Прошло не больше минуты, и из кухни появилась тетя Луиза с большой дымящейся тарелкой, на которой лежал разрезанный на несколько частей омлет. Увидев, сколько воды натекло с дядиной одежды и обуви, она принялась упрекать мужа в том, что он-де испортил ей ковер.

– Прекрати, женщина! Сейчас не до ковров! – рявкнул дядя, но я видела, что он скорее озабочен, чем рассержен. – Это кому омлет? Мне?

Виновато покосившись в мою сторону, тетя Луиза поставила тарелку перед мужем и помогла снять промокший плащ. Уплетая омлет за обе щеки, дядя Джо продолжал говорить:

– Для вас, женщины, тоже найдется дело. Собирайте понемногу вещи, а главное – слушайте внимательно. Как только услышите пожарную сирену – а это сигнал, что дамбы прорваны, – сразу бегите к нашему охотничьему домику, как мы и договаривались. Там высоко, вода туда не дойдет, только не возитесь и не мешкайте. Вода в реке поднялась очень высоко, поэтому если дамбу прорвет, в городе будет вторая Ниагара. Чтобы спастись, у вас будет от получаса до трех часов – в зависимости от того, как далеко от Индиэн Маунд произойдет прорыв.

Я слушала его и кивала, все крепче прижимая Бутси к себе. Пожалуй, только сейчас неизбежное наводнение стало для меня реальным. До сегодняшнего дня меня куда больше волновали другие проблемы, и о реке, готовой каждую минуту размыть и прорвать земляные дамбы вдоль берегов, я думала не так уж и часто.

Потом дядя вплотную занялся омлетом, а я поднялась наверх, к Джону. Он был уже в сапогах и охотничьих бриджах, но в белой сорочке с нарукавниками, в которой он обычно работал в ювелирной лавке. Когда, все еще с Бутси на руках, я вошла в нашу комнату, он плотно закрыл дверь и крепко прижал меня к себе. Несколько мгновений мы трое просто наслаждались теплом и чувством близости друг к другу; не знаю, как Джон, а я и думать забыла о наводнении, грозившем нам гибелью. Наконец я подняла голову.

– Анджело…

– Я знаю. – Джон поцеловал в лоб сначала меня, потом Бутси.

– Кто мог его убить?

Он покачал головой.

– Джон, – с горячностью заговорила я, – мы должны уехать из Индиэн Маунд. Две недели назад я виделась с Анджело – он специально приехал из Нового Орлеана, чтобы нас предупредить. Он сказал, что мы обязательно должны уехать и что он все приготовит…

Джон слегка отстранился и посмотрел на меня пристально и внимательно.

– Ты мне об этом не говорила.

– Не говорила, потому что он просил… Анджело сказал, что ты больше не занимаешься… что ты больше на него не работаешь, и поэтому тебе грозит опасность. И нам с Бутси тоже – именно поэтому он посоветовал нам уехать как можно скорее. Он планировал переправить нас в Миссури к твоим родственникам, но хотел сначала все подготовить. А тебе Анджело велел сказать все только в самую последнюю минуту, потому что… Он сказал, что ты очень упрямый, и если дать тебе время все обдумать, ты ни за что не согласишься. С тех пор я его больше не видела и не получала от него никаких известий. Я… – Я даже зажмурилась – такой ужасной была пришедшая мне в голову мысль. – О Джон!.. Что, если его убили из-за того, что он пытался помочь нам?!.

– Не говори так, Аделаида! Анджело все равно не вернуть, а мы… – Джон тоже закрыл глаза и глубоко вздохнул. – Да, Анджело был прав: я бы не согласился. Даже после того, как я с ним порвал, даже после того, как я сам убеждал тебя переехать в Миссури, я… Нет, наверное, даже ты не сумела бы меня уговорить.

Выпустив меня из объятий, Джон уронил руки вдоль тела и, отойдя к окну, стал смотреть на залитые водой поля, на превратившуюся в ручей подъездную аллею, на ушедшую под воду лужайку.

– Сейчас я должен пойти с твоим дядей, чтобы наполнять землей мешки. Когда я вернусь, мы с тобой решим, как нам добраться до Миссури, только… Ведь мы поедем туда только на время, правда? Только на время?..

Я никак не могла понять, кого он уговаривает: меня или себя.

– Мне страшно, Джон!

Развернувшись на каблуках, он шагнул ко мне и взял за руку, на запястье которой я носила часы.

– Ты помнишь, что написано на задней крышке? Я буду любить тебя вечно… Вместе мы все преодолеем, и когда мы оба станем седыми и старыми, мы расскажем нашим правнукам, какими отважными и сильными мы были когда-то.

После этого Джон быстро закончил одеваться, расцеловал Бутси в обе щеки и крепко поцеловал меня в губы.

– Я очень люблю вас обеих, – сказал он, и я увидела на лице Джона его прежнюю улыбку.

– Мы тоже тебя любим, – ответила я. – Будь осторожен.

Из окна спальни мы с Бутси смотрели, как трое мужчин отправились в путь – верхом, потому что для автомобильных колес грязь была слишком глубока. Джон, конечно, обернулся, чтобы помахать нам на прощание, а я помахала в ответ, но все это время я думала о нашем последнем разговоре с Анджело Берлини – о том последнем разе, когда я видела его живым, и о семи воро́нах, слетевших с кипариса на наш залитый водой задний двор.

Глава 43

Вивьен Уокер Мойс. Индиэн Маунд, Миссисипи. Июнь, 2013


Однажды ночью – примерно через неделю после визита Матильды – я снова бродила по темному дому, прислушиваясь к тому, как еле слышно вздыхают старые балки, как тихонечко гудят от напряжения поддерживающие крышу стропила и поскрипывают под ногой рассохшиеся за десятилетия половицы. В детстве я думала, что они рассохлись и покоробились из-за воды, которая ворвалась в дом во время Большого наводнения, сама же катастрофа представлялось мне чем-то вроде кропления святой водой, которое должно было защитить дом от всех грядущих напастей. И беды действительно обходили его стороной, по крайней мере, до тех пор, пока на нашем заднем дворе не показался из-под земли скелет.

Чаще всего во время своих ночных странствий я размышляла о том, что́ рассказала мне Матильда. Я думала об Аделаиде, о том, что она была любима и любила сама, что она была доброй и сердечной, что у нее не было врагов, которые могли бы желать ей смерти. Но как в таком случае объяснить тот факт, что все считали Аделаиду утонувшей, тогда как на самом деле ее тело было закопано на ее собственном заднем дворе, где и пролежало в безвестности почти восемь десятилетий?.. То и дело перед моим мысленным взором вставало лицо, которое я видела на свадебной фотографии в газете. Глаза Аделаиды – как и глаза Бутси на старом студийном портрете – как будто безмолвно спрашивали о чем-то, и я догадывалась, что это за вопрос. Я только не была уверена, что мне хочется знать на него ответ. Что, если, докопавшись в конце концов до истины, я тем самым разрушу стройную картину семейного прошлого, за которую мы все так упрямо цеплялись и которой так дорожили? Что, если мои настойчивые поиски способны лишь развеять по ветру все представления о том, какими были наши предки – женщины из рода Уокеров? Что мне тогда делать? Как жить? Чем оправдаться?

Еще я думала о Саре Бет – подруге Аделаиды и матери дяди Эммета. Как заметил Томми, когда Сара Бет вышла замуж за кузена Аделаиды, она была беременна. В те времена подобные вещи были чреваты скандалом, но если судить по газетам, в данном случае все прошло тихо и гладко.

Газеты, кстати, я вернула, но не все, и даже взяла из архива еще несколько номеров, когда миссис Шипли отвернулась. Я обязательно их отдам, но не сейчас. Еще я решила оставить у себя фото Бутси: мне казалось, что его место вовсе не в архиве городской библиотеки, а в старом семейном альбоме, из которого оно было взято много лет назад. И, конечно, я не торопилась возвращать газету со свадебной фотографией, на которой Аделаида была запечатлена рядом с Сарой Бет. Что связывало этих женщин? Какие тайны? Какие секреты они хранили?

Вот и лестница на чердак. Я так и не поднялась туда, хотя давно собиралась поискать среди сваленного на чердаке хлама вторую половинку кольца. Трипп обещал мне помочь, однако после того, как он привез к нам Матильду, я его почти не видела. Он, правда, несколько раз звонил, но я не брала трубку, и все его вызовы попадали на «голосовую почту». Сообщения я не переслушивала. Зачем?.. Я и так знала, что там ничего нет: Триппу просто хотелось поболтать, но мне было нечего ему сказать. Никаких особых планов у меня не было, к тому же я боялась, что чувства, которые я к нему испытывала, могут оказаться не столь невинными, как мне некогда казалось. Однажды я уже сделала ему больно, и мне не хотелось, чтобы это повторилось еще раз.

Что касалось чердака, то… В принципе, с поисками можно было и не торопиться. Допустим, я найду кольцо, рассуждала я, но разве находка поможет мне узнать, кто и при каких обстоятельствах снял его с пальца Бутси? Я не исключала, что она могла его просто потерять, и теперь оно навеки погребено где-нибудь в саду, под слоем земли, или на дне озера. А может, его случайно засосали в пылесос, а потом выкинули вместе с мусором…

Вдоволь набродившись по дому, я вышла в сад. Тонкий серп молодого месяца висел в небе под таким углом, что был похож на вопросительный знак. Казалось, он задает мне вопрос и лукаво улыбается, ожидая ответа. Все посаженные Кло растения благоденствовали – скоро нужно будет собирать первый урожай, иначе стручки станут такими большими и тяжелыми, что повалят стебли. Труднее всего, пожалуй, будет уговорить Кло все это съесть, особенно если потушить лимскую фасоль со шпиком. Кора, правда, говорила, что знает, как приготовить здоровую пищу даже из фасоли – у нее, мол, есть пара неплохих рецептов. Я уже успела оценить кулинарные таланты Коры и не сомневалась, что скоро мы все будем с аппетитом уплетать вкуснейшие фасолевые супы и салаты.

Впрочем, времени еще достаточно, думала я, пожалуй, мы успеем посадить еще какие-нибудь летние овощи и даже вырастить несколько цветов для пустующих подвесных горшков. Замечтавшись, я попыталась прикинуть, что́ мы станем сажать осенью, но потом мне пришло в голову, что осенью меня, возможно, здесь не будет, а Кло не будет точно.