Я решаю принять душ, смыть горячей водой чужое зловонное дыхание и противные прикосновения. Захожу в ванну и долго стою у зеркала, все еще не могу прийти в себя. Сегодня я очень сильно испугалась. Впервые я была такой беспомощной, что казалось мое тело больше не принадлежит мне. Жуткое ощущение непреходящего, удушающего ужаса. Паника, граничащая с истерией.

Умываю лицо водой, брызгаю на щеки и губы. К счастью извращенцам-ювелирам не пришло в голову прикасаться к моему рту. Закрываю глаза и просто дышу, успокаиваясь. А потом кожу снова покалывает, а еще хитрая змейка, знакомая, шершавая, с игривым длинным язычком. Она ползет по позвоночнику, ласкает огненным жалом, лишая меня способности трезво мыслить. Собственно как всегда и бывает рядом с НИМ.

За моей спиной стоит Полянский. Я не слышала, когда он пришел. Он сосредоточен и собран, разглядывает меня в отражении зеркала, между бровей залегла привычная складка. Я молчу, тяжело дыша, словно после многокилометрового кросса. Мне кажется, так долго друг на друга мы не смотрели никогда в жизни.

Я не огрызаюсь и не спорю, не пытаюсь сбежать или как-то обозвать его. Даже двигаться не хочу. Устала и очень-очень испугалась. А олигарх единственный, кому оказалось не все равно, что со мной сделают два богатых извращенца.

Эта мысль странным образом греет мою душу.

Еще с утра я ненавидела его. Или хотела думать, что ненавижу, потому что рядом с ним я слабая, безвольная и немного глупая. А кому нравятся быть слабой? Он странно действует на меня, почти так же сильно, как на всех остальных женщин. Я говорю «почти», потому что еще могу слегка сопротивляться.

Пришел ко мне, потому что захотел быть со мной. Пусть только сегодня, пусть на пару часов, но именно со мной. Разве не об этом мечтают девяносто процентов женщин, смотрящих на этого высокого, красивого мужчину? Так странно. Гордая и независимая Вера Образцова безумно радуется ненавистному Полянскому. Как же просто я сдаюсь ему на милость. Слабачка…

— Я решила, что ты очень занят, — не узнаю свой голос. Говорю нежно, совсем не так, как обычно беседую с ним.

— Я разобрался с делами, — все так же жестко и непреклонно, отделяя каждое слово.

А мне нравится, даже губы пересыхают. Я слабая девушка, а он сильный мужчина. По спине ползут мурашки.

— Прошло всего пятнадцать минут.

Мне горячо и уже сладко. Для нас двоих здесь слишком мало воздуха. Он ведь тоже это чувствует? Иначе зачем приехал?

— Дела были незначительными, — ухмыляется Полянский.

А я только сейчас понимаю, насколько я живая рядом с ним. Полянский разжигает во мне столько жизни, что в пору расправить руки и взлететь, словно птица. Богатый, наглый, сильный, властный, он не подчиняется мне и никогда не будет подчиняться. Не уступит, не станет бегать и не прогнется. Но разве этого мне хочется на самом деле?

Он делает шаг, и теперь мне некуда бежать. Да я и не хочу. Раковина давит мне на живот, спиной я чувствую твердую мужскую грудь. Он стягивает майку через голову, бросает на пол и остается голым по пояс. В зеркале успеваю пробежаться взглядом по внушительным плечам, мощной груди, мускулистому животу, отметив красоту темных пятнышек сосков. Небольшая поросль волос и испарина. Непроизвольно облизываюсь, от всего увиденного.

Я тоже хочу быть голой для него. Он кладет руку на мою шею, эротично проводит пальцем по моим губам. Я вижу это в отражении, мы оба видим. Олигарх сжимает мое горло, массирует, а затем наклоняется и жадно целует ухо, кусает мочку, царапает трехдневной щетиной.

Закатываю глаза от удовольствия. Отпускает шею, спускается ниже, бесцеремонно теребит грудь, сжимая ее через майку, впечатывает в свое тело так, что я не могу ни спрятаться, ни скрыться. Полянский слишком сильный, чтобы у меня появился хоть шанс сопротивляться ему. Он разворачивает меня к себе лицом, наши глаза встречаются. Планета останавливается. Он медлит несколько секунд, а затем глубоко и жарко целует в губы.

Я, шокированная этим, щедро целую его в ответ. Наши языки переплетаются, все тело ноет от желания. Олигарх не отпускает мою грудь, сильно тянет за соски и, тяжело дыша, принимается расстегивать мои шорты, бесцеремонно стягивая их вниз. И я позволяю. Сегодня он мой герой, сейчас он заслужил свой трофей. И я жажду отдаться победителю.

Он подсаживает меня на раковину. А я задыхаюсь, замечая, что брюк, как и боксеров на нем уже нет. Впервые вижу его шикарный член так близко. Он прекрасен, идеален, красив и огромен, как же иначе? Разве у такого мужчины могло быть по-другому? Хочется заскулить от нетерпения, когда красивая, крупная, блестящая головка настойчиво трется о мой вход, но, дразнясь, никак не скользнет внутрь. И я готова умолять Полянского, чтобы он как можно быстрее проник в меня. А он лишь давит, остро глядя мне в глаза, заставляя ерзать от желания.

Да, я дошла до кондиции, я хочу испытать этот дикий экстаз еще раз, ведь так мощно меня в жизни брал только один мужчина. Полянский надавливает и скользит внутрь, а я вскрикиваю, когда он растягивает меня, достигая ощущения невероятной наполненности. Моментально становится хорошо. И вот я уже сама обнимаю его за шею, притягиваю к себе. Он держит мои ноги, двигаясь быстро и ритмично, так как ему нравится.

— Шшш, путана, потише, — надменно усмехается, властно закрывает рукой рот, при этом то ли царапает, то ли целует шею.

Он так близко. Лицом к лицу. Губы больше не трогает, но наше дыхание туго переплетается, дополняя друг друга. Он двигается все резче и от этого только слаще.

— Нравится? — эгоистично желает он услышать то, что и так очевидно.

— Да! — хнычу я, сдаваясь олигарху без боя. — Да! — бесстыдно повторяюсь.

Мы прижимаемся друг другу, неистово соединяясь и я, забыв обо всем, заключаю его в свои тугие объятья. И если так я должна умереть, то пусть я лучше умру, чем останусь хоть на секунду без этого немыслимого, жаркого и очень грязного удовольствия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 26

Секс без отношений — это, как ходить по тонкому льду. С одной стороны, оба партнера понимают, что выпустили пар. Но с другой, когда твое отношение к жизни далеко от легкомысленного… Возникает неловкая пауза. Ну не могу я так спокойно к этому относиться. Принять то, что мы с Полянским в очередной раз просто перепихнулись, очень сложно. Рассматриваю плитку, пол и стены. Только бы не дать взглянуть себе в глаза и не пустить его в свои мысли.

Соберись, Вера Образцова, нечего особенного не произошло. Тебе хорошо, ему хорошо, разве это не прекрасно? Да, этот раз очень отличался от предыдущего. Он поцеловал меня в губы, он смотрел мне в глаза и даже, казалось, следил за моим удовольствием. Но, возможно, это лишь мое восприятие, а Полянский думает иначе. Почему я вообще размышляю о том, что думает Полянский? Какая разница, он ведь мерзкий тип.

Надо проще относиться к телесным утехам. Полянский умен, интересен, хитер, властен и полигамен, как грациозный лев, царящий в своем прайде. В период половой активности, распаленный страстью лев придаётся страсти каждые пятнадцать минут с любой, попавшейся под руку самкой.

— Я в душ, — медленно отлипаю от мужчины и проскальзываю за перегородку.

Мне нужно спрятаться, исчезнуть из виду, чтобы не принимать никаких решений. Если он покинет «Студеную Гуту», значит, так тому и быть. Это будет его выбор. Я не покажу виду, что мне неприятно и слегка обидно. Конечно, противно считать себя какой-то там «прослойкой», почти что «прокладкой» между моделями. Но ничего не поделаешь. Захотела сама. Знала, куда полезла. Могла бы сопротивляться, а не целовать его в ответ. Поэтому никаких лишних телодвижений. Если уйдет, то будем считать, что Полянский ушёл с передовой, отступил.

За мной Полянский в душ не идет. Понимаю, мыться вместе — это слишком личное. Черт его знает, где там у него границы дозволенного для столь недолгого знакомства. Я включаю самую горячую воду, которую только могу выдержать, отмокаю, возвращая гибкость телу. Долго намыливаюсь жёсткой мочалкой с мылом, тяну время. Что именно происходит за перегородкой мне не видно. Устав изображать зефирного человечка, с ног до головы намыленного гелем для душа, я аккуратно выглядываю, Полянского негде нет. Тихо. Ну что же, так тому и быть. Решил уехать, не прощаясь, чтобы я не попыталась его отговорить. Возможно, это очень правильное решение. Завтра я расстанусь с Виктором, потому что пора признать, что я просто не хочу его как мужчину. И все вернется на свои места.

Разговор с Виктором обещает быть неприятным, но так бывает, и Полянский здесь совершенно не причем. У нас была симпатия, но этого явно мало. Особенно после той страсти, которая накрывает меня с головой рядом с олигархом. Виктор достоин взаимности, а не партнерши избегающей с ним интимной близости. Плюс, меня все еще коробит то, что он уснул, бросив меня на празднике. Я слегка разочарована, даже возмущена подобным поступком. Он не мог не знать о вкусах хозяев дома, и все равно таскался между гостями, даже после того, как две пиявки присосались ко мне, закармливая шашлыком и обливая вином.

Неприятный разговор с Виктором, который так и не пришел ко мне на помощь, отходит на второй план — сейчас мысли занимает другое. Очевидно, что если мы с Виктором расстанемся, то с олигархом больше никогда не столкнемся. Повода оказаться на одном и том же празднике у нас больше не будет. В «McDonalds» никелевые магнаты не ходят.

Хмурюсь, отодвигая пластиковую перегородку. Делаю шаг вперед и от подобных размышлений теряю равновесие, нелепо взмахивая руками и изо всех сил стараясь не упасть. Внутри немного странно, как будто зябко. Ну нет, в голове не укладывается. Не может меня это расстраивать. Беру себя в руки. Быстро и ловко обтираюсь полотенцем. Кожа становится красной и немного покалывает.