— Как ты? — прежде всего спросил я, оказавшись по ту сторону турникета.

— Наклоняться больно, а в остальном всё хорошо.

— Прекрасная маркиза? — Взъерошенный, одетый в красно-синюю клетчатую рубашку с закатанными рукавами Дима выглядел непривычно, и, наверное, поэтому я всё не мог отвести от него глаз.

— Нет, действительно хорошо. Пошли к лифту, я на седьмом живу.

— Да, я догадался, — И живёт не один, о чём можно было бы подумать заранее. — В двушке или трёшке?

— В двушке, но соседа сейчас нет — он домой на выходные уехал.

«Зелёная волна» продолжалась, и от этого по-настоящему захватывало дух. А Дима, как нарочно, ничем моё настроение не перебивал — просто вёл наверх, не задавая вопросов и совершенно не пряча своего счастья.

— У нас тут бардак, конечно, — предупредил он, отпирая грязно-бежевую деревянную дверь с цифрой четыре, от руки написанной чёрным маркером. — Так что не пугайся и не разувайся.

— Кто в ПТУ учился, того бардаком не напугать, — заверил я его, входя следом. — Куртку куда вешать?

— Давай мне, я её в шкаф уберу. И проходи в комнату, не стесняйся.

Под «комнатой» подразумевалась большая часть двушки, отделённая от «кухни» с «прихожей» цветастой занавеской. Степень бардака в ней была откровенно преувеличена — должно быть, Дима пугал меня заставленным грязной посудой кухонным столом.

— Да ты садись, — радушный хозяин указал мне на левую панцирную кровать. — Я сейчас чайник поставлю — будешь чай? С вареньем, ну, вашим?

Вот я балбес, не сообразил что-то сладкое принести!

— Буду, только…

— Я быстро! — Дима, не дослушав, метнулся в «кухню», а я — следом. Без задней мысли перехватил его за предплечье: — Да погоди ты! Ты что, так и не спросишь, зачем я пришёл? — и с головой ухнул в тёмные омуты распахнутых глаз.

— Нет, — Дима машинально облизнул губы, отчего моё сердце совершило непредусмотренный природой кульбит. — Главное, что ты здесь.

А ведь он прав, осенило меня простым и таким очевидным пониманием. Это действительно ответ на все вопросы, поэтому хватит уже прятаться от себя самого.

«Ты понимаешь, что переиграть уже не получится?» — с нажимом спросил у меня внутренний голос.

«Понимаю», — согласился я, отпуская Димину руку. Очень осторожно коснулся пальцами ссадины на скуле, бережно очертил контур порозовевшей щеки, остановившись на подбородке. Вслушиваясь в себя, провёл большим пальцем по нижней губе — я точно собираюсь это сделать? Дима неосознанно потянулся навстречу, пряча за ресницами полуночный взгляд, и я понял — точно. И, наконец, поцеловал.

Головокружение. Тепло — на губах и под рёбрами, в солнечном сплетении. Как же я мог в первый раз этого не почувствовать?

— Ну что? — хрипловато спрашивает Дима. Беспомощно улыбаюсь в ответ: — Я люблю тебя.

Тогда он счастливо вздыхает и обнимает меня, крепко-крепко. А я мысленно прошу у сестры прощения за своё неверие. Любовь — это и в самом деле лучшее, что может случиться с человеком.

* * *

Димка

Он лежал в постели, слушал доносившееся из-за стены бормотание какого-то фильма, который смотрели соседи-полуночники, и думал, что всё это произошло не с ним. Никогда, ни одна его мечта не сбывалась так полно — и ведь какая мечта! Абсолютно нереальная, кого ни спроси (если, конечно, решишься спрашивать о таком).

«Я люблю тебя».

Димка сладко поёжился — и я тебя, сильно-сильно. Жаль, что ты не мог остаться подольше — Вера уезжает, надо проводить, — но ведь у нас ещё будет завтра, правда? И послезавтра, и послепосле… Димка в очередной раз «оживил» смартфон, чтобы прочитать на экране последнее сообщение в длинной вечерней переписке: «И тебе доброй ночи. Увидимся после учёбы. Люблю». Димкина улыбка сделала бы честь любому Чеширскому коту. Обязательно увидимся — каких-то пятнадцать часов осталось. Совсем чуть-чуть.

Утром — неожиданно солнечным — едва продравший глаза Димка первым делом схватился за смартфон, где его уже ждало непрочитанное «Привет, ты там не проспал?».

— В смысле? — Димка посмотрел на часы и как на пружине вскочил с кровати. Лабы начинались через полчаса — примерно двадцать минут из них занимала дорога, а значит, на долю утренней рутины приходилось меньше десяти минут. Одну из которых Димка безответственно потратил на сообщение «Привет проспал успеваю люблю». Клим почти сразу ответил эмодзи с поднятым вверх большим пальцем, и спешно натягивавший джинсы Димка расцвёл майским цветом. Ответил эмодзи-поцелуем и, получив такой же, засиял ещё ярче.

— Привет, Димон, что это ты?

Вид блаженно улыбающегося смартфону соседа в наполовину одетой куртке вызвал у вернувшегося из дома Ромки обоснованное непонимание.

— Привет, — Димка спрятал улыбку одновременно со смартом. — Ничего, на пары вот опаздываю.

— А, ну-ну, — Ромка посторонился, выпуская его в секцию. — Сумку только не забудь.

— Точно, спасибо! — Димка подхватил рюкзак и уже практически из коридора крикнул: — Пока!

— Пока, — отозвался Ромка, однако слушать его уже было некому.

Он успел, более того, преисполненный куража, пошёл защищаться самым первым и играючи сдал четыре из оставшихся восьми лабораторных. С двумя его завернули на переоформление, две им с Леркой ещё предстояло выполнить, однако Димку это совсем не расстраивало. Он в принципе ощущал себя, будто в солнечной броне, пробить которую было не под силу никому и ничему — даже хмурой Сотниковой, чьи недружелюбные взгляды и интонации предвещали мало хорошего. И когда сразу после лабораторной она остановила Димку фразой «Колесников, подожди, надо поговорить», он без вопросов пошёл не в буфет, а следом за ней.

Лерка повела его на третий этаж и, последовательно дёргая ручки дверей, нашла для разговора открытую пустую аудиторию. Бросила рюкзачок на ближайший стол и, повернувшись к Димке, скрестила руки на груди.

— Значит так, Колесников. Меня тут всё отправляют у тебя спросить, поэтому спрашиваю: что происходит? Почему ты сначала сбегаешь от нас по-английски, а потом, когда тебе нужна помощь, звонишь именно Климу? С чего ты вообще взял, будто он должен бросить все свои дела и мчаться тебя спасать?

— Ни с чего я не взял, — Ещё два дня назад на этой фразе Димка бы и завис, судорожно выдумывая правдоподобное объяснение своему поведению, но сегодня всё было иначе. — Просто я его люблю.

Таких круглых глаз, как у Сотниковой, он ещё ни у кого не видел.

— Ч-что? В смысле? Ты что?.. — она запнулась, выбирая слово, и Димка без стеснения вклинился в паузу: — А он любит меня. Вот и всё.

От шока Лерка пару секунд не могла выдавить из себя ни звука, однако когда дар речи к ней вернулся, на Димку водопадом обрушилось: — Да не ври, Клим нормальный, я его почти всю жизнь знаю, не может он — в парня, у него девушка была!..

— Это правда, — уверенно перебил её Димка. — Спроси у него сама, если хочешь.

— Спрошу, даже не сомневайся! — девчонка подхватила рюкзак со стола. — И он тебе за такое голову свинтит, понял?!

Она вихрем вылетела в коридор, так и не услышав спокойное Димкино: — Не свинтит. Я точно знаю.

Глава 10

Глава десятая, посвящённая непростым разговорам

Дима позвонил около полудня, как раз когда я, победив в неравной борьбе криво обновившуюся «1С»-ку, вышел от клиентов и раздумывал, где бы пообедать.

— Привет, не отвлекаю?

— Привет, нисколько. Как учёба?

— Отлично — половину лаб зараз сдал, — Однако большой радости по этому поводу в Димином голосе слышно не было, и следующая фраза объяснила, почему. — Клим, я тут с Лерой поговорил, точнее, она со мной, ну и… Короче, я сказал. Про нас.

— Сказал и сказал, — Шила в мешке не утаишь, тем более что сеструха уже в курсе. — А отчего такие интонации похоронные?

Дима вздохнул.

— Оттого, что про тебя она не поверила. И вообще, пообещала, что ты мне голову свинтишь за такие рассказы.

М-да. Чувствую, непростой разговор мне сегодня предстоит. Однако поднять настроение Диме всё-таки как-то надо.

— Не переживай, это она от неожиданности. Всё будет в порядке, — Наверное. — Лучше скажи, у вас пары во сколько заканчиваются?

— В пятнадцать десять, а что?

Нет, до трёх я точно не успею.

— Как насчёт того, чтобы вечером покататься до темноты?

— Давай! — Дима заметно повеселел. — Вечером — это когда? И где встречаемся?

— Постараюсь к четырём подъехать. А куда — скажи сам.

— К общаге?

— Договорились. Если что-то изменится, я позвоню.

— Ага, увидимся.

— Увидимся, и одевайся теплее.

Я убрал замолчавший смартфон от уха и, не откладывая, набрал племяшкин номер.

— Лер, я задержусь сегодня, наверное, часов до семи. Так что ужинай без меня.

— Хорошо, — даже по такому короткому ответу было слышно, что она не в духе.

Я поднял глаза к яркой, совсем не декабрьской небесной синеве. Может, подождать? Хотя нет, лучше сейчас, чтобы она успела всё обдумать наедине с собой.

— И ещё, по поводу вашего с Димой разговора. Это правда, Лер.

Племяшка молчала так долго, что я забеспокоился, не случился ли сбой у оператора. Но, наконец, Лерка ровно произнесла: — Ясно, — и дала отбой. Я задумчиво посмотрел на экран со списком последних звонков, мудро решил, что буду разбираться с проблемами по мере их поступления, и зашагал к стоянке, где оставил мотоцикл. До назначенного Диме часа оставалось не так много времени, а значит, придётся обойтись без обеда. Ну, и ничего страшного. Не в первый раз.

Всё-таки любовь — интересная штука. К общежитию я подъезжал в муторном настроении — у последнего из сегодняшних клиентов непонятно почему глюканул сервер, который я, естественно, заставил снова работать, однако причину так и не выяснил. К тому же меня грызло предчувствие разговора с Леркой, да и перекусить я не успел — однако стоило мне увидеть стоящего у крыльца Диму, как мои тревоги будто рукой сняло. Я поддал газу и, не по-взрослому выпендриваясь, заложил перед ним крутой вираж. Резко затормозил, дымя покрышками, и, картинным движением сняв шлем, спросил: — Давно ты здесь? Я вроде бы не опаздывал.