Натали Гарр - Огни большого города

– Что же?

Он качает головой, мол, не важно.

Издали виднеется его дом. Вот дела… не успела я насладиться вождением, как уже пора выходить. Интересно, он позволит мне самой проехать через ворота, или это слишком ответственное задание?

– Как у тебя с поворотами и парковкой?

Я фыркаю.

– Думаю, справлюсь.

– Ну тогда вперед. Только убедись, что на нас никто не мчится…

Пф-ф-ф, будто сам не в состоянии! Оглядываюсь – никого нет, дорога девственно чиста.

Поворачиваю руль влево, получается слишком грубо, и нас вновь потряхивает.

– Нежнее, детка. Нежнее.

Мое сердце падает вниз.

Детка.

Черт, я слишком возбуждена, чтобы продолжать путь.

Проезжаю через ворота, торможу, перевожу коробку в «паркинг», на всякий случай вытягиваю ручник и глушу мотор.

Фух, всем спасибо, все целы!

Роберт широко улыбается.

– Можно было не ставить на ручник, здесь плоско.

– Перестраховалась, – деловито заявляю я.

Мы одновременно вылезаем из машины и идем в сторону дома.

– У меня есть идея, – говорит Роберт, на ходу сняв пиджак. – Что скажешь, если я приглашу тебя в одно местечко?

– В какое? – улыбаюсь и ляпаю, не подумав: – Решил все-таки посетить съемки Ричи?

Эддингтон останавливается посередине лестницы и, обернувшись, бросает на меня косой взгляд.

– Вообще-то я имел в виду не это… – он мрачнеет, – но если этот клоун и его приглашение занимает все твои мысли, то…

Опять двадцать пять!

– Не занимает, – небрежно бросаю я, – меня не интересует ни он, ни его кино.

Мы поднимаемся на второй этаж. Роберт проходит в гостиную и плюхается на диван.

– Так что ты хотел предложить?

– Ничего, – бормочет он, очень недовольный.

– И долго на этот раз ты собираешься дуться?

– Дуться? – Он выглядит оскорбленным. – Я никогда не дуюсь, Кэтрин. Я злюсь или не злюсь. Сейчас я злюсь.

– Я вижу. – Я тоже сажусь на диван. Роберт тут же поднимается и подходит к окну. Ясно, не хочет, чтобы я приближалась. – Почему ты злишься? Ты сам назвал меня кузиной и дал ему повод подкатывать ко мне…

– Дал ему повод? – Он разворачивается и закипает от бешенства. – По-твоему, если я не назвал тебя своей девушкой, то какой угодно сраный урод может подойти и пофлиртовать с тобой?

Я пожимаю плечами.

– Это он подумал, не я.

– Да плевать я хотел, что он подумал! – Его голос срывается на крик.

Вот гадство.

– Он трахает все, что движется! Меня бесит твоя реакция, неужели ты не понимаешь?!

– Но я ничего не сделала…

– Ничего?! Ты флиртовала с ним у меня на глазах! Как какая-то малолетняя калифорнийская актрисулька, которые ходят к нему на пробы и получают роли через постель!

Что?! Да как он…

– Меня не интересует этот твой дружок, и по постелям я не прыгаю…

– Если бы не я, ты бы поехала с ним, – утверждает Роберт.

Я в шоке. Не понимаю, как он может кричать и говорить такое… я этого не заслуживаю.

– Я ведь прав? Отвечай, ну!

Слезы подступают к глазам, и я больше не в силах спорить и доказывать что-то.

Разворачиваюсь и быстро шагаю к лестнице. Хочу поскорей очутиться в спальне, залезть на кровать и накрыться покрывалом с головой.

– Кэтрин! – кричит он мне вслед, но догонять не спешит. Решаю все-таки ответить.

– Я бы не поехала без тебя никуда, даже если бы ты назвал меня своей бабушкой.

Не дождавшись от него реакции, быстро забегаю наверх, врываюсь в свою комнату и рыдаю в подушку.

* * *

Просыпаюсь от того, что кто-то гладит меня по голове.

Открываю глаза и хмурюсь. Мой враг собственной персоной. Сидит на краю кровати в черной кожаной куртке, белой футболке и джинсах. В этом образе он чертовски привлекателен, особенно с взъерошенными на макушке волосами.

– Должен сказать, что спящей ты мне нравишься еще больше. – Его улыбка обезоруживает, и я уже не помню, как несколько часов назад он орал на меня и сыпал беспочвенными обвинениями.

– Который час?

– Шесть. И мое предложение все еще в силе.

– Уже боюсь спросить, какое… – с опаской отзываюсь я, принимая вертикальное положение.

– Сегодня в «Трубадуре»[35] выступает отличная команда. Послушаем немного живой музыки?

Я мигаю, осмысливая это забавное название – «Трубадур».

Киваю, решив, что хуже уже не будет.

– Здорово. Тогда у тебя есть двадцать минут, чтобы съесть приготовленный мной сэндвич, переодеться и спуститься вниз.

Он встает с кровати, приковывая мое внимание к своей упругой заднице, обтянутой плотным темным денимом. Ох, какой же он…

– Поторопись, Бэйли, – на выходе говорит Роберт. Я смущенно отвожу глаза и замечаю на тумбочке тарелку с бутербродами и стакан сока. Почти дежа вю.

* * *

Перед концертом Роберт отвозит меня в уютное кафе, где я наедаюсь до отвала. Видимо, сэндвичей ему показалось недостаточно.

Снаружи «Трубадур» не впечатляет. Обычное двухэтажное здание со светящейся вывеской.

Когда мы подходим, Роберт делает звонок, и из деревянных дверей показывается упитанный мужчина в серой, абсолютно нелепой шляпе.

– О, бизнесмен явился! – Оба смеются. – Добро пожаловать!

– Привет, Трип. Как жизнь? – Удивляюсь, как дружелюбен с ним Эддингтон. Значит, его мудачество распространяется не на всех.

– Потихоньку. Стараюсь вести здоровый образ жизни, – отвечает толстяк.

– Надеюсь, однажды тебе это удастся, – шутливо бросает Роберт, за что получает легкий хлопок по плечу.

На этот раз меня не представляют. Наверное, так лучше.

– Кто сегодня играет?

– The Fray[36], – отвечает Трип, – через пятнадцать минут начало.

– Посадишь нас подальше от всех, ладно?

– Разумеется, дружище. Идем.

Пока я обиженно размышляю над своим статусом, Роберт берет меня за руку и ведет за собой.

Сжимаю его руку в ответ, за что получаю одобрительный взгляд из-за плеча. Его ладонь такая теплая… он играет моими пальчиками, пока мы крадемся мимо шумной толпы, заполняющей весь зал.

Я никогда не была на концертах и никогда не слышала живой музыки.

Поднимаемся на второй этаж и становимся у деревянного балкона, откуда хорошо видно сцену и фанатов.

– Если что-нибудь понадобится, принесут сюда, – говорит Трип.

Роберт кивает и благодарит его.

Толстяк оставляет нас одних. Эддингтон отпускает мою руку, кладет ладони на перила и смотрит вниз.

– Значит, в Нью-Йорке ты управляешь ED Group, а в Эл-Эй ходишь в «Трубадур» послушать рок-концерт… – задумчиво тяну я, – не кажется ли тебе, что это не совсем… логично?

– Возможно, – усмехается Роберт, – я вообще весь состою из противоречий и не поддаюсь никакой логике. Необычный парень, знаешь ли…

Я с грустью заглядываю в его глубокие карие глаза и внезапно осознаю, насколько мы разные. Что я могу ему предложить? Что есть во мне такого, чего нет в других, простых, ничем не примечательных девушках?…

– Я знаю, что и ты тоже необычная, – внезапно продолжает он.

Кто, я?

– Сомневаюсь. Во мне не…

– Нет. – Он прерывает меня. – В тебе есть эта детская непосредственность, которая привлекает, скромность, которая очаровывает, и смелость, которая вырывается в самые неподходящие моменты и окончательно сносит крышу.

Да неужели?.. Его признание не укладывается у меня в голове.

И прежде, чем я успеваю засомневаться, он обнимает меня за талию, и в этот момент зал взрывается бурными аплодисментами, свет гаснет и включаются софиты. Шоу начинается.

The Fray на сцене уже около пятнадцати минут. За это время они исполнили три песни, и ни одна не оставила меня равнодушной. Теперь они играют Heartless – ремейк на одноименный трек Канье Уэста[37], который наталкивает меня на размышления о потаенном прошлом моего спутника…

«Темной ночью я слышу, как они рассказывают

Леденящую душу историю.

Где-то там, за этой дорогой, он продал свою душу

Ради женщины, такой бессердечной…»[38]

Перевожу взгляд на Роберта. Он на секунду прикрывает глаза и, распахнув их, проводит ладонью по моей спине.

«Ты бежишь и рассказываешь своим друзьям, что бросила меня,

А они в ответ говорят, что не понимают, что ты во мне нашла.

Ты подождешь пару месяцев, а потом увидишь,

Что никогда не найдешь лучше меня…»

А что, если эта девушка изменила ему? Может, в этом и заключается причина его недоверия и паранойи?

Я чувствую, что он пережил нечто печальное, тяжелое. Это видно по его глазам. Озлобленность и холодность всего лишь маска, щит. И он никогда не заговаривает о своем прошлом. Если бы причина была банальной и не оставила шрама, он бы раскололся.

Ох, в чем же твоя тайна, чертенок?

Я вновь обращаю на него свой взор. Он смотрит в зал и, дождавшись, пока музыка смолкнет, оборачивается ко мне.

– Как тебе? – перекрикивая рев толпы, интересуется Роберт.

– Вот так, – поднимаю большой палец вверх. Эддингтон смеется, а из колонок вырывается мощный гитарный рифф.