— Только что вышел, — судя по блеску глаз, Диме моё представление очень понравилось. — Какой у нас маршрут?

— Сделаем круг по объездной и, может быть, заскочим ещё в одно место. Так, а перчатки у тебя есть?

— Нету, — удивился вопросу застёгивавший шлем Дима. — Я и без них нормально хожу.

— Суров, — я снял свои и протянул ему. — Вот, держи.

— Зачем?

— Затем, что холодно ехать будет.

— А тебе?

— А я рабочие надену, — в подтверждение я достал из открытого кофра не очень чистую тканевую пару. — Давай-давай, ехать пора, — и не до конца убеждённый Дима всё же натянул мои перчатки. Потом взобрался на пассажирское сидение и крепко обхватил меня за пояс.

— Готов? — на всякий случай уточнил я.

— Да.

И «голда» взревела мотором.

Из города мы выбрались на удивление быстро — машин на дороге было относительно немного, да и светофоры включали зелёный свет, как по заказу. Будучи сегодня особенно ответственным водителем, я педантично соблюдал скоростной режим, но когда байк наконец вырвался на трассу с разрешёнными «сто», притопил, что называется, «на все».

Полёт. Ровный гул мотора, и кажется, что шины совсем не касаются серого полотна асфальта. Дорога и небо, и ветер, и ты, как одно целое с ними. Свобода. Настоящее, где нет места сожалениям о прошлом или тревогам о будущем. Счастье быть. Абсолютное бесстрашие. И бесконечный путь.

Я остановил байк на вершине холма — самой высокой точке над городом. Снял шлем и без особой надобности бросил через плечо Диме: — Смотри.

А смотреть и вправду было на что. Опоясанный узкой лентой реки, город лежал перед нами, ломая горизонт тёмными контурами высоток и заводских труб. А над ним, в бледно-голубом небесном камине пылали облака — золотым, персиковым, розовым, лиловым.

— Офигенно!

В Димином голосе было столько неприкрытого восторга, что я не удержал улыбку.

— Да, мне тоже нравится вид с этого места, — я повернулся к своему пассажиру и встретил его полный восхищения взгляд. — Ты как, не замёрз? Едем дальше?

— Едем, — кивнул Дима, привставая на сидении. — Только сначала…

Должно быть, у меня случился короткий провал в памяти, потому что следующим моим ощущением стала Димина ладонь на затылке и горячий, жадный поцелуй. Нереально сладкий — не убедись я на собственном опыте, в жизни бы не поверил, будто чьи-то губы могут быть настолько вкусными.

— Ты даже не представляешь, как я этого ждал, — пробормотал Дима, совсем чуть-чуть отрываясь от моего рта. — Даже… не представляешь…

Да, наверное, не представлял — хотя бы потому, что сам только сейчас понял, насколько успел соскучиться за прошедшие почти-сутки.

— Люблю тебя.

— И я тебя.

Не знаю, сколько бы мы могли так простоять, если бы моя рассудочная часть не сумела перехватить бразды правления и не постаралась донести до нас последствия чрезмерной увлечённости друг другом.

— Нет, погоди, — я не без сожаления заставил себя отстраниться. — Я так вести не смогу, а нам обратно сорок километров трассы и потом ещё по городу петлять.

— Почему не сможешь? — удивился Дима.

— Потому что от такого количества эндорфинов у меня мозги в желе превратятся. Надо придумать нормальное место для свиданий.

Дима тихонько вздохнул: — Надо. Только мне пока ничего подходящего на ум не приходит. Если бы всё было, как у всех…

Да, если бы.

— Не волнуйся, найдём выход, — я ободряюще сжал его плечо. — Давай, надевай шлем, и поехали, пока совсем не стемнело.

* * *

К общежитию мы вернулись, когда город уже освещали фонари да серебристая половинка луны, то и дело прятавшаяся за облаками. Я припарковался практически на том же месте, откуда уезжал, и Дима неохотно слез с мотоцикла.

— Неплохо покатались, да? — я открыл кофр.

— Ага, — Дима убрал шлем на место и вернул мне перчатки. — А завтра так получится?

— От погоды зависит, — честно признал я главный недостаток байка перед автомобилем. — В этом году сезон вообще удивительно долгий — раньше я «голду» ставил на прикол уже в середине ноября.

— Удачно, да?

— Да.

Мы замолчали, не зная, что ещё сказать, но категорически не желая расставаться. Если бы… А так даже щеки коснуться нельзя, даже за руку взять.

— Напишешь, как вы с Лерой поговорите?

— Напишу, — я, к своему стыду, успел забыть об ожидающем меня разговоре с племяшкой. — Ну что, пока?

— Ага, пока.

Дима немного помялся, коротко улыбнулся, будто извиняясь за медлительность, и пошёл к крыльцу. Уже стоя у входа, обернулся — я сделал прощальный жест, — кивнул и скрылся в здании. А я ещё добрую минуту смотрел на закрывшуюся за ним дверь, пока не сообразил, как странно это выглядит. Тогда я поспешно завёл байк и поехал домой — ужинать и разговаривать.

Вид у вышедшей в прихожую Лерки был на редкость хмурый, однако то, что она всё-таки меня встретила, служило добрым знаком.

— Я там суп погрела, будешь?

— Конечно, буду. Спасибо, — благодарно улыбнулся я. — А ты ужинала?

— Так, — ушла от прямого ответа племяшка. — Аппетита особо не было.

— Составишь компанию?

— Угу.

Ужинали мы в тишине, и только складывая грязную посуду в раковину, Лерка с показным безразличием спросила: — Когда ты понял?

Уточнения, что именно понял, в общем-то, не требовалось.

— Вчера.

— Понятно, — повёрнутая ко мне племяшкина спина немного расслабилась. — А про Колесникова?

— Когда вы лабы вместе делали.

— Когда он сбежал?

— Да.

Племяшка хмыкнула.

— А мама знает?

— Про кого?

— Про тебя.

— Да, я ей перед самым поездом сказал, — и потом десять раз раскаялся, половину ночи отвечая на расспросы в «вотсапе».

Тут Лерку наконец отпустило, и она, открыв воду, почти обычным голосом спросила: — Кстати, знаешь, что Колесников мне сегодня после занятий сказал?

— Нет, — заинтересовался я.

— «Если хочешь злиться, то злись только на меня». Вот дурак, правда?

— Почему дурак?

— Потому. Как будто у меня столько много родных, чтобы на них злиться. Тем более, — она взялась за первую тарелку, — нам с мамой так даже лучше.

— В смысле, «лучше»? — удивился я, становясь рядом, чтобы вытирать посуду.

— Ну, если бы ты влюбился в девушку, то с ней пришлось бы сначала выяснять «кто есть кто», а потом обязательно следить, чтоб она за буйки не заплывала. А Колесников парень, с ним проще. Он на тебя лишние права предъявлять не будет.

Я покосился на племяшку: — Слушай, ты не думаешь, что это попахивает мизогинией?

— И что? — Лерка равнодушно повела плечами. — Нет, девчонки и нормальные бывают — та же Аська, к примеру. Но большинство всё равно или дуры, или стервы, как у мамы на работе.

— Лер, ты не права, — мягко возразил я. — Качество «мудак» хромосомным набором не определяется, вспомни того же Вальмона.

— Помню, — Лерка так усердно тёрла кастрюлю, что мыльная пена грозила вот-вот перелезть через край. — Только лично мне мудачки встречаются гораздо чаще.

— Опять с Сонькой что-то не поделили? — предположил я.

— Нечего мне с ней делить, — однако для правды это прозвучало чересчур сердито, что Лерка тут же и подтвердила, добавив: — Просто она никак от Севки не отцепится. Смотреть противно.

— Так не смотри. Ты же с ним окончательно рассталась, верно?

В ответ племяшка тяжело вздохнула и попросила: — Клим, поставишь чайник?

Я послушно включил конфорку, принимая Леркино нежелание развивать эту тему. Захочет — расскажет сама.

И она рассказала.

— Знаешь, я тут всё думаю… Я, наверное, дам Севке второй шанс, если он снова об этом заговорит.

Чай был почти допит, и я потихоньку начинал клевать носом.

— Всё ещё любишь его?

— Наверное, — Лерка провела указательным пальцем по бортику чашки. — Никак забыть не получается.

— Может, это оттого что вы видитесь почти каждый день?

— Но мы же не общаемся. Я вообще на него стараюсь не смотреть.

Что, видимо, плохо получается.

— Лер, это твоя жизнь и твоё право, — я сумел-таки поймать её взгляд. — Я, со своей стороны, могу лишь дать тебе два совета: будь честной и не забывай о контрацепции.

Племяшка фыркнула, однако вместо язвительного ответа поднялась из-за стола: — Ладно, я спать, нам завтра к первой паре. Скажешь Колесникову, что я одобрила его кандидатуру?

— Сама скажешь, причём вежливо.

— Ну, хорошо, — Лерка коротко меня обняла. — Спокойной ночи. Я буду рада, если у вас всё сложится, честно.

— Спасибо, — от души поблагодарил я. — Спокойной ночи, и не забывай — ты всегда можешь на меня рассчитывать.

— Кроме случая, когда надо пойти на дискотеку в качестве моего парня? — бледно усмехнулась племяшка.

— Ну, в итоге же я туда пошёл.

— Засчитано, — и Лерка ушла из кухни. А я посмотрел на пустые чашки, на часы, воскресил в памяти сегодняшние рабочие планы и с кряхтением встал на ноги. Придётся заваривать чифирь, иначе у меня есть все шансы уснуть лицом в клавиатуру. Но прежде, как и обещал, напишу Диме.

«Поговорили, всё хорошо. Тебе рады».

* * *

Димка

Несмотря на полученное вчера сообщение, с подошедшей к нему перед занятиями Леркой он поздоровался не без настороженности.

— Расслабься, Колесников, — Сотникова вытащила из рюкзака несколько ксерокопий. — Если ты устраиваешь Клима, то меня и подавно, поэтому вот, — она протянула ему листы. — Субботние лекции, которые ты пропустил.

— Спасибо, — Димка был приятно удивлён. А он-то всё раздумывал, у кого попросить тетрадку.