на кухню лопать холодец.

С мелкой...

Мелкой!

У Серова от ужаса ёкнуло сердце. Как-то она маловата для таких занятий! Ростом ему до плеча, весит не больше пятидесяти килограмм, лицо детское, выглядит. Ох, твою налево! Сколько же ей лет? Он схватил Юлю за косу, она подняла голову и стала похожа на женскую резную фигурку на носу старинного корабля.

— Сколько тебе лет? — грозно спросил он.

— Двадцать, Мистер Президент.

— Не врёшь? Паспорт с собой?

— Паспорта нет, Мистер Президент, но я не вру. Доминантам врать нельзя, за ложь положено строгое наказание.

— Ладно, — расслабился Серов. — Но. разве для мазохиста наказание не в радость? Чем строже — тем лучше?

— Вы правы, Мистер Президент. Но мне точно девятнадцать.

— Сколько?!

— Восемнадцать.

Он натянул косу так, что Юля посмотрела в потолок:

— Восемнадцать лет и шесть месяцев! Я родилась в нулевом году. Клянусь, Мистер Президент.

Серов подумал, что ей нравится, когда её тянут за волосы. Её тело на его коленях напряглось и как-то по-особенному изящно выгнулось. Другая бы уже двинула ему по лицу, а эта терпела боль и не сделала ни единого движения, чтобы освободить свою косу из захвата. Это, наверное, и был тот самый мазохизм.

Серов глубоко вздохнул и шлёпнул Юлю по попе. Удар получился мягким и рассеянным, словно он стряхивал крошки с декоративной подушечки. Юля покосилась на него через плечо. Казалось, она обеспокоенно спрашивала: «Что, и это всё?». Было неприятно. Как будто он не оправдал ожиданий. Серов шлёпнул сильнее, но толстая твидовая ткань поглотила и звук, и удар. Юля снова оглянулась. Сказала:

— Мистер Президент, вам будет удобнее, если вы.

— Лежи смирно, — ответил он нарочито грубым голосом, вживаясь в роль доминантного альфа-самца, — я сам знаю, как мне удобнее.

Он взялся за подол юбки и потащил её наверх. Обнажилась изнанка коленей, потом худенькие бёдра. Дальше юбка не задиралась, но он рывком приподнял Юлин таз и легко стащил ткань к талии, собирая её в складки. Теперь поперёк его бёдер — нереально мощных и крупных по сравнению с тщедушным девичьим тельцем — лежала маленькая задница в белых хлопковых трусиках. Серов подцепил их пальцем и сдёрнул до самых коленей. Юля вскрикнула, всплеснула руками, словно пытаясь натянуть трусики обратно, но через пять секунд замерла. Не расслабилась, нет: он видел, как напряжены её ноги и ягодицы. Она просто застыла, как гипсовая статуя на постаменте (только не стоя, а лёжа, как будто её повалили революционеры).

Серов глянул на обнажённую попу и обомлел.

Это была не первая женская задница, которую он видел столь близко и столь подробно.

Но это была самая безупречная задница в его жизни. За двадцать восемь лет он не встречал подобного совершенства и даже не предполагал, что оно существует. Идеальные перламутровые полушария, гладкие и упругие. Целомудренные, но развратные. Прохладные, но вызывающие прилив крови ко всем пещеристым и губчатым телам в его организме. Серов невольно потянулся и склонился над этим чудом природы. И тут он увидел аккуратный, светленький, туго сжатый анус, почти неотличимый по цвету от остальной кожи. А ниже, между неплотно сомкнутых стройных ног розовело нежное шёлковое устье — вход в жаркое девичье тело.

Он шумно втянул в себя воздух. Молния на брюках больно врезалась в член. Пришлось привстать и передвинуть его из штанины в сторону левого кармана. Так было полегче. Последний раз спонтанная эрекция доставляла ему неприятности на уроке физкультуры в десятом классе, когда Маша Сидорова прыгала через «козла» без лифчика. Впрочем, тогда спонтанная эрекция настигла всех парней, включая старого физрука. Но в двадцать восемь лет? Всего лишь от вида женских ягодиц?

Он сглотнул и потряс головой, как будто это могло помочь избавиться от наваждения.

Положил одну руку на беззащитный копчик, а другой примерился и отвесил неслабый шлепок. Юля сдавленно прошептала:

— Раз.

6. Прирождённый доминант


На коже сразу же проступило розовое пятно. Чуть поколебавшись и не зная, входит ли это в кодекс поведения настоящего доминанта, Серов погладил потеплевшие ягодицы. Юля лежала смирно, никак не комментируя его действия, только россыпь мурашек на попе выдала её чувства.

Серов ухмыльнулся и принялся шлёпать дальше.

— Два, — считала Юля, — три, четыре...

Ему приходилось напрягать слух, чтобы разобрать её слова. То ли у неё горло перехватило от волнения, то ли она находилась на грани обморока от счастья.

— Громче! — приказал он.

— Пять! — испуганно выкрикнула она.

Он не знал, больно ей или нет. И должно ли быть больно. И где та грань между болью, которую она согласна от него принять, и той, которая будет невыносима? В мозгу всплыла смутная информация о стоп-слове, но ничего конкретного Серов припомнить не смог. Он выкинул эти мысли из головы, сосредоточившись на румяной попке, которая начала подёргиваться от его ударов. Если Юле станет по-настоящему больно и неприятно, то она найдёт способ его остановить. Ну, не дурочка же она? Или?.. До сих пор ничего в этой девочке не говорило о её особом здравомыслии или развитом чувстве самосохранения. Вломилась в чужую квартиру, уговорила незнакомого мужчину её отшлёпать, доверчиво подставила голую попку. Может, она вообще ненормальная?

Серов притормозил. Спросил:

— Сколько?

— Четырнадцать, Мистер Президент.

— Тебе не больно?

— Больно, Мистер Президент.

— Больно? Очень?

— Больнее, чем делает Мадам Марго. Спасибо большое, Мистер Президент, вы прирождённый доминант! Вы даже не представляете, как я вам благодарна.

Он в задумчивости побарабанил пальцами по гладкому бедру. Это был комплимент? Прирождённый доминант... Он ощутил себя странно польщённым. Шлёпнул снова. Теперь ягодицы налились малиновым жаром, и Юля беспокойно ёрзала на его коленях после каждого удара. Она то выгибалась лопатками вверх, то виляла задом влево-вправо, то болтала ногами в гольфах и босоножках. Иногда твёрдой косточкой бедра она придавливала его член, дымящийся в штанах, и тогда Серов тихонько шипел от острого удовольствия и потребности разрядиться.

Так всё-таки он должен её после этого трахнуть или нет?

Говоря иначе, секс — это обязательная часть программы или произвольная?

— Семнадцать, — сказала Юля и застонала.

Серов прислушался. Вроде похоже на стон от боли, но можно подумать, что от наслаждения. Он никогда не умел правильно интерпретировать женские звуки во время секса. А то, что происходило между ним и этой ненормальной девчонкой, сильно походило на секс.

По крайне мере у него стояло так крепко и могуче, как давно уже не стояло со всеми этими производственными проблемами, вечными недостачами на складе, убытками, налоговыми проверками, чёрным обналом и неистовыми московскими пробками. Пальцы его случайно скользнули в расщелину между ягодицами. Совершенно непреднамеренно, он не собирался трогать её там! В конце концов она просила её отшлёпать, а не удовлетворить мануально. Но теперь, когда он ощутил под пальцами предательскую влажность и податливость набухших половых губ, он понял, что она тоже возбуждена. Она просто сочилась от желания. Маленькая скромная развратница в очках и белых гольфиках!

Уже не стесняясь, Серов подтащил Юлю к себе поближе — так, чтобы её вес давил ему в

нужную точку. Он от этого, конечно, не кончит, но будет приятно чувствовать её трепет и подёргивания. А кончит он, когда засунет свой член в какую-нибудь из бесстыдно выставленных дырочек. Он от души шлёпнул по румяным ягодицам, и снова услышал чудесный стон. Воодушевившись, в последних два удара он вложил всю свою страсть. Трахаться хотелось не по-детски.

7. Только боль


Некогда прохладная перламутровая попа выглядела после двадцати шлепков как раскалённая сковородка. Казалось, если послюнявить палец и приложить к коже, — раздастся шипение. Он здорово поработал! Даже его ладонь покраснела и довольно чувствительно горела. Захотелось опустить её в холодную воду, остудить жар. Но у Серова были и более насущные потребности. Его член рвался из штанов, как шило из мешка.

Сейчас будет секс.

Серов, не таясь, провёл пальцем по ложбинке.

— М-м-м, — донеслось жалобное поскуливание от подножия кресла.

Он остановил палец на светленьком симпатичном анусе, заворожившим его своей чистой красотой с первого взгляда, и легонько нажал. Мышцы чуть продавились, но расходиться не собирались. Очевидно, Юля пользовалась этим отверстием исключительно по назначению, то есть вектор движения был направлен изнутри наружу, а вовсе не наоборот, как у некоторых любительниц анального секса. Но почему бы не попробовать? Он надавил сильнее. Юля всхлипнула, в воздух взметнулись босоножки. Властным жестом он прижал её ноги к подлокотнику. Она же мазохистка — так пусть терпит! Но мазохистка терпеть не собиралась. Ей явно не нравились анальные игры. Она вильнула попой, и палец Серова соскользнул с ануса в набухшие влажные губки. Юля коротко вскрикнула и попыталась сомкнуть ноги. Это было так мило (и сексуально!), что Серов положил ладонь ей на поясницу, чтобы зафиксировать в неподвижной позе и принялся её дразнить. Он и сам находился на грани оргазма, а неистовый девичий пыл лишь сильнее разжигал его страсть. Никогда раньше у него не было такой долгой, безумной и оригинальной прелюдии.

— Нравится? — спросил он, катая под средним пальцем маленький, но ощутимо твёрдый клитор. — Тебе хорошо? Хочешь ещё?

— М-м-м... — снова проныла Юля.

Наверное, это было «Да!». Он усилил нажим, принялся теребить клитор слева направо, вкруговую и вверх-вниз. Юля не отстранялась от ласкающего пальца. Напротив, она подалась попкой назад и делала такие движения тазом, словно подмахивала. Это вдохновляло!