На улице он поймал меня за руку и привлек к себе, обнимая. Я трепыхнулась, но меня лишь сильнее сжали:

— Злись сколько угодно, имеешь право. Милая, я соскучился.

— Вы сами просили не врать. На вас это правило не распространяется?

Он вздохнул:

— Распространяется. Я понимаю твое негодование.

— Тогда почему, Витольд? — я вырвалась из кольца теплых рук, — за что?! Вы знали, кто я, кто мои родители, но упорно делали вид, что не в курсе. Вы меня и на работу именно поэтому взяли?

— Я знал, кого собеседую на работу, но сделал предложение именно хорошему специалисту. Как видишь оказался прав, ты не раз доказывала свою компетентность.

— Не верю, Витольд, не верю!!! Это родители попросили? По старой дружбе?

— Нет, мы только недавно возобновили общение.

Я обхватила себя руками, пытаясь спрятаться от ветра. Витольд следил за мной, затем шагнул и намотал шарф на шею:

— Карине не нравилось, что я постоянно общался с твоими родителями. Мы звали и ее, однако она чувствовала себя неуютно. Десятый класс, Мил вился возле Лены, и я знал, что там все серьезно. Ландыш, как бы объяснить…

— Честно, Витольд, честно! Я должна знать. Ваша жена…

— Моя бывшая жена.

— У вас дети мне ровесники! Кошмар, я в трансе! Это невероятно!

— Тебя смущает разница в возрасте?

— И это, — я поникла, — когда я собирала пазл у вас, мелькнула мысль, что вы могли бы быть одноклассниками родителей. А тут… любовные треугольники.

— Не было ничего. Мое отношение к твоей маме больше похожи на отношение к сестре. Ты знаешь картину, которую я пытался воссоздать?

— Нет, — я незаметно для себя уже была вновь в его руках.

— Обязательно посмотрим оригинал вместе. Тогда мы с Милом были увлечены копирование шедевром живописи. И да, с Кариной я действительно встречался, соблазнил на позировании. Когда она сообщила о беременности, я не стал отпираться, сам переговорил с ее родителями и нам помогли с заявлением, потому что оба были несовершеннолетними.

— А та картина?

— Было все как говорил твой отец. Я действительно попросил Лену помочь, но сразу объяснил, что она будет прикрыта тканью. Она была в нижнем белье. Но Карина накрутила его, так что и драка была. Карина ревновала к ребятам, плюс еще гормоны играли во время беременности.

— То есть вы не виноваты?

— Ландыш, все виноваты, потому что на эмоциях приняли решение, повелись на провокацию. А я виноват, что втянул тебя во все наши старые разборки.

— Вы любили Карину?

Он с заминкой ответил:

— Я благодарен ей за наших детей. Ландыш, мое отношения с другими женщинами не влияют на нас.

— Карина говорила про измены.

— Было.

Я вновь оттолкнула его Вишневский отпустил:

— Вы так спокойно об этом говорите?!

— А смысл отрицать то что было? Ландыш, я не святой.

В повисшем молчании мы дошли до набережной.

— Если вы знали, что папа так безумно любит маму, зачем вы просили ее позировать в таком виде?

— Карина не согласилась, а я уже считал себя женатым. Как говорит молодежь — ступил. Картину я закончил и подарил твоим родителям к дню бракосочетания.

Он стоял, облокотившись на парапет, затем повернулся:

— Иди ко мне, Ландыш.

— Нет.

— Хорошо, что еще тебя мучает?

— Вы.

— Что именно?

— Витольд, я уже не знаю, что со мной. Я хочу вам верить, но постоянно происходит что-нибудь, что выбивает почву из-под ног. Вы постоянно в центре внимания, на вас постоянно кто-то заявляет права, пытаясь указать мне мое место.

— Они могут думать что угодно, важнее то, что хочу я. И мое желание быть с тобой, мое место рядом с тобой. Сейчас для меня важнее не мнение общества, а то, что хочешь ты, о чем думаешь ты, и чего боишься ты. Да, я персона публичная, в мире архитектуры весьма значимая личность. Своего положения добился сам, кропотливым и упорным трудом. Но я человек, Ландыш, мужчина. Я тоже способен любить и нуждаться в близком человеке. И поверь, так же как тебя, меня тоже гложут сомнения.

— Так может лучше и не мучить друг друга? — я едва сдерживала слезы.

— Нет! — он стремительно подошел ко мне, — я не сдамся и тебе не позволю. Ландыш, отношения сейчас обесценились. Пробные браки, любовь по интернету, виртуальное романы. Без обязательств и с трусливым оправдание, что так сохраняется свобода. Неуверенность в себе, недоверие к половинке. Все строится на чистой физиологии, выдумывается идеал, который потом рушится. Я не хочу и не могу так. Не единожды было. И знаешь, меня не устраивает такой суррогат. А потом появляется рыжая девушка с разноцветными глазами, и вдруг ты понимаешь, что бывает иначе.

— Ну почему я вам не верю?!

— Потому что сегодня ты узнала о том, что я умолчал. Это нормально. Ландыш, не спеши. Месяц для нас это мало. Не торопись принимать решения и не спеши рвать. Мы только в начале пути. Я не буду тебя торопить.

Он стоял почти вплотную, но даже не прикасался, словно давая мне возможность сделать первой шаг. Я молчала, совершенно запутавшись в слова, мыслях. Происходящее действительно выбивало почву из-под ног, и мне еще недавно казалось правильным разорвать отношения. Но Вишне… Витольд прав. Легче всего спрятаться в песок. Сложнее научится принимать человека таким какой он есть. Научится принимать со всеми недостатками, не идеализируя. Я осторожно подняла взгляд и едва не задохнулась от нахлынувших чувств. Его глаза горели огнем. Согревающим и сжигающим. Словно всю свою внешнюю невозмутимость он компенсировал страстным взглядом.

— А вы сами уже решили? — в горле сдавило.

— Да. Вчера осознал. Но я уже говорил, решать только тебе.

— Мы вечно спорим.

— Если бы мы спорили, то я бы воспользовался самым лучшим аргументом.

— Каким?

— Соврал что люблю.

— Соврали???

— Ландыш, с любимыми не спорят. Мы с тобой учимся быть вместе. Милая, сделай сейчас то, что тебе хочется. Без оглядки на окружающих, без попытки просчитать что я хочу. Просто сделай то, что тебе сейчас больше всего надо.

Я завороженно смотрела на него. Это завуалированное признание в любви? Витольд ждал. Я вздохнула и сделала тот самый шаг, разделявший нас и тут же очутилась в его руках, практически вжатая в тело. Но мне мало, не отрывая взгляда от карих глаз, тихо шепнула:

— Поцелуй.

Это сумасшествие какое-то! Одна улыбка и у меня уже подкашиваются ноги. Витольд медленно наклонился и губы обожгло нежным прикосновением. Он не спешил, и лишь учащенное сердцебиение под моей ладонью на его груди говорило, что он сдерживает порывы.

Страсть может быть бережной и ласковой. Каждое почти невесомое прикосновение губ вызывало в бурю эмоций, каскад невероятных ощущений во всем теле. Исчез вечерний Питер, шорох волн Невы, рев моторов автомобилей, голоса редких прохожих. Даже ветер словно растворился, устыдившись мешать нам. Лишь мы, пьянящие поцелуи и бьющиеся в унисон два сердца.

Я благодарна ему, что из нас двоих он первый остановился. Без слов, тяжело дыша, прижал к себе, поглаживая по волосам. Я чувствовала, как изредка он касался губами макушки. Когда нам обоим удалось восстановить дыхание, Витольд тихо шепнул:

— Милая, запомни ощущения, запомни момент. Когда станет плохо или будешь сомневаться, а меня не будет рядом, просто вспоминай этот поцелуй.

Я кивнула, не в силах говорить. Ощущения были словно после долгой дороги я вернулась домой. Потихоньку в голове прояснилось, дыхание выровнялось. Слегка отстранившись, я промолвила:

— У меня в ночь поезд.

— Я обещал отвезти тебя к родителям. Сдай билет, вечером из Пулково вылетает самолет на Москву. В полночь будем там, Богдан довезет нас домой.

— Я не готова.

— Поэтому твоя комната полностью в твоем распоряжении. Только надо к тебе заехать, взять все для работы. И еще… Тебе очень дороги эти бантики?

Он с улыбкой дотронулся до них, осторожно снимая с волос.

— Это просто заколки.

— Это хорошо, — он размахнулся и вышвырнул их в Неву, — у тебя паспорт с собой?

— Да, — я растерянно смотрела на него.

— Когда тебя сегодня увидел в ресторане, почувствовал себя Гумбертом. Нет, мне нравится, как ты выглядишь, нежно и красиво, но я слишко устал от перелетов, голодный, потому что пообедать нам не дали и мне сейчас для полноты ощущения не хватало лишь объяснений с полицией и уверения, что я не педофил.

— Ах это, — выдохнула облегченно я.

— А этого мало? Ну извини, что разочаровал. Но то, о чем ты подумала, записано в стратегических планах, — усмехнулся он и легонько чмокнул в нос оторопевшую меня, — Ландыш, отомри, я пошутил. Пока пошутил.

— Вы когда голодный, теряете свое чувство юмора. Пойдемте, нам надо на метро, — я тоже решила отшутиться, потому что намеки опять пугали.

— Зачем?

— Едем к маме и папе, наши вещи там, да и вам надо пообедать.

— Ландыш, уже давно придумали такси.

— Вы сноб.

— Нет, милая, это любовь к комфорту. И так быстрее доберемся до еды.

Машина нашлась быстро, и даже доехали мы без пробок. Поднимаясь по лестнице, я нервничала, потому что реакцию родителей не могла представить, да и мое отношение к их молчанию. Рука Витольда тут же легла на плечо, словно ободряя.

Нас ждали. Родители молчали, тревожно вглядываясь в мое лицо. Витольд помог мне раздеться, сам снял куртку. Отец не выдержал:

— Ланда, ты как?

— В порядке. Я пока не готова говорить на эту тему. Мам, мы голодные, я сейчас приготовлю обед и потом…

— Уже все готово, мы с папой все сделали, — захлопотала мама, — Вит, пойдем покажу где руки помыть.

Проследив за ними взглядом, я повернулась к отцу.