– Ну что, договорились?

– Д-да… – с трудом выдавила я.

– Ну и славно.

– Хочешь… хочешь, я позову к аппарату Кло? Она где-то тут, тут, рядом, и если ты подождешь минуточку…

Но он уже дал отбой, и на линии воцарилась тишина.

Дрожащими руками я налила себе чашку черного кофе из кофейника и залпом выпила. Кофе был почти холодным – должно быть, Томми сварил его еще до рассвета, но мне было наплевать. Мне был необходим кофеин, чтобы проснуться и преодолеть сильнейшее желание убежать наверх и с головой накрыться одеялом.

После непродолжительных поисков я обнаружила Кло и Кэрол-Линн на вершине древнего индейского кургана, который стал частью местного ландшафта задолго до того, как семейство Уокер сделалось владельцем этого участка земли. Курган в незапамятные времена насы́пали индейцы, населявшие эту часть американского континента. Теперь от их цивилизации осталось лишь несколько десятков изрядно оплывших холмов с плоскими вершинами, которые то там, то сям возвышались над плоской равниной. Время от времени в наших краях появлялись группы ученых и студентов из самых разных университетов страны. Каждый раз они привозили с собой все более совершенную аппаратуру, с помощью которой собирались узнать, какие сокровища могут храниться в недрах древнего кургана, но даже если там когда-то и было что-то ценное, оно, скорее всего, давным-давно рассыпалось в прах или было выкопано и украдено. Наш курган даже получил официальное название «Курган Уокеров», но я никогда этим не гордилась и не считала его чем-то действительно принадлежащим нашей семье. Он вообще не принадлежал к нашему миру. Это был реликт древней культуры, которая оказалась стерта с лица земли, памятник чему-то безвозвратно утраченному, а нам… нам и без того хватало потерь.

Кло и моя мать лежали на земле лицами вверх и соприкасаясь головами, словно сиамские близнецы. Глаза у обеих были закрыты, словно они к чему-то прислушивались. Во всяком случае, мои нетерпеливые шаги (а я действительно начинала злиться из-за того, что мне пришлось их искать) они услышали сразу.

– Тише! – прошипела Кло, не открывая глаз. – Мы пытаемся услышать, что говорит земля.

– Земля говорит, что мы должны были выехать еще полчаса назад, – отрезала я. – Так что кончайте валять дурака и марш к машине, иначе мы вообще никуда не поедем.

– Ты слышала, Джо-Эллен? – проговорила моя мать, также не открывая глаз. – Слышала, как она рокочет?

Кло зажмурилась еще крепче.

– Я ничего не слышала, потому что Вивьен бубнила мне над ухом.

Губы Кэрол-Линн изогнулись в легкой улыбке.

– Вивьен не любит слушать землю. Она способна полежать спокойно минут десять, не больше… да и то только если захочет подровнять загар на ногах. У нее всегда было шило в попе – вечно она спешит, торопится, думает о том, что будет дальше.

– Шило в попе? – Кло рассмеялась.

Моя мать тоже захихикала, и вскоре обе хохотали уже во все горло, словно пресловутое шило было самой смешной вещью на свете. Сама я, впрочем, тоже не выдержала, и мои губы сами собой расплылись в пародии на улыбку, которая, однако, сразу погасла, когда я вспомнила один случай, который произошел со мной много лет назад. Мне тогда было лет пять, и мы с матерью лежали на этом же самом месте, пытаясь услышать, что говорит нам земля. Но вместо голоса земли над нами вдруг зазвучал голос Бутси, пришедшей сказать, что Кэрол-Линн звонит какой-то парень, который выговаривает слова как янки. Моя мать сорвалась с места – даже сандалии не надела – и умчалась в дом. Я долго ждала, пока она вернется, но так и не дождалась. В конце концов за мной пришла Бутси, она позвала меня ужинать и, между прочим, сказала, что Кэрол-Линн снова уехала. Тогда я вскочила, схватила ее сандалии и, размахнувшись что было сил, зашвырнула подальше в болото.

Сейчас я прижала кончики пальцев к вискам, чувствуя приближение очередного приступа мигрени.

– Идемте, – сказала я. – Нам и в самом деле пора.

Кэрол-Линн перестала смеяться.

– Куда мы едем?

– Навестить Матильду.

Мать озадаченно нахмурилась.

– Разве она переехала?

Кло легко вскочила, потом протянула руку, чтобы помочь Кэрол-Линн подняться.

– Я еще незнакома с Матильдой, – сказала она. – Поэтому мы к ней и едем…

Слегка опираясь на протянутую руку, Кэрол-Линн поднялась с земли с проворством девочки-подростка и благодарно улыбнулась Кло, а я почувствовала болезненный толчок в самое сердце и поскорее отвернулась. Когда моя мать в последний раз улыбалась мне? Я честно пыталась вспомнить, но так и не смогла.

Оказавшись возле машины, я открыла дверцу и наклонила сиденье, чтобы Кло могла сесть назад. Кэрол-Линн скептически оглядела мой старый, покрытый дорожной грязью и пылью десяти штатов «Ягуар» и спросила:

– А Бутси с нами поедет?

В висках у меня загрохотали отбойные молотки. Я уже открыла рот, чтобы сообщить матери, что́ на самом деле случилось с Бутси, но Кло меня опередила.

– Мы заберем ее по дороге, – сказала она, опуская переднее сиденье, чтобы Кэрол-Линн тоже могла сесть.

Моя мать снова нахмурилась.

– А куда мы едем?

– Повидаться с Матильдой. Она теперь живет в другом месте, а мы едем к ней в гости.

Мне оставалось только удивляться находчивости Кло и ее терпению. Садясь за руль, я встретилась с ней взглядом в зеркальце заднего вида и только головой покачала. Либо она умела притворяться лучше, чем полагается двенадцатилетнему ребенку, либо ее запасы терпения и сочувствия были поистине неистощимыми.

Мне пришлось напомнить Кэрол-Линн о необходимости как следует закрыть дверцу и пристегнуться. К счастью, спорить и препираться она не стала, и мы наконец тронулись. Почти сразу я включила автомобильный приемник, настроенный на спутниковую ретро-волну, которую я слушала по пути из Лос-Анджелеса. Музыку шестидесятых я полюбила только в старших классах, когда меня частенько подвозил в школу Трипп, всегда отличавшийся довольно оригинальным музыкальным вкусом. В те времена ему нравились буквально все стили – кроме тех, которые были популярны в данный момент, поэтому мне приходилось слушать и оркестровую музыку сороковых, и блюзы, и ранний рок-н-ролл, и много чего еще. Тогда я нередко издевалась над его музыкальными пристрастиями, но сейчас первые три кнопки моей магнитолы были настроены на станции, которые передавали, соответственно, музыку шестидесятых, музыку сороковых и блюзы.

Разумеется, Триппу я в этом признаваться не собиралась.

По радио «Пятое измерение» исполняло свои песни знаменитый «Аквариус». Я уже хотела выключить приемник, поскольку моя головная боль плохо сочеталась с музыкой, но тут Кэрол-Линн неожиданно начала подпевать. У нее был сильный, чистый голос, который прекрасно подходил для исполнения именно этой композиции, но куда больше меня поразило, что мать отлично помнила все слова.

Какое-то время спустя я снова посмотрела в зеркальце заднего вида, гадая, почему Кло до сих пор не попыталась переключить приемник на волну, передающую современные хиты. Она проделывала это регулярно с тех пор, как пошла в первый класс, и я стала возить ее в школу. С тех пор мне почти никогда не удавалось спокойно послушать музыку, которая мне нравилась, но сегодня Кло обошлась даже без своей обычной гримасы, которую она пускала в ход в подобных случаях. Вместо этого она вдруг стала… подпевать моей матери.

Раздался резкий автомобильный гудок, я пришла в себя и обнаружила, что заехала левыми колесами на встречную полосу. Резко рванув руль, я вернулась на свою половину шоссе, не без труда разминувшись со встречной машиной.

– Откуда… ты знаешь эту песню? – спросила я, немного отдышавшись.

Кло закатила глаза.

– Прошлым летом Хейли участвовала в постановке мюзикла «Волосы» в любительском театре. Она заставила меня смотреть его не меньше шести раз, вот я и выучила слова.

Кэрол-Линн продолжала петь, Кло снова присоединилась к ней, а потом и я стала им подпевать просто для того, чтобы не чувствовать себя отверженной.

Кора объяснила мне, как добраться до «Солнечных полян». Как и большинство деловых предприятий Индиэн Маунд, пансионат для престарелых стоял по правую сторону от шоссе № 82. Глядя в лобовое стекло, я видела, как справа от дороги поля, по которым медленно ползли ярко-красные и зеленые механические сеялки шириной в восемь, а то и десять рядов, постепенно уступают место фастфудовским забегаловкам и мотелям. Эти малопочтенные заведения мало изменились с тех пор, когда я была здесь в последний раз: кое-где, правда, сменились вывески, но сами здания остались прежними, разве что выглядели они теперь еще более ветхими и облезлыми. И все же видеть их мне было приятно – так человек любит и помнит каждую царапинку на крышке любимого антикварного стола.

Песня по радио кончилась, и Кло замолчала, разглядывая тянущийся за окном урбанистический ландшафт, состоящий из домов постройки середины прошлого века – с новенькими крышами из еврошифера и старомодными дверями с тремя расположенными по диагонали ромбическими окошками. Сидевшие на лужайках и на верандах домов люди махали вслед нашей машине, а мы с Кэрол-Линн махали руками в ответ. Я проделывала это совершенно автоматически, не отдавая себе отчета в собственных действиях, и спохватилась, только когда Кло спросила:

– Кто все эти люди? Твои знакомые?

– Нет. Просто люди.

– Тогда почему они машут нам, а мы – им?

Я пожала плечами:

– Даже не знаю. Так здесь принято, только и всего. Южане вообще славятся вежливостью и гостеприимством. Зайди в любой дом, и ты узнаешь…

Я осеклась. Кло приподняла брови с таким видом, что мне сразу стало ясно: она абсолютно уверена, что весь Юг населен сумасшедшими. После этого она снова стала смотреть в окно, и остаток пути мы проехали молча.