Несмотря на свое название, пансионат «Солнечные поляны» представлял собой двухэтажное кирпичное здание, стоявшее посреди небольшой асфальтированной парковки. Четырехскатная крыша придавала ему сходство со старой гостиницей для автомобилистов – не хватало только неоновой вывески «Свободно». Впрочем, Кора сразу предупредила меня, что убогий вид с лихвой компенсируется заботливым персоналом и наличием всех основных удобств.

На первом этаже мы расписались в книге посетителей, после чего нас направили к лифту. Обстановка в коридорах и холлах была небогатой и довольно старой, но выстланные светлым линолеумом полы сверкали чистотой, а на недавно выкрашенных стенах висели в рамках написанные маслом картины – в основном цветы и пейзажи. Разглядывая одну из них вблизи, я увидела, что картина подозрительно напоминает стандартный набор для творчества из серии «Раскрась по цифрам», но решила даже мысленно воздержаться от критики, поскольку она могла была результатом досуга кого-то из обитателей пансионата.

– Чем это воняет? – проговорила Кло, брезгливо морща нос. В воздухе действительно витал легкий запах дезинфицирующей жидкости, лечебного крема и столовой, но он не был ни навязчивым, ни откровенно неприятным, поэтому я лишь удостоила Кло взгляда, каким Бутси, бывало, награждала меня, когда мне доводилось сморозить глупость. Этого хватило, чтобы Кло если и не переменила мнение, то, по крайней мере, воздержалась от дальнейшего нытья – мол, что это за помойка и куда вы меня притащили.

Пройдя по длинному коридору, вдоль стен которого тянулись металлические перила, а вместо ступенек были сделаны пандусы, мы остановились у двери в самом конце. Убедившись, что это и есть номер 106, который был нам нужен, я постучала.

Дверь нам открыла невысокая, полноватая женщина в брюках цвета хаки и голубой медицинской блузке. Приветливо улыбнувшись, она сказала:

– Привет, я – Джанетта Мур. А вы, вероятно, Вивьен?.. Проходите. Кора предупредила, что вы заедете сегодня утром.

И, взвизгнув тапочками по линолеуму, она распахнула дверь во всю ширину, пропуская нас внутрь.

Комната с единственной кроватью, которую занимала Матильда, была не слишком большой, но я сразу поняла, что кто-то приложил немалые усилия, чтобы она выглядела по-домашнему уютно. В углу стояло старое зеленое кресло с откидной спинкой, а рядом, на маленьком столике, я увидела множество фотографий в рамках. На стенах висели вышитые вручную коврики, кровать и спинка кресла были задрапированы вязаными шерстяными покрывалами пестрой расцветки, на широком подоконнике теснились цветочные горшки с высаженным в них плющом. Прямо напротив окна стоял на тумбочке портативный проигрыватель, очень похожий на тот, который хранился сейчас в стенном шкафу в моей спальне и который когда-то принадлежал моей матери. На полу рядом лежала стопка виниловых пластинок. С конверта самой верхней улыбалось нам лицо, которое нельзя было не узнать: Элвис.

– Мы ждали вас немного раньше, – сказала Джанетта, подводя нас к кровати. – Обычно в это время мисс Матильда отдыхает, но сегодня она сказала, что не будет спать, пока вы не появитесь. Все утро она была очень взволнована, и… словом, постарайтесь ее не очень утомлять. Сейчас я вас оставлю, чтобы вы могли поговорить без помех. Если я вам зачем-то понадоблюсь, просто выйдите в коридор и позовите меня, о’кей?..

Она вышла. Я проводила ее взглядом и только потом повернулась к изголовью кровати, где сидела, со всех сторон подпертая подушками, крошечная темнокожая старушка, одетая в белоснежную ночную сорочку с кружевами. С тех пор как я видела Матильду в последний раз, она как будто стала еще меньше, словно каждый прожитый год забирал в качестве платы по фунту ее плоти. Тонкие, как сухие веточки, пальцы сжимали край одеяла, а волосы – уже не черные, а пепельно-серые, – были, как всегда, собраны на затылке в пучок. Только глаза Матильды показались мне незнакомыми. Они словно подернулись молочно-белым туманом, отчего казалось, что столетняя женщина смотрит теперь исключительно внутрь себя. Только сейчас я вспомнила, что Матильда ослепла; Кора говорила мне об этом, но я то ли пропустила ее слова мимо ушей, то ли не ожидала, что слепота Матильды будет столь явной. Потом я подумала о фотографиях в углу на тумбочке и попыталась представить, как Матильда командует Коре или Джанетте, какую куда поставить, чтобы впоследствии она могла найти каждую ощупью.

– Матильда! – воскликнула Кэрол-Линн и двинулась к кровати как человек, долго блуждавший в лабиринте и наконец увидевший перед собой выход. Упав рядом с кроватью на колени, она сжала хрупкие пальцы старухи. – Это я, Кэрол-Линн. Я вернулась!

Свободной рукой Матильда прикоснулась к ее волосам.

– Да, птичка моя, ты вернуться, чтобы остаться навсегда. Как ты и обещать. – Ее голос был тонким и слабым, но все еще сохранял напевные интонации, которые я хорошо помнила по тем временам, когда Матильда пела мне на ночь печальные негритянские колыбельные.

– Я ведь вернулась, правда? – повторила Кэрол-Линн с интонациями ребенка, который твердит одно и то же в наивной уверенности, что сказанные много раз слова каким-то волшебным образом станут правдой.

Потом я задумалась – а что, если моя мать уже бывала здесь с Бутси? В этом не было ничего невозможного, как не было ничего невозможного в том, что она уже произносила те же самые слова. Матильда, однако, ничего не сказала и только закрыла невидящие глаза, ласково гладя Кэрол-Линн по голове. Она уже пережила многих своих родных, в том числе мужа и сына, и я решила, что, возможно, именно благодаря этому старая негритянка обрела смирение и покой, научившись принимать неизбежное как… как неизбежное. Чему быть, того не миновать, так, кажется, говорила когда-то Бутси.

Кло рядом со мной попятилась, и я, не глядя, протянула руку, чтобы ее удержать, но девочка либо вовсе не видела моего жеста, либо намеренно его игнорировала. Еще несколько мгновений я тянулась к Кло, потом снова опустила руку вдоль тела.

Матильда повернулась в нашу сторону, она словно вглядывалась в нас своими незрячими глазами.

– Кого это ты привести с собой, Кэрол-Линн?

Мне не хотелось, чтобы мать представила Кло как Джо-Эллен, поэтому я поспешила заговорить первой:

– Это я, Вивьен. Я привела с собой мою приемную дочь Кло.

Моя мать отодвинулась, чтобы сесть в ногах кровати. Матильда широко развела руки, и я порывисто бросилась вперед. Через мгновение я была уже в ее объятиях. Я прижималась к старой негритянке так крепко, словно она была моим прошлым – тем самым прошлым, которое я хотела вернуть. И – вот странно! – пока я чувствовала прикосновение ее сухих и тонких, почти бесплотных пальцев к своей коже, я почти верила, что это возможно.

Наконец Матильда отпустила меня, и я слегка отстранилась. Ее пальцы нашли мое лицо и погладили по щеке, по которой текли непрошеные слезы.

– Ты стать намного красивее, Вив. Я всегда говорить, ты чем старше – тем красивее. Ты теперь замуж?

– Была, но… У нас как-то не сложилось, – сказала я, думая о Кло, которая стояла позади меня и напряженно ловила каждое слово.

– Значит, ты тоже вернуться. – Это не был вопрос, но не было и утверждение. Матильда словно повторяла слова, которые произносила уже много, много раз. – Где ты быть?

Рука моей матери легла на одеяло, под которым едва угадывались тонкие, как палочки, ноги Матильды.

– Вив гонялась за призраками.

– Гм-м… – откашлялась Матильда и кивнула.

Чувствуя, как с каждой секундой становится сильнее пульсация крови в висках, я переводила взгляд с матери на Матильду и обратно, пытаясь постичь смысл их непонятного диалога. Глаза негритянки закрылись, и я решила, что она уснула, однако какое-то время спустя она вдруг вскинула голову и повернулась к Кло:

– Ты помогать Вив в саду мис Бутси?

Кло отрицательно покачала головой, потом спохватилась:

– Нет, сэр. То есть – нет, мэм…

Матильда снова нашарила мою руку и слегка сжала.

– Уже почти год, как она уйти. Ее сад нужно ухаживать. Когда твои пальцы все время в земля, некогда гоняться за призраки.

Я опустила голову. На мгновение меня посетила мысль, что разум Матильды отправился вслед за зрением. Я-то надеялась, что она мне посочувствует, даст какой-нибудь практический совет, скажет, что мне делать, как быть дальше, а вместо этого… Неужели мне действительно нужно работать в запущенном саду, сажать помидоры и кабачки, чтобы решить все мои проблемы?

Неожиданно я вспомнила, зачем на самом деле я сюда приехала.

– Ты хорошо знаешь нашу семью, Матильда, помнишь многих моих предков… Скажи, ты никогда не слышала историй о том, что какая-то наша родственница пропала без вести?

Пальцы старухи в моей руке на мгновение замерли, но выражение лица не изменилось.

– Почему ты спрашивать, Вив?

– Помнишь, несколько дней назад была ужасная буря? Она повалила старый кипарис, который рос у нас на заднем дворе, – вывернула его буквально с корнями. В яме оказался скелет женщины, которую кто-то похоронил там много лет назад. Теперь мы пытаемся выяснить, кто была эта женщина и как она туда попала.

Матильда закрыла глаза, но я видела, как под тонкими, словно пергамент, веками быстро движутся из стороны в сторону ее глазные яблоки. Столетняя женщина словно вглядывалась в картины былого, стремительно несущиеся перед ее мысленным взором. Наконец она сказала:

– Была одна женщина Уокер… давно, еще до меня. Та, муж который построить усадьба. Тогда это быть совсем дикое место, а она быть очень хрупкая леди, и не могла терпеть трудности. Эта леди бросить мужа и детей и вернуться к своей семье в Новый Орлеан. Я не знать, вернуться ли она… эта часть истории не есть такая интересная, как про ее отъезд, поэтому люди об этом не говорить.