Глаза Влада округлились в неподдельном ужасе:

— То есть, вы хотите сказать, что забираете его?

— Именно это я и хочу сказать, — она кивнула на выход, и Влад решил, что таким образом она ставит точку в разговоре, а если простым языком — выпирает его из кабинета.

Обернулся: из приоткрытой двери торчала макушка Риммы.

— Я… могу войти? — спросила она.

«Крокодилиха» раздражённо кивнула вновь, и Римма робко занесла переноску в кабинет.

Тётка бегло осмотрела мальчика и, подняв трубку стационарного телефона, что-то неразборчиво пробурчала невидимому собеседнику.


— А вы, простите, кто? — положив трубку на рычаг, бесцеремонно уставилась на Римму. — Вы тоже хотите усыновить этого ребёнка? Хотите воспитывать его вместе?

— Я? Не-ет! Мы с Владом уже сто лет как разбежались, теперь мы просто соседи. У меня уже есть свой сын и муж.

— Чёрт знает что, — презрительно скривилась сотрудница опеки и даже отвернулась, не желая развивать данную тему.

Влад ударил ладонью по лбу и обречённо покачал головой.

— А что я не так сказала? — громким шепотом прошипела Римма, искренне не понимая своей вины.

— Мне кажется, вы всё неправильно поняли. Между нами нет ничего такого, ну… что вы там подумали, — включив всё своё обаяние, попытался сгладить углы Злобин.

— Владислав Дмитриевич, я не знаю, что подумали вы, но моя задача, чтобы мальчик попал в добрые порядочные руки и впоследствии вырос хорошим человеком. Попадёт ли он к вам — пока вопрос, но я лично прослежу за судьбой ребёнка. Уж поверьте мне на слово — кому попало я его не отдам.

А вот теперь, похоже, разговор действительно был закончен.

В кабинет вошла молоденькая девушка и при виде младенца расплылась в улыбке:

— Кто это тут у нас? А ну, иди сюда, — аккуратно вытащила мальчика из переноски. — Тяжёлый какой, сразу видно, кормили на убой.

— Подождите! Стойте! — Влад вскочил с места и, расставив руки, перекрыл незнакомке выход. — То есть вы его сейчас просто унесёте и всё? Когда я смогу его снова увидеть? Когда вы мне его отдадите? Да, я хочу, чтобы до суда он проживал со мной! У меня есть московская прописка и работа… тоже есть.

— Владислав Дмитриевич, возьмите себя в руки, пропустите Надю, — твёрдо проговорила "крокодилиха", поедая Злобина взглядом.

— Подождите, а его одежда? Игрушки? У него есть любимая резиновая собака! С собой у нас её нет, но он не может без неё заснуть. Точно вам говорю — эта собака мне уже всю плешь проела, стоит только её где-то потерять, так он…

— Влад! — сделав «страшные» глаза, шикнула Римма, оттягивая парня от выхода.

Надя сочувственно улыбнулась и протиснулась в узкую прореху двери.

— Да пусти ты! — Злобин выдернул руку и выбежал в коридор следом за удаляющейся девушкой.

Белобрысая макушка мальчика торчала из-за её плеча: увидев знакомое лицо "папы", ребёнок обиженно заплакал.

— Подождите! Вы Надя? — Влад догнал сотрудницу у лестницы и растерянно улыбнулся: — Пожалуйста, не обижайте его, хорошо? Он любит слушать музыку в телефоне, и такую, знаете, заводную карусель с зайчиками. У вас есть? Я могу привезти!

— Всё будет хорошо, не волнуйтесь, — мягко улыбнулась Надя и, шустро перебирая стройными ножками, сбежала по ступенькам вниз.

Плач ребёнка эхом разносился по пустым коридорам, мальчишка беспрестанно хныкал, и Влад был готов поклясться — осознанно тянул к нему ручки, словно умоляя забрать из этого ада.

Забрали. Взяли — и унесли.

Ещё две недели назад он мечтал об этом, и представься ему возможность избавиться от ребёнка тогда — он бы не раздумывая это сделал. Но сейчас… сейчас всё слишком изменилось.

Спустя пару минут внизу хлопнула дверь, и плач стих. Влад остался совсем один.

— Злобин! А ну, иди сюда! — выглянула из кабинета Римма, зазывая рукой обратно.

Тот даже не шевельнулся: прислонился спиной к прохладной стене, уткнувшись взглядом в красочный плакат.

«Каждому ребёнку нужен дом». Папа, мама и малыш с лучезарными улыбками бегут по цветочному лугу. Радость, счастье, любовь. А внутри него самого — зияющая дыра и свербящее ощущение, что он лезет в непроходимое болото, вязнет в трясине по самое не хочу.

Куча бюрократических заморочек, бесконечные суды, бумажная волокита… И не факт, что после всего этого ребёнка ему оставят.

Может, вот эти сопливые эмоции — всего лишь сиюминутная блажь? Желание сделать что-то наперекор? Себе, «крокодилихе», матери, да тому же Бабону! "Ах, вы так вот, да? А я вот так! Вы думаете, я не способен воспитать ребёнка? А нате, выкусите!".

Для чего это всё? Зачем? Сейчас найдут эту Лизу, она заберёт ребёнка обратно, и куча нервных клеток будет потрачена впустую! Да и какой из него отец?

Факты — вещь упрямая, и все до единого были против него. Но где-то там, в грудной клетке, что-то болезненно сжималось и давило. Плач ребёнка звенел в ушах, а в глазах пощипывало, совсем как тогда, много лет назад, когда на утренник в детском саду родители пришли ко всем, кроме угрюмого Злобина Влада…

Нет, мама, я не олух, я — тряпка.

— Злобин, мать твою за ногу, оглох? Кому это надо вообще — тебе или мне? — Римма грубо дёрнула его за футболку, таща в сторону кабинета. — Идём, старая карга хочет с тобой поговорить, бумаги там какие-то надо подпи… — резко осеклась, залившись пурпурной краской: прямая как палка сотрудница опеки торчала в дверях, внимательно прислушиваясь к разговору. — Ну ты это… я тебя в машине подожду… — вогнувшись в пол, Римма пулей сквозанула мимо, оставив Злобина расхлёбывать эту кашу в одиночку.

* * *

Влад крепко сжал ладонь. Медленно раскрыл. Маленькая резиновая собачка подпрыгнула в руке, издав протяжный жалобный писк.

Жёлтая, с покоцанным носом.

Римма вопросительно повернула голову на Антона, тот выпятил нижнюю губу, пожав мясистыми плечами. Не зная, что сказать, ребята топтались у входа в комнату, наблюдая за ссутулившимся Злобиным. Тот сидел на краю в кои-то веки убранной кровати, у ног — набитая до отказа спортивная сумка и несколько пузатых бумажных пакетов из Ашана.

— Ты точно всё решил? Не передумаешь? — подал-таки голос Бабон. — Если ты из-за потасовки той, то блин, бро, извини, я перебрал тогда малость…

— Да ты тут ни при чём, давно уже пора было свалить, а тут случай как раз представился. Пять лет я тут прожил, пора бы уже в свободное плавание, — Влад с грустью окинул взглядом комнату, где прошла его без преувеличения бурная молодость. Чего тут только не было…

Сейчас же спальня сиротливо пустовала: пыльный, непривычно голый стол, лысое кресло, заправленная кровать. Нигде не валялись разбросанные тряпки, скатанные рулончиком носки. Чисто, чинно, как в пансионе благородных девиц.

Влад мысленно усмехнулся и, с преувеличенной бодростью выпрямив спину, ударил ладонями по коленям:

— Ну что, пора такси вызывать?

— А может, ещё поживёшь? Ну, пока суета эта с судом идти будет и прочее, а потом уже переедешь? — вроде бы искренне предложил Бабон. Влад отрицательно качнул головой:

— Нет, не вижу смысла. Из опеки в любой момент могут нагрянуть, посмотреть условия проживания, а у тебя, прости, брат, но свинарник каких поискать.

— Да иди ты, — по-доброму отмахнулся Антон, явно испытывающий чувство вины за недавний махач. — И что, к матушке поедешь?

— А у меня есть выбор? — выбора не было. Влад с зубным скрежетом представлял дальнейшую жизнь в тесной двушке Южного Бутово с мамашей, которая, мягко говоря, слегка не в себе.

Когда он ей позвонил и сообщил, что планирует вернуться в отчий дом, а ещё в скором будущем и ребёнка перевезти, Георгина Рудольфовна бросила трубку, а когда он с пятой попытки дозвонился снова, сделала вид, что на линии были помехи, и она всё прослушала.

Возвращение блудного сына в родную обитель для неё было страшнее кары небесной, собственно, Влад с ней в этом был полностью солидарен.

Да уж, не так он представлял себе взрослую жизнь. Горделиво свалить из дома в семнадцать, чтобы с позором вернуться в двадцать три.

Были бы деньги — он бы ни за что, но увы, за плечами не было ни единого рабочего дня, только лишь пьянки, вереница девчонок и кое-как на честном слове законченный институт. Как жаль, что осознание пришло слишком поздно…

— Поживу там какое-то время, на работу устроюсь, потом квартиру сниму… Найти бы ещё эту работу, конечно… А, ладно, прорвёмся, — распускать нюни при пацанах он точно был не намерен.

За спиной Антона нарисовался длинный как жердь Гарик:

— Слушай, у моего дядьки строительная контора, ничего серьёзного — магазины строят, дачи — так, по мелочи, но работа всегда есть, и платит хорошо. Если хочешь, могу договориться, он тебя даже задним числом устроит, если надо, чтоб стаж для отвода глаз был. Ну, для опеки твоей.

— Ты меня здорово выручишь. Мне бы зацепиться хоть за что-то на первое время, так что с меня магарыч.

Строитель. Цемент, грязь, краска… Жизнь с мамой, внебрачный ребёнок. Его кто-то проклял, не иначе.

— Дайте кто-нибудь номер такси, что ли, — Влад выудил из кармана смартфон.

— Не надо такси, я тебя на машине подброшу, — вмешалась молчащая до сих пор Римма и протянула Антону ключи от «Пежо». — Несите его пожитки пока, самокат Стёпкин из багажника с салон переложите.

— Гарик, бери пакеты, а я вот эту сумку возьму, — скомандовал Бабон, поднимая тяжёлую сумку с аппаратурой.

Парни засуетились, помогая выносить вещи и, переругиваясь, выкатились в подъезд. В квартире повисла гробовая тишина.

Покусывая нижнюю губу, Влад отстранённо смотрел в окно.

— Ты хорошо подумал? — нарушила молчание Римма и робко присела рядом.