аркадьевич дал мне отгул на несколько дней.

— Он сказал, что если у тебя есть совесть, то ты выйдешь на работу!

— Нет, он сказал, чтобы я пошла в кино!

— Умоляю, Катюха, мы с Ильёй в шоке! Не знаем, за что хвататься, какое фото выбирать, чего писать! И вообще, какая теперь концепция?

— Спросите у Олега, — посоветовала Катя.

— Он пропал! Ещё со вчерашнего дня! Телефон выключен, на мыло не отвечает, в чаты не заходит. Может, ты ему напишешь со своей личной почты — вдруг он тебе ответит?

— Нет!

— Тогда нам конец.

— Он живёт в «Идеале» — в триста восемнадцатом номере.

— Ты считаешь нас за идиотов? Нет там никого, он не ночевал дома.

— Хорошо, я приеду. Но я координатор, я ничего не знаю про ваши концепции.

* * *

В офисе царило уныние. Они выбрали несколько снимков со вторых студийных проб, где модели демонстрировали не тела и одежду, а свои душевные качества — пили чай, болтали по телефону и смотрели смешные ролики про котят. На их лицах действительно проглядывало что-то человеческое: улыбки, блеск глаз, мечтательная задумчивость… Но неужели «Бревис» именно это хотел видел на своих рекламных постерах? Катя сомневалась.

— Это даже не фотосессия, а пробы, — сокрушённо сказал Илья.

— Подставь фон с видами города, — посоветовала Гелла.

— И получится «невеста на ладошке»!

Это было самое страшное ругательство Ильи. Если ему попадалась чудовищная по своей художественной ценности фотография, он называл её «невеста на ладошке».