– Я вроде как бросил год назад, – сказал он, – Не часто курю, так… изредка, это помогает успокоить нервы.

– Да, – согласился я, кивнув. – Я тоже не… э-э… курю много.

– Это плохо скажется на твоем времени при пробежке, да?

– Ах… да, плохо. – Я задумался, откуда он узнал о времени моих пробежек, но у меня не было возможности спросить.

– Нам нужно установить кое-какие общие правила, Томас, – сказал он. – Знаю, это может казаться какой-то тщательно продуманной хитростью – может, так оно и есть…

Он искоса посмотрел на меня, прежде чем глубоко затянуться и продолжить:

– Но я вроде как сомневаюсь в этом.

Каким-то образом он понял, что я заинтересован в ней больше, чем показывал. Шериф просил меня сохранить его секрет, но означало ли это, что и он в свою очередь сохранит мой или расскажет ей о своих подозрениях?

– Как много Николь рассказала тебе о причинах своего отъезда из Миннеаполиса?

– Достаточно, – ответил я.

Он кивнул.

– Я понимаю, что тебе не ведомо, что значит быть отцом, – сказал шериф Скай, – но после того звонка самым сложным для меня было не прыгнуть в самолет и не совершить убийство. Вторым самым сложным, что мне пришлось когда-либо сделать – это уважить желание Николь не выдвигать обвинений и не увидеть тех двоих повешенными. Ну… или по крайней мере посаженными в колонию на несколько лет.

– Она не хотела ничего предпринять по этому поводу?

– Не-а, – ответил он, устремив взгляд через задний двор на темные очертания деревьев в лесу. – В первую очередь она была слишком смущена. Она тоже делала что-то незаконное в то время и могла быть привлечена к ответственности. Она хотела оставить все в прошлом, а не ворошить это снова и снова.

Я не особо задумывался о ее мотивах, но исходя из того, что я о ней знал, все складывалось. Она не хотела, чтобы люди лезли в ее дела, а уж всеобщее внимание к ним ее бы убило.

– Я понимаю, что ты не так давно знаешь Николь, но хочу кое-что рассказать о моей дочери, – сказал шериф. Я кивнул и постарался сделать вид, что занят курением. – Она всегда была независимой личностью, сызмальства. Если ей что-то засело в голову, то лучше было сделать так, иначе разверзся бы ад. У этой девчонки есть характер.

– Хех! – фыркнул я. Да, я был в курсе о коготках котенка, без сомнений. Шериф Скай тоже хохотнул.

– Ты не раз уже видел эту сторону ее натуры, да?

– Да, – ответил я и мог поклясться, что слышал, как он сказал «хорошо», прежде чем мы продолжили:

– Когда я приехал в Миннесоту после того… «инцидента», то девушка, которую обнаружил там, была не моей дочерью, или, по крайней мере, не той, которую я знал. Она была робкой и напуганной и вечно хотела, чтобы кто-то сказал, что ей надо делать. Она не брала на себя никакой инициативы. Будто мне и так не хватало зла на все это…

Он замолчал и покачал головой, прежде чем продолжить:

– Наблюдать за таким ее поведением… Это была просто не моя девочка.

Он впечатал окурок своей сигареты в землю рядом с собой и вытащил еще одну. У меня по-прежнему оставалась половина моей, ведь я фактически не особо активно ее курил. Все, что я мог делать – это слушать его и при этом представлять мою Румпель.

– Потом я выяснил у ее матери кое-что еще, – сказал шериф Скай, – и был так же взбешен на свою бывшую, как и на тех двоих, что сотворили с ней такое.

– Что? – спросил я, когда он не развил эту тему. – Что она сказала?

– Она сказала, что Николь была такой не из-за… не из-за того, что с ней произошло. Она сказала, что Николь вела себя так в течение нескольких месяцев – с тех пор, как начала встречаться с этим чмо.

Я встал и сделал пару шагов по направлению к патио. Вдыхая, уставился на яркий огонек на конце сигареты. Шериф вновь устремил отстраненный взгляд на лес, в то время как я обдумывал его слова. Старался представить Румпель совсем тихой и ждущей, пока кто-то скажет ей, что делать, и не мог. Зачем бы ей так себя вести?

– Я до сих пор не знаю, что именно он сказал или сделал ей, чтобы так изменить ее поведение, – сказал шериф Скай, его слова эхом откликались в моих мыслях. – Она не говорит об этом, и я просто надеялся, что если забрать ее сюда, подальше от всего того, это бы помогло ей вернуть себя. Я не замечал никаких признаков ее… признаков той девочки, которую знал в последнее лето, когда она была здесь… признаков моей привычной дочери… до того дня.

– Какого дня? – спросил я.

– Когда она вернулась из города, нашла тебя сидящим на крыльце и устроила тебе разнос.

Эта сцена пронеслась у меня в голове. Она определенно была взбешена тем, что нашла меня тут. Я чуть улыбнулся.

– Да, так я и думал, – подметил шериф.

– Что думали? – спросил я и взглянул ему в лицо: он ухмылялся.

– Она милая в таком состоянии, не правда ли?

Мое лицо чуть обдало теплом, несмотря на прохладный ветерок из леса. Я улыбнулся, вспомнив, как выведенная из себя Румпель шла на меня, выпустив кошачьи коготки и стиснув зубы. Да уж, она определенно была милой в этот момент. Более чем милой.

– Увидев это, – продолжил он, – я понял, что правильно поступил, привезя ее сюда. Я должен поблагодарить тебя за это, сынок.

– Вы рады, что я взбесил ее? – Правильно ли я его понял?

– По тому, как ты это сказал, могу предположить, что ты часто ее бесишь, не так ли?

Я кивнул.

Шериф рассмеялся.

– Тогда, думаю, ты ей на пользу, – наконец произнес он, перестав смеяться. – Скажи-ка мне кое-что, Томас.

– Ладно, – сказал я.

– Тебе дорога моя дочь?

Когда я взглянул в его глаза, мое лицо покинул малейший намек на улыбку. Как же они были похожи на глаза Николь: не только цветом, но и насыщенностью и чувством, что если достаточно долго смотреть в них, то можно заглянуть прямо в душу их владельца.

– Да, сэр, – ответил я, – дорога.

Он кивнул.

– Позволь задать еще вопрос, – сказал он, сев немного ровнее и не мигая уставившись на меня. – Была ли твоя мать последней женщиной, которой ты дорожил?

Я сглотнул образовавшийся в горле ком, но он спустился к груди и застрял теперь камнем там. Потер пальцами переносицу, уронил руку и пробежал ладонью по бедру. Я снова посмотрел на него… в его глаза.

– Да, – сказал я.

– Тогда, может, и Николь тебе на пользу.

Долгое мгновение мы смотрели друг на друга, и неожиданно я почувствовал, что уже не так волновался о его общих правилах, как некоторое время назад. Я понятия не имел, какие границы он собирается установить, но по крайней мере не было похоже, что это будет включать слова «отвали на хрен от моей дочери, пока я не вышиб тебе мозги».

Последовали несколько минут тишины, пока я обдумывал слова шерифа Скай. Я признал, что она мне была дорога, и он был совершенно прав – в прошлом я никогда не заморачивался по поводу какой-либо другой девчонки, с которой был. Честно говоря, мне было пофиг, увижу ли я кого-то из них снова. Я не желал им смерти или чего-то подобного, просто никогда о них даже не думал.

Николь была совсем другим делом: я думал о ней все гребанное время. На самом деле это было прямо-таки раздражающе. Возвращаясь мыслями в тот день, когда впервые поводил ее по всей школе, я не мог припомнить подряд пары часов, которые провел бы не подумав о ней хоть раз.

Моя Румпель.

– Ладно, Томас, – наконец сказал шериф Скай, прерывая повисшую тишину, – пора пройтись по правилам.

Он выпрямился, опираясь спиной о стену, и посмотрел на меня.

– Ладно, – ответил я. То есть, а что еще я мог сказать? Я постарался взять себя в руки и морально подготовиться. Даже пытался не думать о том, что буду делать, если он категорически запретит мне бывать в ее комнате или еще что-то, но это было еще сложнее представить.

– Когда Николь только рассказала мне о том, что ты пришел прошлой ночью и оказался в ее постели, моей первой реакцией было уложить тебя на чертовом диване. Если тебе нужно где-то остаться… что ж, я бы не выставил тебя за дверь, но это место не подразумевает кровать моей дочери.

Мой взгляд уперся в пол, и я сделал глубокий вдох, стараясь представить, как сплю на их диване внизу, в то время как Николь была бы в своей комнате наверху. Мне не очень это понравилось, но он не томил меня слишком долго.

– Но, как я понял по ее словам, от этого не будет особой пользы, – продолжил он. – Поэтому ты можешь оставаться у нее в комнате, но с открытой дверью.

У меня округлились глаза, когда я осознал, что именно он говорил: позволял мне спать с его дочерью. Ну, не спать с ней… но… черт. Просто… черт. Ладно, открытая дверь была не такой уж прекрасной идеей, и отчасти это было даже странно – знать, что ее отец мог заглянуть и увидеть меня с ней, но все же это было лучше, чем альтернатива.

Я поднял на него взгляд и кивнул.

– Это меня вполне устраивает, – ответил я честно.

– И никаких бросков камней в окна, Бога ради, – сказал он. – Мне не нужно, чтобы ты разбил стекло или сновал тайком по округе. Если уже поздно, для того чтобы стучать – снаружи есть ключ. Николь может показать тебе его, или ты можешь позвонить ей, чтобы она тебе открыла – оставляю выбор за ней.

– Ладно, – сказал я со слабой улыбкой.

– И не смей съедать все, что она приготовит, и оставлять меня без еды, – добавил он.

Я рассмеялся.

– Договорились, – ответил я.

– Есть еще кое-что, – сказал шериф Скай, став серьезным. – И насколько я могу судить, это самое важное.