— Чай сделаешь? А то в горле пересохло что-то.

— Чай?..

Я растерянно взглянула на него.

— Да, чай. Сделай мне чай, Лиза.

Сглотнула. Спохватившись, пошла ставить чайник.

Он уже деловито разместился на моем диване и щелкал пультом в телевизоре.

— У меня к чаю варенье есть, абрикосовое. Хочешь?

— Хочу.

Я несу поднос с кружками, дымящимся заварным чайником и вазочкой, в которой красуется идеально сваренное варенье из крупных абрикосовых долек.

— Черный чай  с бергамотом. Ничего? — разливая чай в кружки, интересуюсь на всякий случай.

— Ничего. А варенье, сама делала? — зная ответ наперед, лукаво приподнимает бровь он.

— Я? Нет, что ты. Мама у нас любит варенье делать. У них целый сад во дворе. Чего только не растет – абрикос,  яблоки, груша.

— Моя мама тоже всегда на зиму варит. Уже несколько лет, как в Сочи переехала, там и зимы-то нет, а она все равно варит и варит. Раньше из яблок и абрикоса варила, а теперь из инжира.

Я бросаю короткий взгляд в его сторону. Широкие плечи обтянуты темно-серым джемпером. Крепкая шея, поросшие щетиной скулы. Красивый, мужественный профиль.

— Придется тебя разочаровать. Я не варю варенье.

Как просто. Пять минут назад мы обсуждали жуткие темы, а теперь пьем чай и беседуем про варенье.

— Ничего, отправим тебя к моей маме на практику, — ухмыляется Воровский. — Заодно и мяту научишься выращивать.

— Эй… — бросив в него уничтожающий взгляд, я беру в руки свою кружку с ароматным чаем.

— Нет, ну если ты умеешь готовить что-нибудь стоящее, с практикой можно будет повременить. До августа.

Он беззвучно смеется и тоже утыкается в кружку с чаем.

— Сейчас ударю тебя подушкой, — рычу я.

— За что?

— За то, что ты слишком много о себе возомнил.

— Попробуй только.

Его взгляд – горящий весельем, пьянящий. Дерзкая улыбка. И, кажется, чай отставлен  в сторону…

Он резко притягивает меня к себе и накрывает мои губы поцелуем. По коже летят волшебные мурашки. Я обвиваю его шею руками, вдыхаю его запах, и все остальное теряет значение. Желание вспыхивает яркой вспышкой внизу живота, и я уже плавлюсь в его объятиях. Он продолжает терзать мои губы властным поцелуем и опрокидывает меня на диван. Я запускаю пальцы в его волосы, короткие и густые, издаю тихий стон и подаюсь бедрами ему навстречу.

Его руки забираются под мое шерстяное платье и бесстыдно задирают подол.

По-хозяйски стягивают с меня колготки и трусики, а следом в игру вступают губы: они усыпают горячими поцелуями шею и нежно покусывают грудь, спрятанную в тонкую ажурную ткань бюстгальтера.

Я обхватываю коленями его бедра и тяну на себя. Срываю с него шерстяной джемпер, с наслаждением оглаживаю обнаженный торс. В моих глазах горит желание. Я хочу его, безумно хочу…

Он сжимает меня в крепких объятиях, с вожделением поглаживает внутреннюю сторону бедер и на ощупь щелкает пряжкой ремня на джинсах. Еще миг, и он вдавливает меня в диван всей тяжестью своего тела.

Страсть горит внутри меня яркими всполохами. Я принимаю его в себя и растворяюсь в горячей сладости его вторжения. С громкими стонами впиваюсь пальцами в его плечи и ловлю его ритм. Теперь мы двигаемся в унисон друг другу. Как будто танцуем красивый эротический танец. Один на двоих.

Он сдирает с меня лифчик, сжимает мою грудь, терзает губами шею, а потом отрывается и двигается внутри равномерными глубокими рывками.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Стоны, всхлипы… наслаждение захватывает нас без остатка. Дыхание сбивается. Я сжимаю сбившееся со спинки дивана покрывало и полностью растворяюсь в нашей страсти. По телу прокатываются горячие волны. Разрядка слишком близко. Воровский с хриплым стоном утыкается в мою шею и обрушивается на меня тяжестью своего тела. Мы взрываемся. Одновременно, ярко, резко. И я обмякаю под ним, окончательно сбитая с толка.

— Завтра утром собери вещи, Лиза, — сгребая меня в охапку, хрипло шепчет мне на ухо Воровский. — У меня дела в компании, а потом я заеду за тобой.

— Миша, я не хочу уезжать… мне нравится здесь… — пытаюсь брыкаться я.

— Лиза, рассматривай это, как приказ…

Глаза обжигают слезы.

— В личной жизни не может быть приказов.

— В нормальной жизни, наверное, не может. Но твоя ситуация с бывшим мужем и сестрой не дает нам возможности жить нормально.

— Я не хочу переезжать к тебе. Мне хорошо, когда мы просто встречаемся. Переезд – слишком серьезно. Даже на время.

— Чего тебе не хватает? — он отстраняется. Его задевает мой отказ, я чувствую. — Романтики? Так я куплю завтра цветы. Достанем свечи и устроим ужин на двоих. 

Усмехается и тянется за одеждой.

— Видишь? — одергивая платье, морщусь я. — У тебя даже мысль о том, чтобы подарить мне цветы, вызывает усмешку.

— Это не усмешка. Это обида. Неужели не понимаешь? Я не каждой женщине предлагаю переехать.

Я молчу. Напряжение повисает в воздухе, не давая нормально дышать.

Как объяснить, что мне дороже всего свобода? Что его приказы неуместны и вызывают только одно – стойкое желание остаться здесь?

Он обижен, это чувствуется по внезапной холодности.

— В общем, подумай до завтра. Я повторять предложение не буду. Если передумаешь, позвони мне.

Подходит ко мне, едва ощутимо прикасается к моим губам и идет к выходу. Я слышу, как он обувается, как надевает пальто, но не спешу бежать следом. Сижу на диване, нервно разглаживая свое смятое платье. Он не говорит мне «до свидания». Просто громко хлопает дверью, давая понять – разговор окончен.

Губы дрожат. Я готова сорваться на всхлипы. Трясущимися руками убираю недопитый чай на поднос. Сбрасываю чашки в мойку и закрываюсь в ванной комнате. Слезы катятся ручьем. Зачем он все портит? Я не хочу под его постоянный контроль. Для меня нет ничего важнее моей свободы от мужчин. Неужели нельзя просто встречаться? Заниматься любовью, ходить на свидания и оставаться самими собой?

Он не знает, как мне страшно. Дико страшно снова оказаться в серьезных отношениях с мужчиной, который собирается контролировать мою жизнь.

Глава 45. Воровский

Бессонница. Она прокрадывалась в спальню, не давая покоя. За окном занимался едва заметный серый рассвет, а Воровский так и не смог уснуть. Понимая, что бесполезно валяться в постели и таращиться в потолок, он надел халат и отправился в рабочий кабинет.

Загрузил ноутбук и проверил почту. Пришел отчет от Марка. Личное дело Олега Данилевского. Ухмыльнувшись, Воровский открыл документ.

— И что у нас тут? — впился глазами в текст он.

Олег Данилевский. Бизнесмен с безупречной репутацией.  Занимается продажей компьютерной техники, имеет свою сеть магазинов. Очень галантный кавалер, подчеркнуто уважителен ко всем сотрудницам в своей компании. Никогда не изменял жене. Развелся по согласию обеих сторон.  Тщательно скрывает любую информацию о своем прошлом.

— А что же в этом прошлом, Марк? — задумчиво потер подбородок Воровский.

«В общем, мне удалось кое-что обнаружить. У Данилевского нет никаких родственников. Он отказник. Воспитывался в детском доме. В возрасте десяти лет был усыновлен странной семейной парой, увлекающейся экстрасенсорикой и биоэнергетикой. Пара погибла при загадочных обстоятельствах на одном из семинаров в предгорьях Кавказа. Муж и жена были убиты в своей палатке ночью. Мальчику тогда исполнилось двенадцать. После смерти обоих приемных родителей его отправили обратно в детский дом. Кстати, убийца так и не был найден. В общем, наш клиент очень стыдится своего прошлого. Старается, чтобы информация о том, что он воспитывался в детдоме, нигде не проскользнула. Но вот что еще интересно. По исполнению восемнадцати лет Данилевский отправился в армию. По распределению попал в отряд специального назначения «Крокус», был отличным снайпером. Серьезно увлекается стрельбой на профессиональном уровне до сих пор. У него есть собственное отлично оборудованное стрельбище в двадцати минутах езды от города».

«Как интересно», — призадумался Воровский. Он сам увлекался стрельбой, и не было ничего увлекательнее, чем выбить все возможные мишени.

«То, что его приемные родители погибли, а убийца так и не был найден, может стать отличным козырем. Как знать, может, он сам приложил к этому руку?»

Воровский снова подумал о Лизе. Его очень обидел ее отказ. Он же от всего сердца предложил ей переехать. К чему цепляться за собственное упрямство, когда обстоятельства так накалились? Романтику ей, видите ли, подавай.

Он не станет ей звонить. Пусть побудет наедине со своими мыслями. Может, через пару дней пожалеет о том, что отказала ему.

Отказ ставшей такой важной женщины приводил его в ярость и захлестывал горьким отчаянием. Почему? Чем ей не нравится идея быть с ним рядом?

Звонок в дверь заставил Воровского удивленно вскинуть бровь. Кого принесло в начале восьмого?

На пороге стоял один из его заместителей, Сергей.

— Беда, Михаил Викторович.

— Что за беда?

— Откройте интернет. Французский рынок обвалился. Мы терпим убытки каждую минуту. Как будто это чья-то четко спланированная атака.

Они поднялись в его кабинет. С ужасом наблюдали за обвалами рынка на огромном экране. Каждую минуту потери «Финансиста» становились все ощутимее.

— Если так пойдет дальше, к вечеру мы окажемся банкротами, — Воровский бросился переодеваться, чтобы отправиться в офис.

Сергей звонил ведущим сотрудникам. Орал в трубку прекратить торги, пока не поздно. Но паника мало помогала остановить накатившую волну.