Заиграла музыка — струны, без ритма и мелодии, переливы, которые звучали для нее как плач кошек.

У стола уже стояли Эдрик, друг Леофрика Дунстан и его молодая жена Уинифред. Астрид нравился Эдрик, и он, казалось, принял ее. Он терпеливо беседовал с ней и помогал ее обучению.

Она несколько раз встречалась с другом Леофрика и его женой, но не знала их хорошо. Дунстан произвел на нее хорошее впечатление — он был красив и обладал хорошим чувством юмора. Его жена всегда молчала. Как и многие богатые женщины здесь, она, казалось, умела только носить одежду.

Астрид не очень хорошо умела носить одежду. Лиф платья совсем не позволял дышать, а руки были почти привязаны к бокам. И голова у нее от всех этих булавок чесалась.

Эльфледа настояла на том, чтобы вплести ей в волосы темные листья и рубины. Астрид подумала, что это глупо, и уступила только потому, что ее новая подруга казалась очень настойчивой, но теперь увидела, что все женщины были одеты и украшены так же.

У стола стоял епископ. Леофрик подготовил ее к встрече с ним, настояв на том, что в этот день необходимо и его присутствие. Поэтому Астрид решила, что будет держаться на другом конце стола и не вонзит свой кинжал ему в глаз на их пиру, перед людьми короля. Но она не станет терпеть его.

Астрид пристально смотрела на священника, пока он не отвел взгляд.

Музыка изменилась, стала более торжественной, и в комнату вошел отец Леофрика, одетый в замысловатый камзол поверх бриджей и дублета, с высокой короной на голове. Леофрик и Эдрик тоже носили короны, но, хотя и были одеты элегантно, плащи из золотых нитей и пятнистого белого меха не носили.

По всему залу женщины и мужчины преклонили колени. Даже Леофрик и Эдрик. Леофрик легонько потянул ее за рукав, и Астрид попыталась сделать то, что должна.

Эльфледа пыталась научить ее этому реверансу, но это оказалось сложнее, чем она думала. От мужчин требовалось лишь опуститься на одно колено. Это она могла бы сделать — не по своей воле, но, по крайней мере, с некоторой грацией. Но женщин заставляли крутить ногами и чуть ли не сидеть на них.

Это было выше ее сил, она пошатнулась и упала бы, если бы не поддерживающая рука Леофрика.

Король заговорил, приветствуя всех за трапезой, а епископ, одетый в золото, почти такой же величественный, как и король, заговорил об их боге. Затем, наконец, король сел, и все остальные тоже.

У этих людей было так много способов показывать превосходство над всеми кроме мертвого, но не мертвого, сына и его собственного отца, висящего на кресте. Все искали, перед кем бы унизиться.

Она никогда не поймет.

Когда подали еду, живот Астрид скрутило от запаха мяса, и она положила на него руку, будто могла успокоить.

Леофрик сразу это заметил и положил свою руку поверх ее руки, лежавшей на столе. Он ничего не сказал, только поглядел на нее. Астрид нашла в себе силы улыбнуться; ей не хотелось сейчас думать о том, что происходило внутри, только не когда она была в жестком платье, а на нее смотрело столько народу.

— Ты в порядке, дитя?

Голос принадлежал королю, и Леофрик повернул голову так быстро, что волосы его взметнулись. Астрид наклонила голову, чтобы посмотреть на короля. Он никогда еще не обращался к ней так.

— Ja. — Она вспомнила, чему ее учили, и добавила: — Ваше Величество.

В этот момент служанка положила ей на тарелку какое-то темное мясо и полила его соусом, и Астрид стало совсем нехорошо. Она вцепилась в стол и заставила свои органы вернуться на свои места.

Когда ей это удалось, она снова посмотрела на короля.

— Хорошо, сир.

Король улыбнулся. Он никогда раньше не улыбался ей. Он перевел взгляд на Леофрика. Астрид не могла видеть, что произошло между ними, но улыбка короля стала шире, и он снова обратил свое внимание на нее и вежливо кивнул.

Она поняла, что он только что все узнал.

Леофрик повернулся к ней, сияя, и на глазах у всех в зале поднял ее руку и поцеловал.

Похоже, она дала им всем то, что они хотели. Все были счастливы.

Если бы только она могла найти способ тоже почувствовать это счастье.


18


— Ребенок растет, ваша светлость, — Эльфледа протянула руку, словно собираясь погладить Леофрика по плечу, но вспомнила о разнице в их статусе и передумала. — Скоро она уже не будет так больна, а потом и вовсе поправится. Когда она почувствует, что в ней зашевелилась жизнь, она изменится. Вот увидите.

Леофрик печально вздохнул, глядя на дверь, которую только что закрыл. За ней осталась женщина, которую он любил с такой силой и глубиной, что иногда это пугало его. Внутри нее рос его ребенок, и вот уже несколько недель он заставлял ее страдать.

И она была так несчастна.

Он точно знал почему. Он бы все равно узнал, он понимал свою женщину, но Астрид была не из тех, кто кривит душой. Она была совершенно откровенна: она хотела быть той, кем была в своем мире. Она не знала, как быть кем-то в его мире. Она не знала, как быть матерью.

Она хотела быть воином. И она никогда не хотела детей.

Единственными женщинами, которых Леофрик знал и которые, казалось, не хотели иметь детей, были девки для утех, но у многих из них все же были дети. Он считал, что это заложено в женскую натуру: с грудью и чревом приходит желание питать жизнь.

Но даже если бы это не было естественным желанием, рождение детей вообще не было чем-то, что можно было выбирать, особенно в его положении. Королевские сыновья производили наследников. Это было целью их брачных союзов — наследники и альянсы.

Но ее мир был другим. В ее мире, казалось, женщины могли идти своим путем, как мужчины, и делать все, что хотели. Когда-то казалось ужасающе жестоким, что существует мир, где мужчины подвергают своих женщин такому риску, дают им в руки мечи и позволяют им стоять рядом с ними и сражаться.

Но теперь он знал Астрид, и такого сильного волевого воина было еще поискать.

Он одел бы ее в доспехи и дал бы ей меч, если бы мог. Но в его мире женщины не сражались. В его мире… который теперь был и всегда будет ее миром. Женщины здесь были матерями и супругами. Она была его избранницей, и она будет матерью его детей. Другого выбора просто не было.

Обессиленная женщина все еще лежала в постели за закрытой дверью, но если она проведет эти долгие месяцы в болезни, от нее может ничего не остаться, ни как от матери, ни как от воина, ни как от женщины, которую он любил.

— Я молюсь, чтобы ты оказалась права, Эльфледа.

— Вот увидите, ваша светлость. Вот увидите.


— оОо~


Король отложил свиток и кивнул на стул перед столом. Когда Леофрик уселся напротив, его отец заговорил:

— Ты клялся, что сможешь сделать ее одной из нас, Леофрик.

Леофрик точно знал, что у отца на уме, когда получил приказ явиться в покои, но осознание ненамного облегчало разговор.

— И я это сделаю. Я уже сделал. Она носит моего ребенка. Она обедала за королевским столом и в общем зале, и вела себя хорошо. Она знает наш язык и наши обычаи. Она сильно изменилась за эти месяцы.

— И все же она остается не спасенной. Она скоро располнеет от твоего ребенка, но ты не женился на ней. Даже крещения она не приняла. Вокруг вас и так много скандала. Сделай ее своей женой.

Астрид не соглашалась креститься, и они не могли пожениться, пока она не согласится. Он не мог жениться на язычнице. Но она не отказывалась от своих богов, а бог, которого представлял отец Франциск, был ей абсолютно противен. Она никогда не позволит епископу прикоснуться к ней — еще одно препятствие в вопросе о браке, если они смогут преодолеть препятствие крещения.

Леофрику не удалось найти аргумента, который мог бы убедить ее. По правде говоря, он был согласен с Астрид больше, чем признавал. Так и было: отец Франциск был отвратительным слугой своего бога и не внушал доверия.

Когда Леофрик не ответил, король продолжил:

— Ты обещал мне идейную победу над ее народом. Победу для Господа Бога нашего. Она должна быть крещена. Должна стать твоей женой. Приведи в этот род наследника, которого он не имеет, Леофрик. Я дал тебе свое одобрение и дал возможность действовать так, как ты хотел. Но время похоти и распущенности прошло. Сделай ее одной из нас.

— А если я не смогу?

— Она не первая женщина, которой придется лить у алтаря слезы и стоять на коленях без ее на то воли. Но если ты не сможешь заставить ее, ты забудешь о ней. Мы найдем тебе подходящую жену, а твою любовницу и бастарда отошлем подальше от двора.

Леофрик откинулся на спинку стула, разинув рот. В течение нескольких мгновений, пока до него дошел смысл слов отца, он мог только моргать.

— Я полагал, что ты не настолько безразличен к Астрид.

— Я не безразличен. Она прелестна, и я вижу, как она изменилась с тех пор, как я впервые увидел ее. Я восхищаюсь силой ее воли, — он улыбнулся. — Я думаю, Дреда была бы очарована ею.

Леофрик тоже улыбнулся, подумав о сестре.

— Она бы была. Она хотела стать пиратом.

Король грустно усмехнулся и вздохнул.

— Я признаю свою собственную вину в том, как с ней обращались. Из-за горя и неверных советов я забыл лицо бога.

Это было почти осуждение Франциска, и Леофрик тут же ухватился за него.

— Если бы Бог не был так тесно связан с епископом в ее сознании, я мог бы убедить ее, отец. Она презирает Франциска. Она помнит, что он наблюдал за всем, что с ней делали. Она помнит, как он улыбался и… — Леофрик замолчал, зная, что отец не поблагодарит его за то, что он облек в слова ужас Черных Стен.

Но Астрид подробно рассказала о своем отвращении к епископу, и его отцу нужно было знать.

— Он улыбался, тяжело дышал и трогал себя, отец. Вот что она видела, когда ее насиловали и пытали почти до смерти. То, что с ней сделали в Черных Стенах, возбуждало Франциска. Так, как не должно возбуждать священника и слугу Бога.