– Благодарю вас, сэр…

Я почувствовала желание снова закатить глаза и поспешила вернуться к сковороде, на которой уже подрумянивалась яичница с перцем и сыром.

– Ты что-то рано, – заметила я самым нейтральным тоном.

– Я знаю. – Трипп кивнул. – Но у меня вышел весь кофе, и я решил перехватить чашечку-другую у тебя.

Я кивнула в направлении кофемашины.

– Чувствуй себя как дома. – Перехватив его вопросительный взгляд, я добавила: – Мне можешь не наливать, я выпила уже достаточно. Еще одна кружка, и у меня просто глаза на лоб полезут. – Я повернулась к матери: – А ты, Кэрол-Линн? Выпьешь чашечку кофе?

Она посмотрела на меня пустым взглядом.

– Я люблю кофе?

Должно быть, в эти минуты мой собственный взгляд был ничуть не более осмысленным.

– Не знаю, – честно ответила я после небольшой паузы. – Налью-ка я лучше вам обеим апельсинового сока.

Садясь за стол, Трипп довольно небрежно сдвинул газеты в сторону, чтобы было куда поставить кружку.

– Эй, поосторожнее! – предупредила я. – Если с этими газетами что-нибудь случится, миссис Шипли предаст нас всех медленной и мучительной смерти. Они из библиотеки, так что сам понимаешь… Убери-ка их куда-нибудь от греха подальше.

– Сейчас… – Трипп отодвинул стул, но прежде чем он успел взять газеты со стола, Кэрол-Линн увидела в одной из них студийную фотографию Аделаиды с дочерью.

– Какой очаровательный ребенок, – проговорила она, показывая на Бутси. Ей, очевидно, было невдомек, что она видит перед собой свою собственную мать, и у меня болезненно сжалось сердце.

– Да, – коротко подтвердила я и поскорее убрала сковородку с огня, пока яичница не подгорела. Куда ее поставить, я сразу не сообразила, поэтому продолжала держать ее на весу, хотя нагревшаяся ручка начинала жечь мне пальцы.

Кэрол-Линн, склонив голову набок, продолжала разглядывать фото. Ее палец медленно полз по снимку снизу вверх, пока не остановился на половинке кольца, висевшей на цепочке на груди Аделаиды.

– Какая красивая вещь! – сообщила она.

Я переложила сковородку в другую руку и принялась дуть на обожженные пальцы.

– Ты имеешь в виду кольцо? – уточнила я. – Да, красивая. Ты… ты не видела ее раньше?

Тук-тук… Мать постучала по газете кончиком пальца.

– Я? Разумеется, видела.

Мы с Триппом переглянулись поверх ее головы.

– Где? Где ты его видела?

Палец Кэрол-Линн замер в четверти дюйма от бумаги.

– Я не должна была его видеть, но… Я нашла кольцо в ее комнате, но она узнала и сказала, что я должна его вернуть, потому что это секрет.

– Кто сказал, что это секрет? – спросила я как можно мягче.

Кэрол-Линн покачала головой.

– Она… Она сказала, что хорошо умеет хранить секреты.

Трипп ласково коснулся ее руки.

– Кто это она, мисс Кэрол-Линн? Кто умеет хранить секреты?

Кэрол-Линн откинулась назад. При виде ее лишенного выражения лица я невольно затаила дыхание. Казалось, мать изо всех сил пытается вспомнить. Прошла почти минута, потом Кэрол-Линн неуверенно улыбнулась.

– Я, кажется, проголодалась. Когда мы будем завтракать?..

На мгновение я закрыла глаза, чтобы справиться с острым разочарованием. Хотелось бы мне знать, какая часть образов, возникавших в пораженном болезнью мозгу матери, была реальна, а какая представляла собой лишь игру воображения?

– Еще минуточку терпения, – сказала я. – Сейчас все будет готово.

И, отвернувшись, я стала резать яичницу на равные части.

* * *

Когда мы снова забрались в Триппов «Форд», солнце только-только начинало клониться к закату. На озере мы провели несколько часов, но большой охладитель в кузове пикапа, предназначенный для пойманный рыбы, так и остался пустым.

Когда еще в усадьбе мы садились в машину, Кло не удивилась отсутствию удочек, спиннингов или сачков, поскольку в рыбалке она понимала еще меньше, чем я – в высшей математике. И, уж конечно, она не представляла себе, какое испытание для нее приготовлено, пока мы не приехали на место и Трипп не начал заходить в непрозрачную, бурую воду озера. Он даже не надел очков для подводного плавания и только велел Кло внимательно за ним следить, чтобы впоследствии ей не нужно было десять раз объяснять, что и как делать.

По-моему, Кло даже не заметила, как он нырнул, без всплеска уйдя в глубокую, темную воду. Что ее ждет, она поняла, только когда минуту спустя Трипп снова появился на поверхности, сжимая в руках пойманную рыбу. Издав пронзительный визг, Кло с такой скоростью выскочила из воды, куда успела зайти почти по колено, что я только поражалась; еще никогда я не видела, чтобы девочка двигалась так быстро.

Но это было еще не все. Когда Трипп, пожав плечами, двинулся к грузовичку и открыл охладитель, чтобы бросить туда трепещущего сомика, Кло едва не бросилась на него с кулаками.

– Не смейте! – пронзительно взвизгнула она. – Не смейте класть его на лед без воды! Он же умрет!!

Трипп, похоже, немного растерялся. Во всяком случае, выглядел он довольно нелепо, когда, продолжая держать рыбу за жабры, пытался убедить девочку в том, что никакого смертоубийства не происходит.

– Но послушай, – проговорил он, – ведь для этого мы сюда и приехали. Мы же с самого начала собирались наловить рыбы, чтобы потом зажарить ее в…

Лицо Кло перекосилось от ужаса, и Трипп осекся. Я уже представляла, как Кло с криком «Живодер! Рыбоубийца!» стремительно несется по берегу, распугивая окуней и лещей, которых пытались выловить на свои снасти другие рыбаки, а мы мчимся за ней, причем Трипп в растерянности продолжает сжимать в руках уже задохнувшегося на воздухе сомика.

К счастью, Трипп довольно быстро пришел в себя, и цирковое представление не состоялось. Сомик, живой и здоровый, был возвращен в родную стихию, после чего вместо рыбалки мы устроили замечательный пикник на свежем воздухе. Сначала мы как следует подкрепились разными вкусными вещами, которые собрала нам с собой Кора, а потом двинулись на прогулку вдоль озера. Несколько раз мы выходили на длинные дощатые причалы, вдававшиеся далеко в озеро. Там вода была несколько чище, чем у берегов, поэтому в глубине были хорошо видны стаи самых разных рыб – серебристых, с зелеными или полосатыми спинками и красными плавниками. Я, разумеется, не забыла захватить с собой крем от загара, однако несмотря на то, что все мы обмазались им с головы до ног, щеки и носы у нас довольно быстро обгорели, и я не сомневалась, что вечером найду у себя на лице и на руках с десяток лишних веснушек.

Все это, однако, было сущей ерундой по сравнению с глубоким спокойствием и умиротворением, которые я испытывала. Откровенно говоря, я уже не помнила, когда в последний раз отдыхала не только телом, но и душой, получая огромное удовольствие от того, что мне не нужно ничего делать. Да и Кло я давно не видела в таком замечательном настроении. Одно это стоило нескольких веснушек, так что я ни о чем не жалела – разве только о том, что чудесный день пролетел так быстро.

Трипп остановил «Форд» на подъездной аллее в тени раскидистого виргинского дуба. Как только он заглушил двигатель, мы оба, не сговариваясь, обернулись на заднее сиденье, где, свернувшись калачиком, сладко спала Кло, положив голову на мохнатый бок белого пса. Почувствовав, что на него смотрят, пес приподнял голову, потом снова уронил ее на сиденье. Судя по всему, он готов был служить Кло подушкой до тех пор, пока она в ней нуждалась.

– Она похожа на ангела, – прошептал Трипп.

– Ты прав, хотя мне и трудно в это поверить, – согласилась я. – Даже не хочется ее будить.

– Я никуда не спешу, – сказал он. – Дома меня никто не ждет, так что если ты не против, я могу задержаться еще немного.

– Конечно, не против, – кивнула я. – Кстати, можешь остаться на ужин. Подожди меня на веранде – я только схожу, захвачу из холодильника по бутылке пива и предупрежу Кору.

И, потихоньку выбравшись из грузовичка, я двинулась к дому, стараясь, чтобы гравий не слишком громко хрустел под моими ногами. Трипп тем временем опустил в машине все стекла, чтобы прохладный ветерок, тянувший с запада, мог свободно проникать в кабину.

Когда я вернулась с пивом, Трипп уже сидел на веранде, следя за большой стаей птиц, которые перелетали с дерева на дерево, а затем взмыли вверх и скрылись за коньком крыши. Увидев меня, он поднялся.

– Идем, – сказал Трипп и повел меня вокруг дома к заднему крыльцу, где лежал поваленный кипарис. Птицы – теперь я видела, что это были вороны, – расселись на оголившихся ветвях упавшего дерева и негромко вскаркивали, словно смеясь над нами или, может быть, имитируя человеческую речь.

– Никогда не видел, чтобы вороны вели себя подобным образом, – сказал Трипп. – Ласточки – да, но не вороны. – Он сделал большой глоток из своей бутылки и повернулся ко мне. – Ты ведь знаешь старую колыбельную?.. «Видеть ворону – радости быть. Двух увидать – яд печали испить»…

– Конечно, знаю. Матильда пела мне ее, когда я была совсем маленькой. Только здесь слишком много ворон, чтобы их можно было сосчитать, и я… я этому рада. Не хочу, чтобы они лишний раз напоминали мне, насколько плохи мои дела.

– А они плохи? – осторожно спросил Трипп.

Я отпила глоток пива и задумалась.

– Сейчас, конечно, получше, чем когда я только что приехала, но, откровенно говоря, я отнюдь не чувствую себя как человек, который выиграл миллион в лотерею.

– Зато ты перестала принимать эти свои таблетки, – сказал он, глядя на то, как вороны то расправляют, то снова складывают блестящие черные крылья.