– Сам включи, – отрезала она и, бросив на обитую бархатом козетку свой меховой жакет, удобно устроилась на мягких подушках.

– У нас есть радио, – сказала я, делая шаг к окну, где стоял на высокой тумбочке радиоприемник – предмет особой гордости дяди Джо. Позапрошлый год выдался особенно урожайным, и дядя, сдавшись на наши уговоры, все-таки купил новенький радиоприемник. Он утверждал, что приобрел его исключительно для жены, но я заметила, что слушать бейсбольные трансляции ему нравилось ничуть не меньше, чем тете – «Сэма и Генри»[43]. Мне, разумеется, не хотелось, чтобы к приемнику прикасался кто-то посторонний, поскольку я знала, что после неурожая прошлого и – скорее всего – будущего года дяде, скорее всего, придется продать любимую игрушку, но другого выхода я не видела.

– Валяй радио, – согласился Уилли, и я включила приемник. Осторожно поворачивая ручку настройки, я нашла, наконец, станцию, которая передавала танцевальную музыку. Мысленно я завязала узелок на память – не забыть вернуть красную стрелку-указатель в прежнюю позицию, чтобы дядя и тетя ничего не заметили.

Музыка, которую передавали по радио, была са́мой что ни на есть танцевальной, но никто из троих гостей даже не сделал попытки подняться, чему я была несказанно рада: мне вовсе не улыбалось танцевать ни с Уилли, ни тем более с Чазом. Мой кузен и его приятель продолжали по очереди прикладываться к фляге, а Сара Бет закурила новую сигарету, и я подумала, что мне придется проветрить гостиную, когда они уйдут. Я бы сделала это и сейчас, но снаружи продолжало лить как из ведра, и я не решилась открыть окно.

Между тем молчание становилось довольно неловким. Я уже собиралась предложить партию в карты (хотя сама я умела играть только в «Старую деву» да раскладывать пару несложных пасьянсов, которым научила меня тетя Луиза), когда звук чьих-то шагов заставил нас насторожиться. Кто-то спустился по лестнице, пересек коридор и толкнул дверь.

На пороге возникла Матильда. Увидев моих гостей, она буквально застыла.

– Я… Прошу прощения, мис Делаида. Я услышать шум и хотеть убедиться, что вы в порядке.

– Все в порядке, Матильда, спасибо.

– Я не прочь перекусить, – вмешался Уилли. Перевернув опустевшую фляжку горлышком вниз, он слегка ее потряс. – И выпить. Кы… Кока-колы.

– Хорошо, сэр. – Матильда кивнула и попыталась отступить назад в коридор.

– Нет, – сказала я, вставая. – Я сама найду что-нибудь в кухне, а ты иди к ребенку.

Уилли резко выпрямился, и я увидела, как его лицо потемнело от гнева. Он был очень пьян, и мне впервые за все время захотелось, чтобы тетя Луиза и дядя Джо поскорее вернулись.

– Ты не служанка, Ади, – резко бросил Уилли и повернулся к Матильде: – Ну-ка, ты… Быстро принеси нам поесть, да не забудь колу. Давай, поворачивайся.

Матильда кивнула и ушла, а я обратилась к кузену:

– Зачем ты так? Она этого не заслужила…

Уилли промолчал, а Чаз противно захихикал. Он все еще валялся на полу, опершись затылком о кресло тети Луизы, и мне захотелось пнуть его ногой.

Следующие минут десять мы молчали, прислушиваясь к стуку капель за окном и музыке из радиоприемника, которую то и дело прерывали треск и шипение. Напряжение в комнате нарастало, делаясь густым, как меласса[44] на холоде. Наконец в коридоре снова раздались шаги, и в гостиную вошла Матильда с подносом, на котором стояли четыре высоких бокала с колой и тарелка с сыром и печеньем.

Мне очень хотелось, чтобы Матильда как можно скорее ушла, поэтому я встала и шагнула к ней навстречу, собираясь забрать поднос, а ее отослать обратно в детскую, но тут подал голос Чаз (а я было надеялась, что он уснул):

– Эй, а ведь я тебя знаю! – проговорил он и на четвереньках пополз к Матильде, норовя схватить ее за ноги.

Я быстро поставила поднос на столик, готовясь встать между ним и служанкой. Краем глаза я заметила, что верхние пуговицы платья Матильды были расстегнуты, хотя обычно она подобных небрежностей не допускала. Очевидно, она одевалась второпях и не обратила внимания на такую мелочь, как незастегнутые пуговицы. Впрочем, в этом не было бы большой беды, если бы из разошедшегося ворота не выпала висевшая на шелковой нитке крупная жемчужина – та самая, которую я видела у нее на шее во время Праздника урожая. До сегодняшнего дня Матильда скрывала свое единственное украшение под платьем, поэтому мне не приходило в голову, что жемчужина может по-прежнему быть у нее.

– Не думаю, сэр, – ответила Матильда, делая шаг назад.

– Ты хочешь сказать, что я лгу?

– Думаю, именно это она и хочет сказать, – вмешался Уилли из своего кресла, подняться с которого он либо не хотел, либо просто не мог.

– Прекратите! – воскликнула я. – Вы оба пьяны! Сядьте и ешьте, чтобы Матильда могла вернуться к моей дочери.

– Смотри-ка, что у нее есть! – Чаз добрался до Матильды и, с трудом вскарабкавшись на ноги, потянулся обеими руками к ее шее. – Настоящая жемчужина, будь я проклят! И какая крупная!.. Ты когда-нибудь видел, чтобы черномазые девки щеголяли в жемчужных ожерельях? Наверное, она ее где-то украла.

Уилли окинул Матильду расфокусированным взглядом и присвистнул.

– Ого! Точно, украла!.. Отвечай, черномазая, где ты взяла эту штуку?

– Это я ей дала.

Мы как по команде повернулись к Саре Бет, которая преспокойно выпустила изо рта тонкую струйку дыма.

– Матильда не крала эту жемчужину… – Сара поднялась с козетки, и я только сейчас заметила, что у нее новые серьги – очень красивые золотые подвески с крупными изумрудами. Точно такие же серьги Анджело Берлини купил в лавке Пикока для своей невесты. Должно быть, я невольно ахнула, поскольку Сара бросила на меня острый взгляд. В растерянности я перевела взгляд на Уилли и поняла, что он тоже их заметил. Даже Чаз обернулся в нашу сторону, выпустив из рук жемчужину, и Матильда поспешно попятилась, зажимая платье у горла. На пороге она, однако, остановилась в нерешительности, словно не зная, что лучше – сбежать или остаться.

– Так, так… – проговорил Чаз, укоризненно качая головой. – Откровенно говоря, я нисколько не удивлен, что наша Сара так любит черномазых. Мне приходилось кое-что слышать… Один человек, который заправляет нелегальной винокурней на старой плантации Эллиса, сказал мне по секрету, что…

Договорить он не успел – Уилли бросился на приятеля и сбил с ног. Оба мужчины повалились на пол, тумбочка, на которой стоял радиоприемник, зашаталась, и я в страхе всплеснула руками. Я была уверена, что сейчас произойдет что-то ужасное, но сделать ничего не могла. Краем глаза я видела, что Сара Бет стала белой, как полотно, и что пепел с ее сигареты вот-вот упадет на ковер тети Луизы.

Уилли и Чаз барахтались на полу. К счастью, они были слишком пьяны, поэтому удары, которые они пытались наносить друг другу, по большей части не достигали цели. В конце концов мой кузен ухватил Чаза за воротник и, притянув к себе, проорал прямо ему в лицо:

– Не смей говорить гадости о моей невесте! Не смей, слышишь?!. Эти люди с плантации – просто белая рвань, подонки! Они скажут все что угодно, лишь бы запятнать репутацию настоящей леди. А теперь – убирайся!.. – Он несколько раз встряхнул Чаза, потом швырнул его на тетино кресло. – Пшел вон!

Чаз вытер разбитую губу рукавом пиджака. Руки его дрожали.

– Я… я прошу меня извинить. Это была шутка. Я просто очень рассердился. Ваша черномазая дрянь меня рассердила!

– Вон отсюда! – повторил Уилли, делая шаг в сторону приятеля.

– Но… – Чаз с трудом выбрался из кресла. – Как же я поеду домой? У меня даже нет машины!

– Проваливай, кому сказано! – заревел Уилли, толкая его в грудь. – Убирайся из моего дома и больше никогда не попадайся мне на глаза!

Опасливо оглядываясь через плечо и поминутно спотыкаясь, Чаз выбежал в коридор, еле-еле разминувшись с Матильдой, которая так и застыла на пороге соляным столбом. Я услышала короткий грохот – на крыльце Чаз все-таки упал. Потом наступила тишина, и я решила, что он заснул прямо у нас на ступеньках. Интересно, подумалось мне, успеет он проспаться до того, как вернутся дядя и тетя, или дяде Джо придется везти его домой в своем грузовичке?

В другое время я бы, наверное, не сдержалась и захихикала, представив, как дядя забрасывает бесчувственного Чаза в кузов, точно тюк с бельем, но сейчас мне было не до смеха, потому что лицо у моего кузена сделалось каким-то странным. И у Сары Бет тоже. Эти двое смотрели друг на друга так, что у меня мороз пробежал по коже. Наконец Уилли сказал:

– Какие красивые у тебя сережки, Сара. Откуда они? Я что-то не помню, чтобы я дарил их тебе…

Сара Бет быстро облизала губы.

– Это не ты, это отец… Он купил серьги к моему дню рождения, но… я случайно их нашла, и ему пришлось подарить их раньше.

Уилли долго смотрел на нее и качал головой, потом, держась рукой за стену, вышел в коридор и добрался до лестницы. Схватившись за перила, он повернулся к нам:

– Я иду спать. Спокойной ночи, леди. – И, продолжая цепляться за перила, Уилли стал подниматься.

Ни я, ни Сара Бет не проронили ни слова, пока он не достиг верхней площадки и не пропал из вида. Потом моя подруга сказала:

– Я тоже, пожалуй, пойду домой. Извини, что испортила тебе вечер… – И, взяв с козетки свои меха, она тоже двинулась к выходу.

– Постой! – Я бросилась за ней вдогонку. – Ты слышала, что́ говорил Чаз о людях с плантации? Он имел в виду Вельму и Леона, правда?

Сара Бет пожала плечами.

– А ты слышала, что сказал Уилли? – парировала она. – Эти люди – просто подонки, и Клан правильно сделал, что вышвырнул их с плантации. Нечего им там делать!