Таня Володина - Охота на доминанта, или 13 отмазок Серова

— Этот ваш караван-сарай в фавелах?

Егор Константинович явно злился, но Юля не могла понять почему.

— Не осуждайте мою мать! Я родилась в нулевом году, тогда здесь трудно было. Да и сейчас нелегко. Это в Москве у девушки есть выбор, а в наших. фавелах, как вы выразились, случайная беременность от человека, который не собирается жениться, — это приговор. Вы не понимаете, как сложно одинокой девушке с нагулянным ребёнком.

— Но сейчас-то дети выросли. Твоя мать может уйти от нелюбимого мужа.

— А ей некуда уходить, к тому же она привыкла. — Юля вспомнила ещё одну подходящую цитату: — «Привычка свыше нам дана: замена счастию она».

Утро опять стало хмурым. Радость поблекла, увяла. Зачем он завёл этот ненужный разговор? Какая ему разница, кем работают её родители и где она живёт? Зачем он лезет в её личную жизнь, которая его совершенно не касается?

Он достал из кармана и протянул ей бумажный платок:

— Прости меня. Не плачь. Я должен был узнать, какое участие принимает мать в твоей жизни. Теперь мне спокойнее: хотя бы один нормальный человек рядом с тобой, а не только эти. животные.

Юля высморкалась и взглянула на него. О чём он? Он что-то знает? Гошка вчера разболтал что-то непотребное? Осмотр... Неужели ему хватило наглости хвалиться такими мерзкими вещами? В солнечном сплетении ворохнулся неприятный холодок. Егор Константинович словно заметил её страх и сказал весёлым голосом:

— А ты ещё не передумала по поводу нашего спора?

— Нет, конечно! Я готова взойти на андреевский крест прямо сейчас! И доказать вам, что я настоящая мазохистка, а не какая-то там... нимфетка.

— Нимфоманка, — поправил Егор Константинович, пряча улыбку, — хотя что-то нимфе-точное в тебе есть. Я договорился с Марго на вечер, она подготовит крест и плеть. Так что — взойдёшь и докажешь.

После этих слов Юля больше не думала о Г оше и о том, что он мог выболтать её постыдную тайну. Она погрузилась в размышления о предстоящем вечере. Если она возбудится от порки Марго, то сможет потребовать у Серова исполнения желания. Но если порка её не возбудит, то ей придётся исполнить желание Серова: переспать с ним.

Неужели это случится сегодня?!

Юля

Она хотела быстренько купить первые подходящие по диоптриям очки, но с Егором Константиновичем такой трюк не прошёл. Он хотел получить полный сервис. Это было так по-московски и по-доминантски. Он нашёл самый лучший салон, заставил окулиста проделать всё необходимые манипуляции с её глазами, а потом долго и придирчиво выбирал оправы.

— Да давайте любую купим, мне всё равно. Можно самую дешёвую. Те очки, которые потерялись, стоили меньше, чем в этом магазине стоит шнурок на шею, — сказала Юля.

— Тебе всё равно, а мне нет, — ответил Егор Константинович. — Твои очки были уродскими, они портили твою красоту.

«Твою красоту»! Юля хотела сказать, что никому её красота и даром не сдалась, лучше слиться с местностью и не отсвечивать, но он её не слушал. Снимал со стенда и примерял ей на нос одну оправу за другой.

— У тебя слишком нежное лицо, — наконец сказал он, — все оправы тебя портят. А, может, попробуем линзы?

— Да, — хором обрадовались окулист и продавец, — давайте попробуем линзы! У нас представлена продукция элитного европейского бренда.

— Несите! — перебил их Егор Константинович.

Через час в сумочке Юли лежал годовой комплект самых лучших в мире (по мнению продавцов) линз. А ещё одна пара была вставлена в глаза уверенной рукой окулиста. Юле казалось, что она прозрела. Она потрясённо смотрела на врача, на салон оптики и на Егора

Константиновича... Главное — на Егора Константиновича. Он был ещё привлекательнее, чем она помнила до потери очков. И сегодня вечером, если она не выдаст нужную реакцию на порку, он её трах.

— Какие зелёные у тебя глаза, — прошептал он.

— Да, какие зелёные у неё глаза! — как попугаи повторили окулист и продавец, прицокивая языками от восхищения. — Местами даже голубые!

Юля смутилась. Не из-за комплиментов, а из-за того, что могло произойти вечером. Нет, она была уверена, что победит в споре, но тело — механизм тонкий. Вдруг она проиграет и ей придётся отдаться этому красав... Егору Константиновичу? Жар прилил к щекам.

На улице она потянула его за рукав и, когда он обернулся, сказала:

— Спасибо, Егор Константинович.

Она имела в виду не только линзы, но и всё остальное, и он её понял. Положил руки ей на плечи осторожным невесомым жестом:

— А давай на «ты», ладно? А то как-то неудобно: у нас такие. близкие и доверительные отношения, а ты меня всё на «вы» и по имени-отчеству. Меня это смущает. Зови меня просто — Егор.

Он улыбнулся, блеснув зубами, как в рекламе отбеливающей зубной пасты. Юля стояла бы так вечно: на плечах его ласковые руки, греет солнышко и мир вокруг такой яркий и зримый, словно окно помыли после долгой грязной зимы. И сладко-грустно замирает сердце от преходящести этого момента.

— Просто «Егор» не могу, вы же директор, — выдохнула она.

— Так мы же не на работе. Хотя плевать! Можешь звать меня по имени даже на работе. Вон Антоха Цуканов зовёт меня Егором и ничего.

— Я не Антоха, я. ваша кассирша со странностями. Люди будут о нас говорить. Слухи пойдут.

— Да какая разница?

— Вам — никакой.

Он сжал её плечи и отпустил:

— Ты права. Я не подумал: наши встречи могут тебя скомпрометировать. Ты должна быть очень осторожной. — На его лице не было обиды, но появилась злость. Улыбка исчезла, губы сжались в жёсткую полоску. — Я всё время забываю, какие дикие нравы у вас в Не-виннопыске и конкретно в вашей грёб. Извини, в вашей семейке. Никак не могу отойти

от вчерашнего общения с Гошей.

Неужели и правда Гоша что-то разболтал?!

Егор Константинович открыл перед ней дверь «Лендкрузера»:

— А теперь поедем в кондитерскую! Марго дала адрес одного заведения, будем кормить тебя профитролями.

***

После кондитерской, где они действительно наелись профитролей со взбитыми сливками и выпили чайник зелёного чая, Егор Константинович отвёз её на работу. Сам зашёл на минутку, чтобы забрать документы, которые она подготовила по его просьбе ещё накануне, — список поставщиков, привозивших материал на склад за последние три месяца. Серов забрал папочку, сказал, что поработает в гостинице, и уехал.

Пока все смотрели на неё такими взглядами, словно пытались угадать, какие отношения связывали владельца бизнеса с кассиршей, Андрюшенька прибежал со склада и властно уволок Юлю в коридор. Отвёл в тёмный уголок и, чуть не плача, сказал:

— Я так виноват перед тобой! И перед Егором тоже! Ты должна меня выслушать и простить!

— А что с Егором? — насторожилась Юля.

В чём состояла вина Андрюши перед ней, она знала — на шашлыках у директора он вёл себя отвратительно: скакал в леопардовых плавках, строил глазки Егору Константиновичу и грозился за ним приударить. Испортил ей настроение во время обеда, несправедливо обозвал гомофобкой. Но когда он успел провиниться перед Егором Константиновичем? Они ведь даже не встречались после шашлыков. Или встречались?

— Во-первых, я хочу попросить прощения за то, что вздумал перейти тебе дорогу. Поверь, я тебя обожаю, ты мой единственный друг — с первого класса и до последней капли крови! Но вчера у меня случилось помутнение! Знаешь, как пел Фредди: «У меня была голубая мечта»? — Андрюша театрально раскинул руки и пропел первую строчку из «Барселоны». Юля кивнула, она сто раз слышала эту песню. — Егор, он... Короче, не буду повторяться, я и так вчера наговорил лишнего. Егор классный. И он натурал. Прости меня, пожалуйста!

— Да ладно, — ответила Юля, — с кем не бывает? Он и правда классный, так что я тебя понимаю. А перед ним ты в чём виноват? Разве вы общались?

Андрюша так тяжело вздохнул, что Юля испугалась по-настоящему. В последний раз такие душераздирающие вздохи предшествовали рассказу о том, что это он подложил в соседский сарай грабли, которые треснули Гошу по лицу. Андрюша прекрасно знал, что Гоша прячет в сарае бутылку вина и бегает туда каждые пятнадцать минут, чтобы сделать глоток. Вот и подложил у входа грабли. А сам спрятался за забором и смеялся, когда Гоша заверещал и выскочил из сарая с шишкой на лбу. Юле тогда влетело: отчим решил, что это её проделка.

Судя по всему, в этот раз Андрюша тоже здорово накосячил.

— Ты с ним общался, — догадалась Юля. — Когда? Вчера вечером? После того, как он вернулся от цыган?

— Нет, сегодня утром. Я вышел из дома, хотел зайти за тобой, да вспомнил, что мы поссорились. Пошёл на работу один. Вижу — стоит его машина.

— И ты полез к нему в машину?! Как ты мог?! Какая возмутительная наглость!

Её затопила жгучая неприязнь к дерзкому, пронырливому и эгоистичному Андрюше.

— Никуда я не лез, он сам позвал! И как-то так вышло, что я признался ему в чувствах, а он признался, что ему нравятся девушки. Потом мы поговорили о моём будущем парне...

— Чего?!

— Ну, Егор посчитал, что по статистике в Невиннопыске живёт пятьдесят геев, но по закону подлости мне подходит только один. Неважно. Главное, у меня есть шанс! Понимаешь? Если я буду более открыт и дружелюбен в общении с местными парнями, то смогу найти того единственного, который предназначен мне судьбой. Не зря же мы оба родились в этих гребенях? Я должен его найти!

— Ты и так слишком открыт, — засомневалась Юля. — Сколько раз тебя унижали и били за твоё дружелюбие?

— Много, — согласился Андрюша. — Но если я буду сидеть за печкой, как пугливый таракан, то этот мальчик, этот застенчивый робкий юноша.