Лина Аспера - Одна маленькая глупость

После обеда, к которому неизменным дополнением шли попытки разговорить вдруг заупрямившегося ребёнка, мама поняла, что сдаваться Димка не намерен, и выкатила тяжёлую артиллерию — отправила отца «поговорить с сыном по-мужски». Тут Димка, битый час зубривший тройные интегралы, не выдержал и раздражённо сказал: — Пап, ну хоть ты не грузи меня, а?

— Пойми, мама за тебя переживает, — отец присел на край Димкиной кровати.

— Нечего переживать. У нас всё хорошо, мы предохраняемся, и хватит уже мне нервы перед экзаменами портить.

— Тогда почему ты с ней об этом не поговоришь?

«Потому что правду вы точно не поймёте».

— Потому что я — взрослый человек, и имею полное право не отчитываться о своей личной жизни.

— Право-то ты имеешь, — вздохнул отец, вставая, — только знаешь, в чём разница между по-настоящему взрослым человеком и вчерашним подростком?

— В чём? — Димка напрягся, ожидая услышать что-то очевидно неприятное.

— В умении отличать реальную необходимость отстаивать свои права от глупого упрямства. Подумай над этим.

— Обязательно, — и Димка снова уткнулся в тетрадку. Доказать, что дело вообще не в упрямстве, он, по понятным причинам, не мог, а значит, продолжать разговор не имело смысла.

* * *

Димка

Его оставили в покое до самого вечера, а около шести в комнату зашла мама.

— Дим, может, хватит на сегодня? Скоро будем старый год провожать.

Димка посмотрел на список билетов, в котором было вычеркнуто примерно три четверти от запланированного, и устало согласился: — Ты права, хватит. Завтра доучу.

— Купаться пойдёшь?

— Надо, — Потому что это тоже традиция — встречать праздник с чистой головой и в торжественном виде.

— Тогда поспеши — папа вернётся из магазина, и будем накрывать на стол.

— Угу, — Димка поднялся на ноги и с хрустом потянулся. — Только я пока в домашнем побуду, ладно?

— Как хочешь, — ответила мама, однако таким тоном, что сразу стало ясно — если ему не нужны лишние обиды, лучше переодеться. Димка подавил вздох и, когда мама вышла из комнаты, полез в платяной шкаф за свежей рубашкой и брюками.

Из ванной он вышел, как на подиум, — только влажные волосы немного портили общую картину — и едва не налетел на дежурившую под дверью маму.

— Мам? Ты чего?..

— Дима, что это? — она практически ткнула ему в лицо его же смарфоном. С той самой фотографией, развёрнутой на весь экран.

У Димки земля ушла из-под ног.

— Дима, я спрашиваю: что это? — такой стали в мамином голосе он не слышал никогда.

— Это, — Димка дёрнул кадыком в безуспешной попытке смочить пересохшее горло, — человек, которого я люблю.

— Что?!

На миг Димке показалось, что мама его сейчас ударит, и именно это вернуло ему способность защищаться.

— Зачем ты без спроса залезла в мой телефон?

— Что?! Ты скрывал от нас такое… такое… и ещё смеешь обвинять меня?

— По-твоему, я зря это делал? Отдай! — Димка попытался выхватить смартфон у неё из рук.

— Не отдам! — сумела увернуться мама. — Бессовестный! Как ты вообще мог до такого докатиться? Разве мы так тебя воспитывали?

— Да причём тут воспитание?

— При том! Порядочные люди мерзостями не занимаются!

Тут Димка не выдержал и тоже заорал в голос: — Это не мерзость, слышишь?! Я люблю, меня любят, мы оба совершеннолетние — кого, вообще, ебёт наш пол?!

— Не матерись дома!

— Отдай мой смартфон!

— Твой? Ты за свои его, что ли, купил?

— Мне тебе за него деньги вернуть? — Димка всё-таки ухитрился выхватить у мамы гаджет. — Не суйтесь в мой телефон и в мою личную жизнь, ясно?

— Н-ну, Дима, — в таком гневе он маму ещё не видел. — Вот вернётся отец…

— Самолично офицерский ремень ему подашь? — зло съязвил Димка, отчего мамины губы сжались в совсем уж тонкую нитку.

— Марш в свою комнату, — отчеканила она. — Немедленно.

Димка ощерился: — Ну, попробуй, заставь меня, — и ломанулся в прихожую.

— Дима! Стой!

Но он, не слушая, сорвал с крючка куртку, сунул ноги в ботинки и, даже не застегнув обувь, выскочил на лестничную площадку. С грохотом помчался по ступенькам вниз и едва не сбил поднимавшегося навстречу отца.

— Дима?..

Димка и не подумал притормозить. Больше всего на свете он хотел сейчас одного — оказаться как можно дальше от дома, который вдруг в одночасье перестал быть его.

Первые два квартала он злился. На маму — за то, что так беспардонно влезла в его личную жизнь. На себя — за то, что не догадался получше спрятать фотографию, которую наверняка обнаружили в переписке с Сотниковой. На Лерку — за то, что ей приспичило их сфотографировать. И снова на себя — за то, что разрешил оставить снимок.

На следующем квартале злость уступила место тревоге и угрызениям совести — у мамы сердце, а он вот так бросил её одну. Хорошо, что отец вернулся почти сразу, только вдруг к маме сейчас «скорая» едет? Тут Димка прислушался, однако характерного звука сирены не услышал и малодушно подумал: «Пронесло».

А спустя ещё квартал его душу заполнило такое чёрное отчаяние, что он не выдержал и позвонил единственному оставшемуся у него близкому человеку.

Клим молча выслушал сбивчивый рассказ, ни словом не обмолвившись, какой Димка кусок идиота, и не возмутившись вслух маминому поступку. А когда Димка наконец замолчал, то просто сказал: — Через два часа приеду, диктуй адрес.

— Куда? — опешил Димка, но сразу поправился: — Точнее, на чём? На чём ты приедешь, автобусы-то уже не ходят?

— На такси.

— Тридцать первого, вечером? Да все таксисты давно бухие!

— Найду трезвого.

— Клим, — Димке была бесконечно приятна его забота, однако принять её он не мог, — не надо, правда. Я завтра сам приеду, первым же рейсом. И с родителями сам вопрос решу — не беспокойся за меня.

— Ты уверен?

Вдалеке взлетела и рассыпалась яркими искрами ракета фейерверка — кто-то репетировал встречу Нового года.

— Уверен.

Димка вернулся домой только около одиннадцати — когда проиграл в голове бессчётное количество вариантов предстоящего объяснения с родителями и окончательно замёрз. Он был морально готов к тому, что дверь может оказаться заперта, и даже к тому, что ему не захотят открывать, однако ни одно из этих опасений не сбылось. Тогда Димка кое-как натянул на лицо маску спокойствия и вошёл в ярко освещённую квартиру.

— Явился, — К ароматам хвои и выпечки добавился резкий запах корвалола, однако вышедшая в прихожую мама выглядела совершенно здоровой. — Раздевайся и иди на кухню.

Димка молча послушался.

Взгляд сидевшего за столом отца был тяжел, как мельничный жернов, и Димке инстинктивно захотелось сгорбиться, будто к его шее уже привязали верёвку с камнем. Однако усилием воли он заставил себя держать спину прямо и уселся напротив, не опуская глаз.

— Значит, так, — ровный отцовский голос не выражал ровным счётом ничего. — До тех пор, пока ты не бросишь эту дурь, считай, что родителей у тебя нет.

— Хорошо, — таким же пустым тоном ответил Димка, и стоявшая за его спиной мама не то вздохнула, не то всхлипнула.

— Тогда чтобы утром тебя в нашем доме уже не было.

— Хорошо.

— Вон с глаз моих.

Димка тяжело поднялся со стула и на негнущихся ногах ушёл в свою комнату. Собирать вещи.

Димка

Глава тринадцатая, в которой начинается Димкина новая жизнь

У Димки было чувство, словно его внезапно выкинуло в безвоздушное пространство. Он готовился к ругани, обвинениям, спору — к диалогу, в конце концов, — но никак не к равнодушному ультиматуму, на который невозможно согласиться. Ему даже в страшном сне не могло присниться, что родители способны вот так запросто от него отказаться — и из-за чего? Разве он кого-то ограбил? Убил? Искалечил? Он ведь просто полюбил — да, парня, но неужели это настолько ужасно? Почему родные Клима отреагировали нормально, а его собственная семья — нет? И как теперь быть?

С улицы донеслись хлопки петард и радостные крики — наступил Новый год. И, словно отвечая им, Димкин смартфон негромко звякнул колокольчиком «вотсапа».

«Как ты? Какие новости?»

«Всё плохо», — набрал Димка. И стёр — нечего «драма-квин» из себя разыгрывать. Немного подумал и отправил: «Утром уезжаю».

«Можно тебе позвонить?»

У Димки по-глупому защипало в глазах, и он, отчаянно моргая, поторопился ответить: «Лучше не надо».

«Понял. Во сколько уезжаешь?»

«Первым же рейсом, которым смогу».

«Напишешь».

«Ок».

По идее, это должно было стать последним сообщением, однако Клим отправил ещё одно: «Я с тобой, помнишь?» — и Димка всё-таки шмыгнул носом.

«Да. Люблю тебя».

«И я тебя. Держись».

«Обязательно».

Потому как — а что ещё оставалось делать?

Около семи часов следующего утра Димка стоял перед единственным окошком кассы автостанции и выслушивал от кассирши брюзгливую тираду, что рейс в восемь отменили, следующий — проходящий — в полдвенадцатого, и купить на него билет можно только по прибытию. Деваться было некуда, и Димка потащил два своих баула в зал ожидания. Выбрал место на скамейке рядом с искусственным фикусом и, усевшись, достал смартфон, где его уже поджидал вопрос от Клима: «Привет. Какие дела?».

«Привет. Автобус жду».

Галочки статуса сообщения почти сразу окрасились в голубой, и «вотсап» написал, что Клим печатает ответ.

«Во сколько?»

«11:30».

«Билет взял?»

«Нет ещё. Он проходящий, так что по прибытию».