Таня Володина - Охота на доминанта, или 13 отмазок Серова

— Из Москвы.

В глазах за толстыми стёклами загорелось восхищение:

— Из самой Москвы? Ах! А как вас зовут?

— Гм. Егор Константинович.

— Нет, я имею в виду, как вас называют ваши. — она быстро облизнула губы, — подчинённые?

— Так и называют.

— Да нет же, у вас должен быть псевдоним!

Серов вспомнил, как на корпоративном сайте админ поставил ему статус «Мистер Президент», а он просёк это лишь тогда, когда весь офис насладился глупой шуткой. В качестве мести он заставил админа называть его «Мистер Президент» целый месяц. А статус так и не убрал, решив, что немного юмора на сайте не помешает.

— Мистер Президент, — сказал Серов, — некоторые подчинённые называют меня так.

Девочка зажала рот ладошкой, придя в крайнее волнение. Опустилась на колени прямо на грязный пол:

— Мистер Президент, будьте моим доминантом!

Серов отшатнулся от двери, а потом оправился от первого шока и кинулся поднимать девочку с пола:

— Что с тобой? Встань немедленно! Что за представление?

Она демонстративно поджала ноги, не желая вставать. Он поднял её на уровень груди (девочка оказалась неожиданно лёгкой) и, не зная, что делать дальше, снова поставил на пол.

— Это не представление, Мистер Президент! — горячо зашептала странная экзальтированная гостья. — Я умоляю вас, будьте моим доминантом. Я понимаю, для вас это безумная ответственность, и я должна заслужить столь великую милость, но дайте мне шанс! Не отталкивайте меня!

Соседняя дверь приоткрылась, и в проёме показался любопытный красный нос мужичка-крепыша. Серов разозлился.

— Встань и зайди в квартиру, я не буду разговаривать с тобой в подъезде, — прошипел он довольно злобно.

К его удивлению, девочка тут же подчинилась. Вскочила с колен и юркнула в прихожую, только коса просвистела в воздухе. Остановилась у стены и прижалась к ней лопатками, словно защищая свои тылы. Серов захлопнул дверь и повернулся к гостье:

— Давай рассказывай, чего тебе от меня надо. Но только без этого вот: «великая милость», «безумная ответственность». Кратко и по существу.

Она потупилась, но послушно начала рассказ:

— Я мазохистка. Мне нужен садист. Очень срочно нужен. Ну, вы понимаете.

Нет, Серов не понимал:

— Кто-кто ты? Мазохистка?

— Да, — она энергично закивала.

— Это как в том фильме? Как его? Был какой-то фильм, где миллионер лупил секретаршу. Это оттуда ты взяла про мазохизм?

— Нет, мазохизм я взяла из психологии, но фильм был. Три фильма. Вообще-то их было больше, но я всякий артхаус не смотрю, поэтому считаю эталоном Темы только три этих фильма.

— Ну допустим. А от меня-то ты чего хочешь?

— Я хочу, чтобы вы стали моим доминантом. Я понимаю, что скоро вы уедете в Москву, но хотя бы на то время, что вы будете здесь, возьмите меня к себе! Вам же тоже кто-то нужен!

— Нет, мне никто не нужен, — ответил Серов, ничуть не кривя душой.

— Ну как же? Так не бывает, чтобы садисту не нужен был мазохист. Или вы играете со мной? — её глаза загорелись. — Вы уже начали сессию, да? Проверяете меня? Тестируете?

Что-то здесь было не так.

— Послушай... — начал Серов. — Кстати, как тебя зовут?

— Юля, но я предпочитаю, чтобы меня называли Джульетта. Помните, как у Шекспира: «Но что за свет мелькает в том окне? Там золотой восток, Джульетта — солнце!». Я очень люблю эту трагедию.

Ситуация усугублялась на глазах.

— Послушай, Юля, я не тот, за кого ты меня принимаешь. Произошла какая-то путаница.

— Мистер Президент!

— Я не садист, и не доминант, и вообще ко всему этому. — он замолчал, подбирая точное слово, — цирку не имею никакого отношения.

— Не может быть, — потрясённо вымолвила Юля.

— Прекрасно может. Ты ошиблась.

Он хотел прибавить, что ему жаль, но это было бы враньём, поэтому он просто подошёл к двери и открыл замок. Юля уходить не торопились. Серов глянул на неё. По маленькому лицу текли слёзы, а в глазах плескалась такая запредельная безысходность, что он понял: ему всё-таки жаль эту дуру.

— Понимаете, — сказала она нормальным тоном — не умоляющим, не жалобным, не театральным, — у нас в Невиннопыске из садистов только одна Мадам Марго. Мазохистов, как водится, побольше, но все мужчины, кроме меня.

— Что ты сказала? Марго — садистка?

— Да. А вы разве не знали? Я думала, раз вы коллеги, то вы в Теме — то есть занимаетесь тем же самым.

— Продолжай, — не без любопытства потребовал Серов.

Какие интересные подробности выясняются о тихой провинциальной жизни Марго! Теперь понятно, для чего ей красный латексный наряд! Правда, вопрос с памперсами всё равно оставался открытым.

— Так вот, я одна такая неприкаянная на весь Невиннопыск. И даже на весь район. Я уверена, что и другие девушки есть, но они подавляют свои потребности или довольствуются тем, что их бьют мужья. А у меня мужа нет, меня бить некому.

— Ага. И поэтому ты ходишь к Марго.

— Да, но каждый раз мне приходится её уговаривать! Стоять на коленях, целовать ей руки. Я понимаю, что это часть игры. наверное. но иногда мне кажется, что я ей противна. Ей нравятся мужчины, а не девушки. И я полностью её поддерживаю, мне тоже нравятся мужчины. — Юлин взгляд украдкой скользнул по его телу, Серов машинально подобрался и выпрямил спину. — Но что поделать, если мужчин-садистов в Невиннопыске нет? Приходится работать с тем, что есть.

— Ты прямо как Жан-Клод Юнкер, — сказал Серов, вспомнив недавнее интервью, в котором Председатель Еврокомиссии сказал такую же фразу.

— Он тоже мазохист?

— Ну, в какой-то степени...

— И вот я пришла к Мадам Марго, собираясь плакать и умолять меня отшлёпать, а тут вы. Доминант. Настоящий. Из Москвы.

Она всхлипнула.

— Я не доминант.

— Точно?

И столько надежды прозвучало в этом коротком слове, столько затаённого желания! У Серова внутри что-то дрогнуло. Милосердие? Великодушие? Жалость? И, словно желая его добить, Юля произнесла тихо и мечтательно:

— Хоть бы разок ощутить на себе мужскую руку.

— Твою ж. — выругался Серов. — Что нужно делать?

Её грудь под скромной девчачьей блузкой заволновалась. Юля вытерла слёзы со щёк и сказала:

— Просто отшлёпайте меня.

— По. мягкому месту? — он внезапно смутился.

— Да, по попе, — подтвердила она.

— Хорошо. Исключительно из человеколюбия. Один раз.

— Нет, двадцать.

— Да ты с ума сошла! Я сюда на два дня приехал. К тому же у меня дела — недостача на складе, проблемы в коллективе.

— Нет, сегодня двадцать раз! За одну сессию.

Кажется, сессией она называла встречу-контакт между садистом и мазохистом. Серов попытался вспомнить хоть что-то из фильма, на который ходил с тогдашней подружкой, но помнил только, как парочка занималась сексом. И, если память его не подводила, это был совершенно обычный (скучный даже по его мнению) секс, никто героине иголки под ногти не загонял, никто челюсть набок не сворачивал.

Кстати, а секс входил в обязательную программу? После того, как он двадцать раз хлопнет Юлю по попе, он должен будет её трахнуть? Или не должен — а будет иметь право?

Типа кто девушку порет, тот её и... порет?

Серов внимательно посмотрел на Юлю — уже не как на назойливую гостью, а как на тело, которое, возможно, ему придётся трахать. Постарался не скривиться. Ничего в этом теле не привлекало его настолько, чтобы снять штаны и вытащить наружу член. Ладно, потом видно будет. Иногда энтузиазм появляется в процессе.

— Что ж, Юля, — сказал он, — время — деньги. Приступим.

Она кивнула, опустила голову и пошла по коридору прямиком в ту комнату, которая была заперта на ключ. Дёрнула за ручку, толкнула хрупким плечиком и оглянулась:

— Красная комната боли заперта.

На личике — недоумение и обида, словно Серов специально запер эту комнату, чтобы Юлю туда не пускать. Похоже, он зря поддался минутному импульсу: он ещё ничего не сделал, а она уже недовольна.

— Красная комната боли, значит, — констатировал он. — А коричневая комната кожи не подойдёт? Или леопардовая комната сердца?

— Что? — удивилась Юля.

— Могу отшлёпать тебя в храме ледяного холодца.

— С таким настроем не получится, — понурилась Юля. — Вам я тоже противна.

В принципе она была права, но Серов почувствовал, что перегнул палку. Взялся поиграть в доминанта — нечего стебаться. К любому делу нужно подходить серьёзно и со всей ответственностью.

— Пойдём в гостиную, — сказал он.

Они зашли в комнату со стенкой и кожаным диваном. Серов огляделся и выбрал кресло у окна: оно показалось ему самым уютным, к тому же он не любил сидеть спиной ко входу. Он уселся поудобнее и посмотрел на Юлю. Ждал, что она будет делать. Снимет, краснея, с себя всю одежду? Устроит неловкий провинциальный стриптиз? Опустится на красный выцветший ковёр и поползёт к нему, призывно облизывая порочный рот? Хотя нет, рот у неё не порочный. Обычный девичий рот, по московским меркам даже тонкогубый.

Юля подошла сбоку, примерилась и упала ему на колени через оба подлокотника. И выпятила зад, обтянутый плотной твидовой тканью.

И что теперь?

С одного краю болталась русая коса, с другого — ноги в гольфах и босоножках. А прямо перед ним возвышался аккуратный твидовый холмик, который ему предстояло шлёпнуть двадцать раз.

Ерунда. Это займёт три минуты, а потом он распрощается с мелкой мазохисткой и пойдёт