По груди растекается тепло. У меня есть муж. Муж, который меня любит и не даст в обиду. Муж, от которого не надо прятаться и которого не надо бояться. Теперь Олег не имеет никакого отношения к моей семейной жизни.

Скоро я ощущаю, как сильные руки притягивают меня к себе спиной. Закрываю глаза и позволяю себе полностью окунуться в безмятежность, которую дарят прикосновения.


Губы Воровского скользят по влажной шее и плечам. Руки смыкаются внизу живота и бережно поглаживают нежную кожу.

Он так близко под струями воды, что спиной я ощущаю жар его тела. Пытаюсь намылить его мочалкой, но его рука скользит все ниже, дразнит, не давая сосредоточиться на процессе. Меня бросает в дрожь от его сладких прикосновений. Позабыв про мочалку, я подаюсь ему навстречу. Чувствуя мое настроение, он запускает пальцы в мои волосы и прижимает к себе сильнее. Возбуждаясь, я становлюсь податливой в его объятиях. Я, будто мягкий и теплый воск. Его губы скользят по моей шее, плечам, руки гладят округлые бедра. Он резко разворачивает меня к себе лицом, настойчиво касается губами рта. Пальцы сжимают мягкую грудь, покручивают, но осторожно – чувствительность моего тела на данном этапе беременности зашкаливает. 

     Низ живота сводит от желания. Я хочу впустить его и несмело подаюсь вперед. Его руки скользят вниз, гладят живот, еще ниже, осторожно раздвигая нежные складочки между ног, а пальцы мягко массируют внутри.

   Мое тело отзывается сладкой судорогой на каждое движение. Я прижимаюсь щекой к прохладному кафелю. Чувствую, какой он большой и твердый, и с моих губ срывается стон.

— Да…. О, да, милая… — насаживая меня на свой член, хрипло выдыхает Воровский.

Он слаженно двигается во мне, и от этого по моему телу рассыпаются тысячи искр. Он впивается в мою шею губами, терзает ее жесткими поцелуями и покусываниями, а я ловлю его ритм и парю от волшебного ощущения, которое дарит наше соитие под теплыми струями воды.

— Ты моя… — хрипло выдыхает мне в шею Воровский, и за этим следует яркая разрядка. Обессиленно обмякнув, я висну на его шее. Мне хорошо, как никогда.

На ощупь ловлю его губы под струями воды.

— Я люблю тебя, — шепчу в них. — Люблю, слышишь, Миша?

— Я тоже тебя люблю, милая…

Он запускает пальцы в мои волосы, и несколько мгновений смотрит в мои глаза. Потом склоняется ко мне и дарит нежный поцелуй.

Поцелуй под струями воды кажется бесконечно долгим.

Воровский выключает душ и тянется за полотенцем. Бережно заворачивает меня в большое полотенце и помогает выбраться из ванной.

— У тебя тушь размазалась, — как только мы оказываемся на полу, сообщает он.

— Точно, — улыбаюсь я. — Сейчас все смою…

Бросаюсь смывать остатки косметики с лица, пока Миша вытирается вторым полотенцем.

Мы отправляемся в спальню. Сидим на постели в одних полотенцах и пьем безалкогольное шампанское, закусывая его угощениями – целый поднос красиво нарезанных тропических фруктов в подарок от отеля Иракли. 

Когда фрукты больше не помещаются у меня внутри, я подбираюсь ближе к Воровскому и устраиваюсь в его объятиях. Он опирается спиной о спинку кровати и притягивает меня к себе. Мы молчим. Я чувствую, как сильно стучит его сердце. В который раз осознаю, что у меня под сердцем мирно спит крошечное существо, которое скоро превратится в человека.

Через приоткрытое окно слышно, как вдалеке шумит море. И я вдруг ловлю себя на мысли, что эти мгновения – самые счастливые в моей жизни. В тишине, безмятежности и объятиях любимого мужа.

Глава 57. Лиза

Мои родители гостили у нас с Мишей еще неделю после свадьбы. Ольга и Иракли не отставали, постоянно наезжали в гости и возили сватов по интересным местам под Сочи и Адлером. Все, чего мне хотелось в те дни – это забраться под одеяло в спальне и не высовываться.

Мы вздохнули спокойно, только когда мои родители уехали. Вот тогда и начался наш настоящий медовый месяц. Ремонт мы решили ненадолго отложить, и просто наслаждались друг другом. Конец марта выдался очень теплым, весна вовсю раскрывала свои объятия, и не было большего наслаждения, чем гулять по вечерам вдоль набережной, а потом ужинать в каком-нибудь ресторанчике с видом на море.

В апреле свекровь учила меня сажать мяту. Я вошла во вкус, и мы с ней

перекопали весь двор, высаживая все подряд – розы, пионы, кустарники декоративного самшита и даже редис с луком.

В конце мая зацвели пионы, и моему счастью не было конца. Воровский, вдохновленный моим настроением, привел рабочих, и те сделали  беседку. В углу двора установили широкие садовые качели, на которых я могла часами сидеть, любуясь своим разношерстным садиком.

Пару раз в неделю мы жарили овощи и мясо на гриле,  а потом ужинали в своей новой беседке. Мы старались наслаждаться каждым моментом, и мы были счастливы в своем ожидании ребенка. Так прошла половина лета.

В июле плановое УЗИ показало, что в конце октября у нас родится девочка. Я уже не влезала в свои прежние вещи, но радовалась до безумия. Казалось, никого другого я и не хотела. Стоило представить, как мы с малышкой будем играть в нашем доме, и счастье накрывало меня с головой.

Но самое неприятное случилось в конце августа. Событие, которое вмиг обратило меня в прежнюю неврастеничку и трусиху, грянуло, будто гром среди ясного неба. 

Я хлопотала на кухне – мое положение уже не позволяло проявлять активность, но готовить всякие вкусности мне безумно нравилось. В августе поспевали яблоки и вишня, и на этот раз я делала шарлотку с вишней.

Мой муж вернулся домой и вошел на кухню.

— Они закрыли дело, — хмуро сообщил он.

— Как, закрыли? — сглотнула я.

— Вот так. Пригожин звонил мне. Сегодня в обед официально сообщили, что дело закрыто. Дело Азуле закрыли, повесив убийства на залетных. Те орудовали с кражами в том районе. Их поймали, им же и приписали убийство, чтобы удовлетворить французскую сторону.

Что-то оборвалось внутри. Я медленно открыла духовку и достала ароматный пирог.

— То есть, Олег может беспрепятственно вернуться в Россию? — с отчаянием заглянула в глаза мужу я.

Он беспомощно всплеснул руками.

— Надеюсь, он не посмеет вернуться.

Я схватила его за руку.

— Миша. Купи мне пистолет!

— Лиза! Какой пистолет, тебе рожать скоро!

— Купи мне пистолет и научи меня стрелять! Я не собираюсь подвергать опасности жизнь нашей малышки!

— О вас позабочусь я, Лиза! Неужели ты думаешь, что я допущу, чтобы с вами что-то случилось?

— А если он нагрянет внезапно? Так же, как в тот дом, где убили Азуле?

— Не нагрянет. В наш дом так просто не пробраться. А с сегодняшнего дня мы усилим охрану. Передадим фоторобот в местные отделы полиции. У Иракли есть подвязки, ты же знаешь. К нашему дому и к больнице, где ты будешь рожать, Олег не подойдет, клянусь тебе. Ему всадят пулю в лоб, как только он окажется у дверей больницы. Я собственноручно это сделаю. О нашем доме и говорить нечего.

Я вздохнула и сняла испачкавшийся в сахарной пудре фартук. Стало тяжело дышать.

— Лиза, ты в порядке?

         Воровский подошел ко мне и привлек к себе.

— Все будет хорошо, милая. Я тебе это обещаю. Он не появится.

Муж гладил меня по спине, целовал мои руки, но это не помогло. Внутри меня поселился кошмар. Олег может вернуться в Россию. Полиция закрыла дело, теперь за Олегом никто не следит. Он снова может делать, что угодно. Нет, конечно, может, ему плевать на меня и он счастливо живет в Израиле, не собираясь возвращаться, но что если… если собирается?!

Я так разволновалась, что не могла есть и спать. Последняя встреча с Олегом стояла перед глазами. Стоило мне закрыть глаза, и в голову начинали лезть воспоминания. От них нет таблеток, и память нельзя стереть. Он не остановится. Ни перед чем не остановится. Он оставил меня в живых, чтобы я села в тюрьму за убийства. Если узнает, что я вышла замуж и вот–вот стану мамой, он не будет церемониться.

Через три дня начались схватки. Наша маленькая девочка, будучи не в силах выдержать моего внутреннего напряжения, родилась семимесячной, двадцать девятого августа.

Первые дни после ее рождения мы все, будто сошли с ума. Воровский ночевал с нами в платной палате. У входа в родильное отделение дежурила охрана. Ольга, моя свекровь, как безумная, носилась по городу вместе с Иракли, судорожно закупая все необходимое для младенца – ведь мы ничего не покупали заранее, считая это плохой приметой, и думали, что у нас в запасе еще сентябрь и октябрь. Ремонт не успели завершить, и теперь тоже подгоняли рабочих, чтобы успеть за те дни, что нас держали в больнице, хотя бы привести в порядок гостиную и детскую.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А я, рассматривая мою маленькую и хрупкую девочку в боксе, с ужасом ждала нападения Олега.

Молоко от нервного напряжения не пребывало, и малышку перевели на искусственное вскармливание.

— Ваша девочка полностью здорова. Несмотря на внеплановые роды, все внутренние органы работают слаженно, легкие полностью раскрылись, — через десять дней говорила нам с мужем детский педиатр. — Необходимые прививки сделаны, и я не вижу причин, по которым вас следует задерживать в больнице. Завтра мы выпишем вас домой.

Как любая мать в родильном доме, я хотела домой. Но будет ли дома безопасней?

— Лиза, — обиделся Воровский. — Неужели ты думаешь, что я позволю кому-то приблизиться к нашему дому? Да будет тебе известно, за те десять дней, что вы с дочкой провели здесь, в нашем доме поставили пуленепробиваемые окна. Весь месячный доход с клуба пошел на это новшество. Он не сунется к нам.  А если покажется рядом с домом, я пристрелю его. Поверь, я умею стрелять не хуже него, и у нас дома есть отличный пистолет. Если тебе мало, я могу купить автомат.