Еще раз, решил трахнуть пальцами. Трахал долго и упорно, до тех пор, пока вся пиздёнка не намокла, пока почти вся ладонь проходить не начала. Пока лоно не сжалось в мощном оргазме, а она сама не выгнулась дугой.

Вот и все детка! Закончились игры! Моя ты! Моя!

Потом взял ее, перевернув на живот, и снова почувствовал, как лоно ее сжимается.

Потом, со сладострастием вылизывал ее клитор в позе восемьдесят восемь и отчетливо чувствовал, как он трепетал и сжимался.

Ей, черт возьми, было хорошо. Несмотря на все ручьи слез и отчаянное мычание она кончила.

— Вот видишь! Не у одного Игорька твоего хуй имеется! Я тоже могу и умею делать хорошо, детка, — шептал, похлопывая пальцами по еще вздрагивающему клитору.

Она тогда отчаянно мотала головой, мол, нет, нет! Ей нехорошо! Но мы оба знали правду.

Я еще несколько раз жестко брал ее, закинув ноги себе на плечи, не удержался и от анала и вот это было реальной ошибкой. Это реальное оскорбление для многих женщин. Но мне до одури хотелось отыметь ее повсякому! Чтобы вся, полностью была только моя, принадлежала только мне.

Позже напоил ее водой с большой дозой снотворного и успокоительного, нужно было, чтобы она спала очень крепко и долго, а проснувшись, не побежала сразу топиться или вешаться.

Все сложилось как по нотам. Приглашенный мной заранее, Игорь, все увидел и слился с горизонта.

А Арише я каждый день писал и молил о прощение. Все не как не мог простить себе, что не удержался от анала и реально ее унизил. Хотя, я к тому времени, за все свои двадцать два года, вынес от нее куда больше унижения и боли. Не физической, конечно, но все же.

Видеть любимую с другим, а иногда и под другим, это готов спорить, больнее всякого анала.

Она мне не отвечала. Она вообще целый месяц даже на улицу не выходила. Врала всем, что очень сильно простудилась и не может даже говорить из-за сильной ангины, которой и правда была подвержена.

Знал, что она ходила к Игорю, и доделала дело окончательно, он прогнал ее. И уехал куда подальше, оставив ее мне.

Я переживал за психику Арины, знал, что предательство Игоря для нее куда больнее, физического насилия.

Боже! Мне бы только оказаться рядом с ней! Я был уверен, что смогу вымолить ее прощение и утешить. Я готов был ради этого на все!

И тут, на мое счастье, ее братец боксёр, отправил на тот свет, троих богатеньких ушлепков, что пытались затащить его жену к себе в машину, поздно вечером.

Развлечение у них такое было долгое время, хватать прохожих девок прямо с улицы, да насильничать. На сей раз, им не повезло. Кармой накрыло пополной.

Без моей помощи ему бы двацарик на строгаче влепили, как не фиг делать! А там двое маленьких деток. Мама сердцем больная, точно не переживет такого. В общем, сама она ко мне пришла, о помощи попросила. Сквозь зубы, Шарахаясь и смотря как на волка зубастого, но попросила.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Я, конечно, воспользовавшись случаем, принялся вымаливать прощение. На колени готов был встать.

Девчонка сильно похудела и осунулась, словно не ела ничего все эти дни. И во всем этом виноват я! А глаза, прежде сияющие радостью жизни, теперь остекленели и опустели, словно она уже умерла! Хоть телом еще и жива. Видеть, как она изменилась было очень страшно и невыносимо больно.

Впервые в жизни, реально, захотелось самого себя на куски растерзать! Чуть было не задохнулся от накрывшей волны раскаяния. Но она делала вид, что не слышит моих слов. Смотрела мимо. Точнее — сквозь меня.

Потом встала и одним движением сдернула с себя легкое платье. Под которым уже не было ничего…

— Если хочешь, возьми меня. Я не буду больше плакать и дергаться, обещаю. Только помогите Стёпе, пожалуйста, — шепчет тихо, а саму трясет, словно с недельной попойки и слезы по щекам ручьем.

Сердце мое сжалось. Мне так хотелось ее. Очень хотелось. Но с ее нежностью, желанием. А не так! Не так, черт возьми!

У самого тогда слезы покатились. Я поднял платье и кинул им в девушку.

— Я же люблю тебя, дура! Люблю! — от слова люблю, Арина сморщилась как от удара. Что отозвалось в моем сердце резкой болью. Хотел подойти ближе, отошла. — Я не чудовище, Ариш! Ты ж знаешь! Я сожалею! Я с ума без тебя весь этот месяц сходил! Ну прости меня, Ариш! Прости! И не бойся! Умоляю! Я больше никогда не сделаю тебе больно! Клянусь! Я и сам себе простить не могу, родная моя! Мне жутко стыдно и больно. Ты б только знала, как мне больно!

Она не хотела видеть даже мои слезы, закрыв глаза, глубоко дышала, судорожно сжимая платье. Потом активно закивала;

— Хорошо, хорошо, только помоги Стёпе! Поговори с папой! Прошу! И я прощу тебя! Прощу! Обещаю.

— Я хочу видеть тебя! Хоть иногда. Не отказывай мне в общение! Прошу!

— Будешь видеть, когда захочешь! Обещаю! — кивает как заведенная и снова роняет платье.

Думает, что меня так просто купить? Серьезно?

Качаю головой.

— Одна ночь с тобой, это ни что, Ариш! Мне не хватит и всей жизни, чтобы вымолить прощения. Одевайся.

Надела платье, и я увидел на нем кровь, она капала из носа.

— У тебя кровь, возьми платок.

Протянул Арине свой платок, но взять она его не успела. Побледнела, глаза закатились и упала на пол, словно подкошенная. И сколько бы я не старался, в себя не приходила.

Пришлось вызвать скорую. Арину увезли. Я поехал с ней. А в больнице, на мою великую радость, врачи и сообщили мне о том, что девушка ждет ребенка.

Это был просто подарок небес! Теперь, Арина точно никуда от меня не денется!

Глава 14

Я понимал, что, скорее всего ребенок не мой, но все же, до последнего надеялся на чудо.

На родах присутствовал, за руку держал. А взяв девочку на руки, расплакался, но совсем не от умиления. Смирновский профиль у младенца угадывался на раз.

Хорошо еще, что девочка. Все можно списать на схожесть с матерью, а не с отцом.

Но ничего. Ничего. Я научусь любить эту малышку. Научусь. Я отберу у него еще и дочь и буду для нее самым лучшим папой в мире!

К тому же, забота о девочке, это самый верный способ добиться расположения ее мамы. С которой у нас так пока ничего и не склеилось. Она терпела меня только ради брата, да еще теща, да продлит Господь ее дни, рьяно была за меня и без помощи Степану даже.

Я каждый день просил у нее прощения, она каждый раз кивала, но отворачивалась и единственное, что позволяла, это взять себя за руку. Даже в загсе ответила да, хриплым, севшим голосом и не сразу. Я вообще думал, ломанется из него к чертовой матери. Стёпку то уже отмазали, но она решила наказать меня по-другому….

Ни в загсе, никогда кричали “Горько!” у нас не было настоящего поцелуя. Так, едва касалась моих губ своими, или и вовсе щеку подставляла.

Я со всей горчайщей ясностью понимал, что брачная ночь, ни хрена мне сегодня тоже не светит! Сначала хотел напиться, но вовремя себя одернул, тогда ведь точно не удержусь, и все осложнится еще больше. Не дай бог еще и малыша лишимся.

Во время танца, я шепнул ей, чтобы она расслабилась и не боялась. Все будет лишь, когда она захочет. Я буду ждать столько, сколько нужно. Она кивнула и даже поблагодарила.

— Спасибо тебе, Вадь! За все спасибо. Я постараюсь! Я очень постараюсь, — шептала, стараясь не расплакаться.

Но когда мы оказались в номере для новобрачных, она видимо поняла, что стараться, выше ее сил. Побелела вся. Затряслась. Хотя я отошёл от нее сразу, как закрыл двери номера.

Я на минуточку, говорит. И заперлась в ванной. Я слышал, как шумит вода, но думал, что она рыдает под ее шум.

Пускай проревется, пускай смирится. Я ее не трону сегодня и может быть, она оценит это уже завтра утром. Ну, а если нет, я подожду. Я покорю ее терпением и покладистостью. Я готов ждать. Готов.

Вскоре вода литься перестала, настала полная тишина. Я подождал еще полчаса и начал стучаться. Самому уже нестерпимо хотелось отлить.

Она не отвечала, в ванной вообще была абсолютная тишина, и эта тишина очень быстро довела меня до паники, я начал долбиться в дверь и кричать, чтоб открыла.

Запаниковал, начал метаться по комнате. К счастью, на столике увидел связку ключей и один из них был и от ванной.

Открыв дверь, я чуть не обделался от ужаса. Она лежала в ванне полной крови, прямо в гребаном, свадебном, мать его, платье!

Вот это наказала, так наказала!

Вот тварь, а!

Ведь не за неделю и даже не за день! Именно перед первой брачной ночью, сука! Чтоб все увидели! Чтоб все узнали и заебли меня нахер вопросами, а как же так?! А что ж случилось? И дитя свое ради этого не пожалела даже! Все лишь бы мне отомстить! Дрянь!

И надпись на зеркале помадой оставила — Прости, не могу!!! — которую я сразу и не заметил, отец мой заметил…

— Что значит — Прости, не могу?! Что значит, а? — налетел на меня отец, в туалете больницы.

— Ну, я ж говорил, что они с Игорем расстались. Она его с другой поймала. Но я думал, у нас все сложится….

— Не могла она его с другой застукать! Слышишь ты! Не могла! Он за три дня до этого, аванс пораньше попросил, чтобы колечко ей ко дню рождения купить и предложенье сделать! Сам сказал! Мне сказал! Слышишь ты?? Признавайся, что сделал?? Напоил девчонку и снасильничал??

Я никогда прежде не видел отца в такой ярости, казалось, ему сейчас ничего не стоит, свернуть мне, его собственному сыну, шею.

Я молчал. Ни признаться, ни отрицать, сил не было, — отец все понял и так.

— Вот уж не думал, что урода воспитал! — бросил пренебрежительно.

— Он бросил ее! Сбежал! Я с ней! Я! Я люблю ее! Понятно? — я старался быть убедительным насколько это возможно, но отец лишь еще больше взбесился и снова прижал меня к стене.