Джон поцеловал Бутси, потом вышел с нами на улицу. Дядя Джон подъехал почти сразу, и они вместе погрузили коляску в кузов, а потом помогли мне сесть на переднее сиденье. Бутси я держала на руках. Когда машина тронулась, я обернулась. Джон стоял на тротуаре и махал нам рукой, но с каждым взмахом его улыбка понемногу таяла, и вскоре он стал похож на дряхлого, одинокого старика, который уже смирился с неизбежным. Потом он исчез за поворотом, но его унылая фигура и опустошенное, усталое лицо стояли у меня перед глазами, даже когда мы вернулись домой, к нашей желтой усадьбе, стоявшей посреди затопленных полей. И, несмотря на теплый ветерок и яркое солнце, мне вдруг стало очень, очень холодно.

Глава 38

Вивьен Уокер Мойс. Индиэн Маунд, Миссисипи. Май, 2013


Я пила вторую чашку кофе, когда в кухню заглянул Томми. Увидев меня, он притворился, будто не ожидал застать меня здесь, и даже слегка приподнял брови, демонстрируя удивление.

На столе передо мной лежали стопки старых газет, пара карандашей и раскрытый блокнот, страницы которого были исчерчены и исписаны моим мелким, неразборчивым почерком. Именно из-за почерка я в свое время получила не слишком высокие итоговые оценки по английскому языку и литературе. Все учителя дружно хвалили мое богатое воображение и творческие способности, помогавшие мне писать неплохие сочинения, но чистописание меня всегда подводило. «Пишешь как курица лапой!» – со вздохом говорили они, выводя в журнале «хорошо» и «удовлетворительно», а я только скрипела зубами от досады. Какое они имеют право снижать мне оценки за почерк, думала я, если в школах уже много лет не преподают каллиграфию? Со слов Бутси я знала, что, когда она училась в начальной школе, у них были специальные тетрадки, в которых они тренировались в красивом письме. Даже моя мать еще застала эти уроки, и надо сказать, что почерк у обеих был не просто разборчивым, а по-настоящему красивым, и только мне не повезло.

– Привет, Козявка. Что это ты вскочила ни свет ни заря?

Я отставила кофе в сторону.

– Ты слышал поговорку «В семье не без урода»? Так вот, ты и есть то самое… Одним словом – ошибка природы, поскольку в роду Уокеров мужчины вообще рождались редко, а если и рождались, то никогда не появлялись на свет первыми.

Томми смешно надул щеки.

– Зато ты у нас появилась на свет в точном соответствии с планом.

Я поспешила поднести ко рту кружку с кофе, поскольку Томми только что отыграл очко, а признавать это мне не хотелось.

– Сварить тебе еще кофе? – спросил он, снимая с плиты почти пустой кофейник.

– Свари. – Я посмотрела на часы. – У меня есть еще почти три часа, прежде чем Трипп повезет нас с Кло на рыбалку.

Томми вытряхнул остатки кофейной гущи в ведро, сполоснул фильтр под краном и вновь наполнил кофемашину водой.

– А что это на тебе надето? – осведомился он, обернувшись через плечо. – Ты же вроде на рыбалку… Вот если бы ты собиралась пугать ворон на кукурузных полях, я бы понял, а так…

Только что Томми заработал еще одно очко. Проснувшись в половине шестого утра, я решила, что раз время у меня еще есть, я могла бы придумать что-нибудь позитивное… Словом, я отправилась на пробежку, которая, впрочем, довольно скоро превратилась в прогулку – медленным шагом и с частыми остановками. Одеваясь для пробежки, я перерыла весь шкаф, где хранилась моя старая одежда, и в конце концов откопала свои старые кроссовки и футболку с блестками, в которой я когда-то руководила группой школьных болельщиц. Свои джинсовые шорты в стиле «Дейзи Дьюк» я надеть на улицу так и не решилась (если бы меня кто-нибудь увидел, меня, пожалуй, можно было бы судить за публичное обнажение и оскорбление общественной нравственности). Пришлось довольствоваться парой старых тренировочных штанов, которые я с помощью ножниц превратила в подобие длинных шортов.

Потом передо мной встал вопрос, куда пойти. Сначала я собиралась отправиться на школьный стадион, где я бегала раньше, но мне не хотелось, чтобы меня увидели или, того хуже, узнали, поэтому после недолгих размышлений я двинулась к шоссе. Обочина там была в меру широкая, и я думала, что пробегу по ней милю в одну сторону, а потом поверну обратно, однако стоило мне появиться на шоссе, как возле меня стали одна за другой останавливаться машины, водители которых заботливо интересовались, не нужна ли мне помощь. Пробежав таким образом с четверть мили, я решила этим и ограничиться и, торопливо покинув обочину, двинулась домой через поля, жадно хватая ртом свежий утренний воздух и мечтая о горячем кофе.

– Это спортивный костюм, – ответила я на вопрос брата. – Опуская подробности, скажу, что собиралась пробежаться, но… не сложилось. Сейчас я жду Триппа, а чтобы не терять времени, просматриваю старые газеты. – Взяв одну из газет в руки, я повернула ее так, чтобы Томми мог прочесть заголовок и рассмотреть фотографии. – Гляди-ка, что я нашла! Это свадьба нашей прабабки Аделаиды Ричмонд в 1924 году.

Когда я перевернула страницу и увидела знакомое лицо, то невольно вздрогнула от удивления. На снимках Аделаида Уокер выглядела очень счастливой, да и муж смотрел на нее с такой любовью и нежностью, что мне оставалось только позавидовать своей прабабке. И все же, разглядывая эти старые фото, я не могла отделаться от мысли, что всего через три года Аделаида погибнет, а ее тело упокоится среди кипарисовых корней. Глядя на ее лицо на фотографии, я снова и снова спрашивала себя: «Кто убил тебя, Аделаида? И почему?»

При этом я не могла бы объяснить, почему ответ на эти вопросы так важен для меня. В конце концов, убийство – если это было убийство – произошло очень давно, больше восьмидесяти лет назад. Дело было даже не в том, что преступнику, скорее всего, удалось остаться безнаказанным; отомстить этому человеку и предать его в руки правосудия я все равно не могла, если только он не прожил, как Матильда, сто с лишним лет. Куда больше меня волновала любовь Аделаиды к дочери – любовь, символом которой стала для меня найденная среди костей половинка кольца. Мне казалось бесконечно несправедливым, что Бутси так и не узнала об этой любви, что она так и умерла в уверенности, что мать намеренно бросила ее на фактически чужого человека. Теперь я должна была доказать, что Бутси ошибалась. Что, быть может, мы все ошибались…

Наклонившись к столу, Томми внимательно разглядывал газетные снимки.

– А она очень похожа на тебя, – промолвил он наконец. – И на маму… Правда, наша прабабка будет покрасивее. Это хорошо видно даже на этих черно-белых фото. Неужто женщины в нашем роду вырождаются?

– Спасибо, Томми. Чертовски приятно иметь любящего брата, – заметила я и, в свою очередь склонившись к газетным листам, показала на женщину, стоявшую на снимке позади невесты.

– Видишь эту молодую леди с букетом в руках? Судя по подписи, это некая мисс С. Б. Хитмен. Почему-то эта фамилия кажется мне знакомой. А тебе?

Томми покачал головой, потом внезапно нахмурился.

– Постой, постой!.. Кажется, в городском банке я видел мемориальную доску, на которой упоминается эта фамилия. Имени я не помню, но уверен, что это мужчина. Кажется, он был первым президентом банка или кем-то вроде этого вплоть до начала Великой депрессии. Вероятно, впоследствии он разорился, возможно, даже покончил с собой – в те времена это была довольно распространенная практика среди бизнесменов, которые в считаные часы теряли все свое состояние.

Я была уверена, что фамилию Хитмен я слышала вовсе не в связи с банком, но, как я ни напрягала память, на ум ничего не приходило. На всякий случай я допила остававшийся в чашке кофе в надежде, что кофеин подстегнет мои мыслительные способности, но все впустую.

– Ты опять в поля? – спросила я.

Томми не ответил. Поглядев на него, я увидела, что он преувеличенно аккуратными движениями насыпает молотый кофе в фильтр кофемашины.

Откинувшись на спинку стула, я ухмыльнулась во весь рот.

– Вчера вечером Кэрри обмолвилась, что сегодня утром у Бо ответственная игра. Это ведь ты тренировал его бейсбольную команду?

Томми тщательно установил на место фильтр и включил кнопку нагрева.

– У них сейчас нет постоянного тренера, вот я и провел с ними пару занятий, – пояснил он, не глядя на меня. – Парень, который тренировал команду раньше, получил более выгодное предложение в другом штате и уволился.

– Так-так… – Я поцокала языком. Мне всегда доставляло удовольствие смотреть, как Томми смущается. – Нет, я не сомневаюсь, что все так и было, только… Скажи, почему ты так покраснел? Или совесть не чиста?..

Томми покачал головой и отвернулся – якобы для того, чтобы достать из буфета чистую чашку.

– Кто бы говорил… – буркнул он через плечо. – С тех пор как ты вернулась, Трипп Монтгомери приезжает к нам чуть не каждый день. С чего бы это, а?..

– Трипп – коронер графства, а у нас на задворках было найдено мертвое тело. Он выполняет свой служебный долг, только и всего.

– Так-так… – Передразнивая меня, Томми тоже поцокал языком. – А мне почему-то кажется – я знаю, чье тело интересует его на самом деле… Все эти девять лет он ждал твоего возвращения, и вот теперь на его улице праздник.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что все эти девять лет Трипп ни с кем не встречался? Ни с одной женщиной?

Томми покачал головой.

– Нет, я бы не сказал, что он вел жизнь затворника. Кажется, еще в университете у него была девушка… и еще одна – в медицинском колледже[41]. Впрочем, и после того, как он вернулся, у него было одно-два увлечения, но… ничего серьезного.