И я любил ее, и я знаю, что она тоже меня любила.

Я говорю в прошедшем времени, потому что мы на переходе, в шаге от будущего. Мы уже завтра.

Моя маленькая птичка такая глупая. Ее шаги на песке робкие, отчаянные. Она так во мне нуждается. Я ей нужен.

Никто, кроме меня.

Навсегда. То, что не сделала зеркальная комната, помог мне сделать Дино Орсини. Но я ему не должен.

Я никому не должен. И во мне нет страха. Я всегда жил так, как я хочу, лишь однажды усомнившись в истинности своих поступков и желаний. Я хотел измениться, хотел стать кем-то другим, кем не являюсь, и я стал, не перестав при этом быть прежним собой.

Я не победил своих демонов. Я помирился с ними. Я научился с ними жить. Мне больше не нужно видеть кровь на лице женщины, чтобы почувствовать власть. Мне не нужны ее слезы и мольбы. Никакой физической агонии.

Мне нужно больше.

Увидев меня настоящего, когда я оборачиваюсь к ней, Лекси разворачивается и бежит. Ее страх осязаем, он сладкий и горячий, искушающий. Мне нравится…

Я догоняю ее на крыльце. Хватаю, толкая вперед, вжимая в дверь своим телом. Она вскрикивает, поцарапав щеку о деревянную, грубо обработанную поверхность. Ручка от двери упирается ей в бедро, причиняя боль, но я не замечаю. Я слышу запах ее страха с примесью сексуального возбуждения и дурею от болезненной потребности трахнуть ее прямо здесь, на пороге, утверждая в очередной раз свою власть и ее слабость. Единственный довод, которому она внимает – это секс, агрессивный и примитивный, который выколачивает из нее не только болезненно-сладострастные стоны, но и дурь, и сомнения.

Ее сотрясает дрожь и рыдания, немые, сухие, бесслёзные, но от того еще более мучительные.

– Чего ты испугалась, дурочка? – внезапно для самого себя нежно шепчу я, убирая с ее плеча влажные спутавшиеся волосы и целую беззащитную кожу шеи, лаская бешено пульсирующую венку. – Никто тебя не обидит. Клянусь.

– А ты? – чуть слышно шепотом спрашивает Лекси. Я сжимаю ее ягодицы, приподнимая и прижимая к возбужденному паху.

– Если обижу, то я же и пожалею, детка. Ты меня знаешь, я не умею долго сердиться. Не на тебя.

– Чего ты хочешь, Джейсон? Зачем ты это сделал? Я бы все равно была с тобой. Я бы не ушла, не смогла бы. Я же всегда возвращалась.

– Я хочу… – произношу я, наклоняясь и захватывая кубами мочку ее уха, потираясь об упругую попку. – Помнишь, я сказал, что не могу без зеркальной комнаты?

Лекси кивнула, сдавленно всхлипнув, когда, подняв руку, я ласково провел кончиками пальцев от линии ее шеи до плеча, всем телом ощущая ее внутреннюю дрожь.

– Так я не лгал. Ничего не изменилось, кроме декораций, детка. Сейчас я максимально откровенен. Ты должна знать, прежде чем мы примем решение.

– Разве ты дашь мне выбор? – задыхаясь, спросила Лекси.

– Между плохо и очень плохо, детка, – усмехнулся я, целуя ее в плечо, мягко прикусывая кожу. Мои пальцы переместились ниже, лаская внутреннюю сторону ее бедер.

– Я не вернусь в зеркальную комнату. Лучше убей меня сразу, – отчаянно шепчет она. Я улыбаюсь в ее волосы, поднимая подол платья до талии. Смотрю вниз, любуясь ее задницей, покрытой синяками. Глажу, утешая…

– Тебе и не нужно, детка. Я хочу, чтобы твоя душа стала зеркальной комнатой, малышка. И в каждом из зеркал мое отражение. Моя воля и мое желание. Понимаешь, о чем я? Ты можешь дать мне это сама… Или я возьму силой. Выбор есть, как видишь. – Желание утвердить сказанное делом срывает меня с тормозов, и я опускаю вниз брюки, вжимаясь между раздвинутых бедер.

– Не надо, – всхлипывает она. – Пожалуйста, остановись.

– Прости, детка, – шепчу я со стоном, глубоко проникая в нее, чувствуя каждой веной ее жар и влажность, бархатистые стенки, сжимающие меня, как всегда слишком плотно. То, что мне нужно… – Моя любимая девочка… – бормочу я, зарываясь лицом в ее волосы, наслаждаясь удовольствием, которое мне дарит ее тело. – Прежде чем принять решение, ты должна знать, что я не спрошу у тебя того, что не смогу дать взамен. И если я хочу, чтобы твоя душа, тело, каждая мысль, сон, мечта и пожелание были для меня и обо мне, значит… я знаю, что это… Значит, я чувствую то же самое, детка. Я не спрошу больше, чем смогу дать тебе сам. Никогда. Обещаю.

Эпилог

Манхэттен. Нью-Йорк.

Дино Орсини наблюдал за траурной процессией из тонированного окна своего бронированного лимузина. Его не интересовали люди в траурных одеждах, рыдающие над закрытым гробом, прощающиеся с той, кого считали своей дочерью, подругой, сестрой.

Похороны Марии-Александры Памер.

Какая скорбь! Красивые пронзительные речи! Трогательные и искренние слова соболезнования родным и близким.

Дино цинично ухмыльнулся, проведя указательным пальцем по губам. Саша была бы тронута, увидев, как много людей пришли поплакать над ней. Возможно, он однажды покажет ей видео с ее похорон. Пусть они посмотрят с Джейсоном вместе. Его похороны не были такими грустными. Скорее, пафосными. Скучными. Немного всплакнула вдова Пола Доминника. Брайан даже не явился. Возможно, были и те, кто вздохнул с облегчением, узнав, что Джейсон покинул этот грешный мир.

Как интересна и удивительна жизнь! Какие неожиданные сюрпризы подкидывает, когда их совсем не ждешь.

Орсини улыбнулся уголками губ, наблюдая за хрупкой фигуркой Андреа Памер. В прямом черном платье-футляре, темных очках и волосами, собранными в строгий пучок на затылке, она выглядела неожиданно взрослой. Скорбь и страдание придали ей более зрелый вид. И в тоже время она казалась такой уязвимой и беззащитной, что сердце трепетало в груди от одного взгляда на это невинное создание.

Красивое и чувственное создание с удивительно синими серьезными глазами, которые смотрели на него с примесью страха и восхищения на протяжении последних недель. Соблазн был велик, но Дино не тронул ее.

Ему не хотелось тушить этот чистый свет влюблённости в васильковых глазах. Она не подозревала ни о чем. Он играл с ней в любовь, а Андреа верила. Она начиталась со сказок и романов о любви. И в нем видела запретный плод, темного, но прекрасного рыцаря, ради которого готова была пойти на все.

Уговорить Андреа пожить в его доме было легче простого. Она слушала его, открыв рот, и верила беспрекословно. Чудное было время. Вечера, наполненные смехом, разговоры ни о чем. Романтические фильмы. Дино позволил себе совсем чуть-чуть. Самые невинные ласки. Господи, смех, да и только. Для такого порочного человека, как он, бояться коснуться невинной девушки – разве не абсурд?

– Дино, я на объекте, – произнес в наушник сотрудник внутренней разведки Изиды. Орсини отвел взгляд от Андреа Памер, включаясь в разговор.

– Слушаю, Кларк, – сухо отвечает он.

– Их нет, Дино. Камеры отключены, местные наблюдатели выведены из строя, никаких следов их пребывания. Команду на поиск я уже дал. Ты подтверждаешь?

– Нет. – Орсини расплывается в задумчивой улыбке и снова обращает свой взгляд на девушку, которая, трогательно прижимая к груди алые цветы, безмолвном плаче, глядя, как в могилу пускают гроб ее сестры. – Я знал, что он уйдет. Это было написано на его лице, когда он смотрел на свою сучку. Дадим им фору, Кларк. Они заслужили немного счастья. Пусть наслаждаются. Я тоже сделаю паузу.

Дино закусил нижнюю губу, испытывая мучительное и неправильное с этической точки зрения желание. Кладбище, могилы, траурные лица…

Андреа Памер, семнадцатилетняя нимфа в черном. Ее горе и скорбь такие искренние, такие сладостные в своей естественности и правдивости. Ему захотелось, чтобы это юное лицо было полно эмоций и чувств по отношению к нему.

Такое новое ощущение. Похожее на то, когда он впервые взял на руки свою крошечную дочь. Откровение, понимание, что ничего уже не станет, как прежде, после этого момента. Мир окрасился в новые цвета.

Но не розовые и кружевные, как в момент рождения его малышки.

А бордово-красные и металлические. У Дино был непревзойденный учитель. Все грани боли…

Она пока не догадывается, что рядом с ней затаился хищник, а не галантный и красивый коллега ее погибшей сестры, который сейчас выйдет из машины, чтобы выразить свои соболезнования.


P.S.

Некоторое время назад.

Отель Baur au Lac

Джейсон

Я смотрел на этого парня в полном недоумении. Как можно быть таким идиотом? Таким слабаком? Жалкое подобие мужчины.

И мне реально было жаль его, когда, увидев меня, идущего через зал, он нервно убрал в карман коробочку с кольцом, которое демонстрировал администратору с рессепшена. Наверно, по моей самодовольной улыбке было понятно без слов, откуда я иду и почему выгляжу таким удовлетворенным. На самом деле, мое довольство показное и только исключительно для Мика Купера. Внутри пустота и руины. Этот парень получил мое, и мало того, он пришел, чтобы закрепить результат. Прилетел на крыльях любви, мать его. Сукин сын.

– Ты к Лекси? – поравнявшись с Купером, с ублюдочнй усмешкой спрашиваю я. – Она немножко устала. Измотал я ее, Микки. Может, покурим, а молодой человек с рессепшена твои цветочки постережёт.

Я вижу, как бледнеет Купер, глядя на меня, как кролик на удава.

– Пошли, – киваю я ему, жестом приказывая идти за собой. – Дай ей время хотя бы душ принять, – очередная жалящая реплика. Меня не красит то, что я делаю. Но мне все равно. Я полон яда. Мои телохранители следуют по пятам. Взглядом приказываю им остаться в фойе.

Мы с Миком выходим в парковую зону. Я вытаскиваю сигарету, снисходительно оглядывая своего соперника.

– Ты серьезно думаешь, что она за тебя выйдет? – начинаю с главного.

Купер уже успевает взять себя в руки. В его взгляде, обращенном на меня, холодная уверенность. А парень с зубами. Совсем забыл, как он играл в мстителя, когда я вернулся из Тибета.

– Да. Уверен, – кивает Мик, заставляя меня мысленно поаплодировать его самообладанию.