Шей Саваж - Офсайд

Да уж… не попадусь на это.

– Ну, мне нужно завтра прихватить Николь Скай по дороге в школу, так что тогда то и поставлю свое имя на листах, – сказал я с ухмылкой. – Это считается?

Он рассмеялся.

– Отличная работа. – Он открыл свой телефон и начал прокручивать список на экране. – Как прошла тренировка?

– Хорошо, – сказал я. – Была немного укороченной, но мы наверстаем до пятничной игры.

– Хммм. – Очевидно, он не обратил на это внимание, поэтому я взял кое-какой еды, прикончил ее и без дальнейших разговоров отправился в свою комнату. Поднявшись к себе, запер дверь и решил по-быстрому закончить свою домашку. Я намеревался удостовериться, что он не поймает меня за этим делом, иначе разразился бы ад.

Как только я развернулся лицом к комнате, то сразу же понял, что он тут был.

Немного торчал СD-диск, а этого точно не было когда я уходил. Моя подушка лежала на кровати неровно, а ящик от прикроватной тумбочки был чуть сильнее приоткрыт. Я похолодел. Папа явно тут был, осматривался – что-то искал. Что? Что он мог пытаться найти? Что он подозревал?

Я подошел к тумбочке и опустился на колени возле стопки журналов «Goal». Самый верхний был двухмесячной давности. Они были уже негодными, и кипа была не такой высокой как раньше. Взял их, начав снова складывать, и быстро обнаружил, что было не так.

Мой этюдник пропал.

Я прикрыл глаза и постарался дышать медленно и спокойно. Но не вышло. Я почувствовал, как напряглись мышцы и ускорился пульс. Пальцы дрожали, из-за чего мне пришлось положить журналы на пол. Так как я не мог их там оставить, то быстро сложил и положил обратно на полку тумбочки.

Может, он просто переложил его.

Я быстро осмотрел комнату в поисках других изменений. Становилось сложнее дышать, грудь болела.

Книжная полка – я выровнял ряд из шести книг, которые больше не стояли в одну линию.

Мой комод – два футбольных трофея стояли теперь не вровень с прочими.

Кожаный диванчик у окна – выдавался чуть вперед и был виден легкий след от ножек на ковре. Я подвинул его на место.

Что еще? Что еще?

Я не мог этого вынести. Он не должен был приходить сюда и не должен был что-то трогать. Теперь все было не так, и я просто не мог справиться с беспорядком. Ничего не было так, как надо. Ничего. Ничего.

Мне нужен был мой этюдник.

Открыл дверь и направился вниз по лестнице, отчаянно стараясь сохранять спокойствие. Я не мог спросить его – никоим образом, – так что нужно было просто найти тот.

Безуспешно.

Ни в одной из мусорок не было никакого намека на этюдник – ни в доме, ни в тех, что стояли на улице.

Я вернулся в комнату, но не мог здесь оставаться. Сейчас она была просто неправильной. В ней нужно было слишком много всего исправлять. Я вернул часы на место на тумбочке, обратив внимание, что было почти десять тридцать. Даже не заметил, что прошло так много времени.

Что еще было не так? Что еще пропало или было не на месте?

Я осмотрел комнату. Мне не удавалось сконцентрироваться. Нужно было ложиться в кровать, но я был не в состоянии заснуть тут. Ни в коем случае.

Спустившись вниз на цыпочках, я пошарил в своей футбольной сумке в поисках ключей, открыл входную дверь как можно тише и забрался в машину. Особо не задумывался куда собираюсь, хотя пункт назначения был мне совершенно очевиден.

У меня было только одно место, куда поехать.

Свет монитора создавал мягкое сияние с другой стороны окна Николь. Я припарковался на старой лесовозной дороге, откуда моя машина не будет видна с улицы, и теперь стоял на газоне прямо под ее окном.

Оглядевшись, нашел на земле несколько камешков и по одному стал бросать в ее окно, пока Николь не выглянула на улицу.

– Какого черта ты делаешь? – спросила она.

– Могу я зайти? – спросил я в ответ.

Она вздохнула и закатила глаза.

– Иди к двери, – проворчала она.

Я добрался до крыльца как раз в тот момент, когда Румпель открыла дверь. На ней была серая футболка и шорты, и очевидно, что она собиралась ложиться спать.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Я не могу находиться в своей комнате прямо сейчас, – сказал я, умоляя взглядом, чтобы она не задавала вопросов. Должно быть, она услышала мою молчаливую просьбу, потому что оглядела с головы до ног, вздохнула и жестом пригласила в дом.

– Только тихо, – прошептала она. – У папы глубокий сон, но если он тебя увидит…

Ей и правда не нужно было ничего добавлять. Каждый раз при мысли о шерифе Скай, у меня перед глазами возникал его образ с пистолетом на поясе. Я знал, что он никогда не рискнет что-то мне сделать намеренно, но если бы решил, что защищает свою дочь, он бы пристрелил меня даже не задумываясь.

Мы пробрались наверх в комнату Румпель. Она выключила монитор компьютера и жестом указала на кровать. Я наблюдал за ней, пытаясь решить, что именно должен был сейчас сделать. Казалось, будто я вдруг играю в нападение и не могу вспомнить, как разыгрывать мяч ногами. Понятия не имел, что делать.

К счастью, Румпель, казалось, знала.

– Ну же, давай, – сказала она, раздраженно вздохнув. – Залезай.

Возможно, Шекспир сказал бы, что я «претерпел спасение души и тела»⁵⁶. По крайней мере, думаю, Николь могла бы быть моим спасением.

Но что если она этого не хотела?

Сняв обувь и носки, я забрался в кровать Николь и положил голову на ее подушку. Казалось, еще до того, как она легла рядом, ее запах, окруживший меня, уже успокоил мои нервы. Как только она оказалось под боком, я снова обнял ее за талию, и в мой мир вернулась концентрация. А когда она поднесла руку к моему лицу и зарылась пальцами в мои волосы, я почувствовал, что снова могу глубоко дышать.

– Что он сделал, Томас? – прошептала Николь. В окутанной темнотой комнате я видел лишь ее очертания.

И сразу все становилось проще.

– Он был в моей комнате, – тихо сказал я. – Я просто… Это глупо, я знаю, но… – Мой голос оборвался.

– Что? – настаивала Николь.

– Он передвинул вещи… кое-что забрал. Все было не на своих местах.

Секунду Николь молчала, казалось, обдумывая сказанное мной.

– Это действительно тебя нервирует, не так ли?

– Да, – признал я. – От вида твоего шкафчика у меня чуть не случился сердечный приступ.

Она тихонько рассмеялась в нос и погладила мой висок.

– Но тебя не бесит находиться в моей постели, несмотря на то, что я никогда не застилаю ее?

– Да… с этим порядок, – сказал я и понял, что говорю серьезно. – Она хорошо пахнет.

– Она хорошо пахнет? – приподняла брови Николь.

– Да, – ответил я. – Она пахнет тобой.

Я почувствовал, как мое лицо обдало теплом, что было странно. Темнота, очевидно, скроет сей факт от нее, и я был этому рад.

Николь притихла на пару минут, и я прикрыл глаза: просто лежал и думал об ощущениях, возникающих, когда ее пальцы чуть сгибаются и ноготки слегка почесывают кожу моей головы.

– Что он забрал? – спустя некоторое время спросила Николь.

– Ничего особенного, – я пожал плечами. – Всего лишь мой этюдник.

– Ты рисуешь? – от шока в ее голосе я напрягся. Никогда ни с кем не разговаривал о своем этюднике или о рисунках, и мне не хотелось, чтобы она думала, что я тащусь от искусства.

– Не особо, – сказал я, пытаясь дать задний ход. – То есть, совсем непрофессионально. Это больше похоже на… каракули, наверно.

– Зачем ему его забирать?

– Он не хочет, чтобы что-либо отвлекало меня от футбола, – ответил я. – Он просто беспокоится за меня – я знаю. Просто хочет убедиться, что я не теряю концентрацию. Но там была парочка набросков… ну, я бы не хотел, чтобы они пропали. Не знаю, что он с ними сделал.

– И как это соотносится с беспокойством за тебя? – сказала Николь голосом полным яда.

– Я хочу стать профи, – сказал я, вновь пожимая плечами. – Если я позволю чему-то встать у меня на пути, то мои шансы попасть в нужную команду будут невелики. Если собираешься быть лучшим, будь, на хрен, лучшим. Я не соглашусь ни на что другое.

Николь хмуро посмотрела на меня.

– И какая команда нужная?

– «Реал Мессини».

– Правда? – Николь фыркнула. – Томас… они даже не посылают футбольных агентов в США.

– Теперь посылают.

После долгой паузы Николь вновь заговорила.

– Что ты имеешь в виду?

– Они приедут смотреть мою игру через две недели, – ответил я.

– Ты серьезно? – тон ее голоса повысился, и она приподнялась на кровати, не сводя с меня глаз. – Они ищут замену Уильяму?

– В итоге, да.

– Ни хрена себе, – пробормотала она. – Томас, это колоссально.

– Именно поэтому он не хочет, чтобы что-либо этому препятствовало, – объяснил я. – Он просто хочет для меня самого лучшего.

– Забрать у тебя этюдник и сломать ребро – это ли самое лучшее для тебя? Насколько хорошо ты сможешь играть со сломанным ребром?

Я поморщился, чувствуя, как все мышцы натянулись. Закрыл глаза, словно так смогу вынудить образы исчезнуть из моей головы.

– Он не специально, – сказал я. – Это был несчастный случай.

– Чушь собачья, – пробормотала Николь.